Послание в будущее - Паата Шалвович Амонашвили

на постели.

Перед ним было страшное привидение — черный силуэт монаха в капюшоне с мерцающей лампой в руках. Привидение задвигалось, и кардинал тут же узнал его:

— Отец Жозеф?! Что вы тут делаете?

Отец Жозеф постоял пару секунд и ответил:

— Ваше преосвященство, вас просит к себе его высокопреосвященство.

Лохелиус сразу встал:

— Конечно, я сейчас… Буду готов через три минуты…

— Жду, ваше преосвященство, у дверей, — ответил отец Жозеф и вышел.

Встав с постели и наскоро одевшись, Лохелиус отправился на заветную встречу. Отец Жозеф проводил его в покои Ришелье, очень учтиво открыл перед ним дверь, а сам встал у входа, как тень.

Бледный Ришелье сидел полулежа на диване. Несмотря на нездоровый вид, он выглядел бодро и, увидев вошедшего, сказал:

— Ваше преосвященство, не обращайте внимания на мое больное тело, которое постоянно страдает всякими тяжелыми недугами. Я крепок духом назло врагам. Пожалуйста, простите, что я пригласил вас в столь неудобный час.

— Ваше высокопреосвященство, — ответил Лохелиус, — я рад видеть вас в любое время дня и ночи.

— Давайте, для начала, помолимся, — сказал кардинал и обратился к отцу Жозефу, — преподобный, прочтите нам утреннюю молитву.

Отец Жозеф вышел из тени, шепотом неразборчиво прочитал молитву и, закончив, опять ушел в тень.

Тогда Ришелье обратился к Лохелиусу:

— Мой дорогой кардинал. Сегодня на капитуле вы сделали мудрый выбор. Здесь у меня пожертвование для вас в шестьдесят тысяч дукатов золотом от вновь избранного гроссмейстера Валентинуа. Не откажите принять, пожалуйста…

Удивленный Лохелиус ответил:

— Ваше высокопреосвященство, я безмерно благодарен вам! После посвящения в магистры я чувствую себя вознесшимся на седьмое небо. Это полностью ваша заслуга, и она бесценна. Поэтому я молю вас принять все это состояние от меня как пожертвование на ваши великие дела, на благо спасения душ всех истинных католиков.

Кардинал с интересом взглянул на Лохелиуса и спросил:

— Вы хотите пожертвовать всю сумму или только часть?

Лохелиус ответил:

— Хочу пожертвовать все.

Кардинал сказал:

— Конечно, я признателен, но позвольте спросить, почему прямо все? Вы можете ограничиться лишь половиной этой суммы, и я остался бы столь же благодарным.

Взвесив ответ, Лохелиус ответил:

— Мое пребывание здесь — полностью ваша заслуга, следовательно, мой голос также принадлежит вам. Как же я мог присвоить хоть дукат из того, что мне не причитается?

Ришелье улыбнулся:

— Мне нравится ход ваших мыслей, но я приму лишь половину содержимого этого сундучка, ибо такова воля Бога — мы должны давать дань справедливости. Отец Жозеф, займитесь расчетами и отправьте в покои кардинала Лохелиуса половину содержимого этого сундука. Но перед тем прошу вас раздать нищим десятую часть.

Отец Жозеф молча кивнул и убрал сундук к себе в тень.

— Дорогой кардинал Лохелиус, — сказал Ришелье, — позвольте теперь поговорить с вами как с магистром. Я не мог сделать этого вчера, до вашего посвящения.

Тут Лохелиус понял, что начинается очень серьезная беседа.

— Я весь во внимании, — ответил он.

— Если я не ошибаюсь, — сказал Ришелье, — вы честью и словом служите его святейшеству, императору Священной Римской Империи, мудрейшему правителю Фердинанду.

— Совершенно верно, — ответил Лохелиус.

— Я также осведомлен о том, что некоторое время назад его императорское величество начал священную войну ради освобождения империи от всех еретиков и первым делом освободил Богемию и Моравию. Я с ним согласен, когда он говорит, что лучше бы правил пустыней, чем страной, полной еретиков.

— Ваша осведомленность достойна только восхищения, — ответил Лохелиус.

Кардинал Ришелье оставил похвалу без внимания и сказал:

— Его величеству помогает в этом богоугодном предприятии правитель Испании. С его помощью император провел первое успешное наступление, изгнал еретиков и к своему ужасу обнаружил, что с началом военных действий казна чудесным образом опустела. Ведь война — очень дорогое удовольствие, даже для всемогущих монархов.

— Вы вновь правы. Ваше послание с приглашением на капитул застало меня в тот самый миг, когда я направлялся к его величеству, чтобы обсудить с ним содержание армии и поиск средств на продолжение войны.

— И как вы думаете содержать многотысячную армию?

Лохелиус ответил:

— У меня нет решения этой сложной задачи. Испанский король далее не будет оказывать нужную поддержку, других союзников не видно и, вполне возможно, что столь удачно начавшаяся кампания заглохнет. Мы не сможем даже удерживать земли, которые завоевали, и тогда еретики вернутся. Так провалится наше благое начинание.

Кардинал Ришелье кивнул.

— Позвольте задать вопрос иного характера. Правильно ли я понимаю, что ваш основной враг — это протестантские князья и священнослужители отколовшихся сект — кальвинисты, лютеране, Моравские Братья и им подобные?

— Да, это именно так.

Ришелье подумал и спросил:

— Если бы вы были бы на месте его величества, где бы вы сами достали бы необходимое золото для обеспечения армии для ведения войны?

Лохелиус ответил:

— К своему ужасу, я должен отметить, что не имею понятия.

Ришелье рассмеялся:

— Я бы ответил ровно также. И не только мы с вами, но и любой монарх не в состоянии тратить миллионы на войну. Однако безысходности не бывает. Давайте подумаем вместе. Представьте, что было бы, если бы его высочество, император Фердинанд, позволил бы солдатам самим добывать себе пропитание на тех землях, которые они сами же и завоюют?

Неожиданные мысли в голове Лохелиуса завертелись, как ураган.

Поначалу он возмутился: «Как такое вообще возможно?»

Однако другая часть мозга восклицала: «Это же гениальная мысль! Кто из монархов финансирует пиратов? Они добывают пропитание войной!..»

— Получается… — сказал Лохелиус после очень долгой паузы, — получается, что война кормит войну…