Рейтинговые книги
Читем онлайн О героях и могилах - Эрнесто Сабато

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 56 57 58 59 60 61 62 63 64 ... 103

– И что он им ответил?

– Что подумает.

– Долго он будет думать?

– Несколько часов, этот сеньор придет сегодня же. Он хочет представить там Иглесиаса.

– Представить? Где же?

– Не знаю, сеньор Видаль.

Я заявил, что очень рад тому, что услышал, и откланялся. Но, уходя, еще спросил:

– Да, чуть не забыл. В котором часу вернется этот сеньор?

– В три часа дня.

– Прекрасно.

Теперь все пошло как по маслу.

XVII

Нервное состояние, как обычно, вызвало потребность сходить по нужде. Я зашел в «Антигуа Перла» на Пласа-Онсе и направился в уборную. Занятно, что в нашей стране единственное место, где упоминаются «Дамы» и «Кавалеры», как раз то место, где они уж непременно перестают ими быть. Иногда мне думается, что это одна из многих форм аргентинской иронической недоверчивости. Пока я устраивался поудобней в зловонной каморке, убеждаясь в моей давней теории, что клозет – это единственное место, пригодное для чистого умосозерцания, глаза мои изучали затейливые надписи. В надписи «ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПЕРОН!» кто-то энергично перечеркнул слова «ДА ЗДРАВСТВУЕТ» и сверху написал «ДОЛОЙ!», которое в свою очередь было зачеркнуто, и над ним опять написали «ДА ЗДРАВСТВУЕТ» – то были уже как бы внучата изначальной здравицы, и все походило не то на пагоду, не то на шаткое строящееся здание. Слева и справа, вверху и внизу, с указующими стрелками и восклицательными знаками или эскизными рисунками, это оригинальное высказывание было украшено, обогащено и комментировано (как бы целым племенем неистовых толкователей-порнографов) всевозможными замечаниями о матери Перона, о социальных и анатомических достоинствах Эвы Дуарте [127], о том, что сделал бы неведомый, изощренный испражняющийся комментатор, если бы ему выпало счастье оказаться с нею в постели, в кресле или даже в этом самом клозете кафе «Антигуа Перла». Там были фразы, пожелания, перечеркнутые частично или полностью, затертые, искаженные или дополненные прибавлением похабного или хвалебного наречия, надписи разноцветными карандашами, иллюстрированные рисунками, словно бы исполненными неким пьяным и развратным профессором Тестю [128]. И на всех свободных местах, внизу и сбоку, кое-где обведенные рамкой (как особо важные сообщения в газетах), почерками разного характера (страстным или томным, мечтательным или циничным, настойчивым или фривольным, каллиграфическим или причудливым) – требования и предложения, номера телефонов для мужчин с такими-то и такими-то достоинствами, желающих участвовать в таких-то и таких-то комбинациях и забавах, изысках или фантазиях, мазохистских или садистских извращениях. Предложения и требования, в свою очередь снабженные ироническими или бранными, агрессивными или юмористическими комментариями третьих лиц, которые по какой-либо причине не расположены принять участие в данной комбинации, но в некоем смысле также желали бы участвовать и участвовали (их комментарии были тому подтверждением) в этом сладострастном и обольстительном волшебстве. И среди всего этого хаоса с указующими стрелками чей-то страстный и полный надежд ответ с сообщением, где и когда он будет ждать Князя Какографии и Анализаторства, и с нежной, как-то неуместной для клозетного завсегдатая припиской: «БУДУ ЖДАТЬ С ЦВЕТКОМ В РУКЕ».

«Оборотная сторона жизни», – подумал я.

Как на страницах полицейской хроники, здесь как бы открывалась конечная истина нашего бытия.

«Любовь и экскременты», – подумал я.

И, застегиваясь, подумал еще: «Дамы и Кавалеры».

XVIII

На всякий случаи я уже сидел в кафе в два пополудни. Но человечек, похожий на Пьера Френе, появился только в три часа. Теперь он шагал уверенно, без тени нерешительности. Подойдя к пансиону, поднял голову, чтобы проверить номер (до того он шел с опущенной головой, словно что-то бормоча себе под нос), затем исчез в подъезде дома № 57.

Сильно нервничая, я ожидал, когда он выйдет: близился самый рискованный этап моего предприятия; хотя в какой-то мере я был готов допустить более банальный исход, а именно что Иглесиаса поведут в какое-либо из обществ взаимопомощи или благотворительных, однако интуиция сразу же подсказала мне, что этого не будет: такой шаг они сделают потом. Первый же шаг наверняка будет чем-то гораздо менее невинным: Иглесиаса, скорей всего, представят какому-нибудь влиятельному слепому, быть может даже связанному с заправилами. На чем основывался я в этом предположении? Я рассуждал так: прежде чем запустить, так сказать, в обращение новоиспеченного слепого, их заправилы, наверно, пожелают разузнать его качества, его характер и возможности, степень его проницательности или же тупости – разумный начальник шпионской сети не даст задания агенту, не выяснив его достоинств и слабостей. И конечно же, для того чтобы обходить вагоны метро, сбирая дань, требуются совсем иные качества, чем для того, чтобы стоять на страже у столь важного объекта, как Клуб Военно-морского Флота (чем занимается тот высокий слепой лет шестидесяти, который вечно торчит там с пачкой карандашей в руке, не произнося ни слова, и похож на английского аристократа, впавшего в нищету из-за злосчастного поворота судьбы). Есть, как я уже сказал, слепые – и слепые. И хотя у всех них имеется одно существенное общее свойство, которое обуславливает некий минимум характерных черт, не будем упрощать проблему и воображать, будто все они равно хитры и проницательны. Есть слепые, которые годятся только для физической работы, есть среди них типы вроде докеров или жандармов, но есть и свои Кьеркегоры и Прусты. Кроме того, нельзя предвидеть, как поведет себя человек, попавший

в священную Секту по причине болезни или несчастного случая, – здесь, как на войне, возможны поразительные сюрпризы: ведь никто не мог предугадать, что робкий клерк бостонского банка станет героем Гуадалканала [129], и столь же немыслимо предсказать, какими удивительными путями слепота может возвысить какого-нибудь носильщика или наборщика – говорят, что один из четырех заправил Секты в мировом масштабе (обитающих где-то в Пиренеях, в невероятно глубокой пещере, которую с трагическим, смертельным исходом для всех участников пыталась исследовать в 1950 году группа спелеологов) не был слепым от рожденья и, что еще более поразительно, в предыдущей своей жизни был простым жокеем на миланском ипподроме, где и лишился зрения во время скачек. Разумеется, сведения эти не из первых рук, и, хотя мне кажется весьма неправдоподобным, что человек не слепой от рожденья мог достигнуть высшего ранга, я повторяю эту историю, просто чтобы показать, насколько, по мнению людскому, человек способен возвыситься из-за потери зрения. Система продвижения на самом-то деле у них так засекречена, что, думаю, вряд ли кто-то может знать лично этих тетрархов [130]. Дело в том, что в мире слепых имеют хождение сплетни и слухи, не всегда правдивые; отчасти, наверно, затем, чтобы поддерживать склонность к пересудам и злословию, свойственную вообще роду человеческому а у их племени усиленную до патологической степени; отчасти же – и это моя гипотеза – чтобы их заправилы могли использовать ложную информацию как одно из средств сохранения тайны и мрака, двух мощных видов оружия в любой организации подобного сорта. Впрочем, чтобы некое сообщение было правдоподобным, оно по крайней мере должно быть принципиально возможным, и этого, как в пресловутом случае с бывшим жокеем, довольно, чтобы нас могли убедить, до какой степени слепота может поднять самого заурядного человека.

Но вернемся к нашей проблеме. Итак, я не думал, что Иглесиаса в первый же выход поведут в какое-нибудь из открытых обществ, этих заведений, где слепые корыстно используют бедняг зрячих или дам с добрым сердцем и куриным умом, применяя гнуснейшие дешевые приемчики сентиментальной демагогии. Нет, я предчувствовал, что с первым же выходом Иглесиаса я сразу смогу попасть в одно из потаенных убежищ – конечно, это грозило мне серьезными опасностями, но также открывало грандиозные перспективы. Посему в тот день, сидя в кафе, я сделал приготовления на случай подобного похода. Мне могут сказать, что нет ничего легче, чем приготовиться к экскурсии по сьерре Кордовы [131], но совершенно неясно, какие разумные приготовления нужны для исследования мира слепых. Так вот, пресловутые эти приготовления были несложны и вполне логичны: электрический фонарь, немного пищевых концентратов и еще кое-что в этом роде. Я решил, что, по примеру ныряльщиков, в качестве пищевого концентрата лучше всего взять шоколад.

Запасшись карманным фонариком, шоколадом и белой тростью – в последнюю минуту я спохватился, что она может мне пригодиться (так надевают вражескую форму, чтобы обмануть патруль), – я ждал с напряженными, как струны, нервами, когда выйдет Иглесиас с маленьким человечком. Конечно, была еще возможность того, что наборщик в силу своего испанского гонора откажется идти вместе с коротышкой и предпочтет остаться в гордом одиночестве; в этом случае возведенное мною здание рухнет, как карточный домик, и моя экипировка в виде шоколада, фонаря и белой трости неизбежно превратится в нелепое снаряжение помешанного.

1 ... 56 57 58 59 60 61 62 63 64 ... 103
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу О героях и могилах - Эрнесто Сабато бесплатно.
Похожие на О героях и могилах - Эрнесто Сабато книги

Оставить комментарий