Хроника стрижки овец - Максим Кантор

Ввиду того что положение в мире крайне тревожное, воздержитесь от пустословия.

Сегодня очень много недоброкачественной, глупой и просто вредной публицистики.

Потратьте две недели своей жизни на ознакомление с фактами.

Их победа и наша победа

Их победа

Праздновать нечего.

Все, что защитили в той страшной войне, – отдали или потеряли.

Страну, которую отстояли, – рассыпали и распродали.

Равенство людей, ради которого сражались, – предали в угоду наживе ловкачей.

Солидарность трудящихся отменили, создали касту господ и их обслуги.

Идеалы, в которые верили, – продали.

Собственно, никаких общественных идеалов не осталось; личная независимость – не есть общественный идеал.

Практически все цели, которые наметил Гитлер, сегодня достигнуты: сербов стравили с хорватами, Украину отторгли от России, славян отправили на черные работы, учредили институт полицаев и генерал-губернаторов, внедрили в людей чувство неполноценности и ненависть к собственной истории.

Началось вымирание страны, как то и предсказывал Гиммлер. Так называемый «демографический крест» был им описан с точностью.

Историю войны последовательно извратили: сначала фальсифицировали цифры и факты; и когда путаница в цифрах стала необратимой – фальсифицировали цели и причины. Сперва убедили мир в том, что фашизм – есть ответ на коммунизм; затем провозгласили, что коммунизм и фашизм – суть одинаковое зло; сегодня сказали, что войну начали коммунисты.

Остался последний штрих: скоро объявят, что фашисты были правы.

Это будет своевременно – перед началом новой войны.

Прежде чем убивать людей на войне, их доводят до состояния пушечного мяса. Людей учат предавать друг друга, тренируют врать, им объясняют, что за желанную личную свободу следует рвать глотку ближнему.

Это сделано. По миру разлиты страх и ненависть: сегодня боятся все и ненавидят всех.

Те, кто называют себя интеллигентами, трепещут ежесекундно – как бы не выпасть из своей корпоративной обоймы; трусость – главное свойство современного интеллигента.

Ненавидят всех, кто заикнется о равенстве, о социальной справедливости, о том, что угнетение людей – дурно. Ненавидят равенство со страстью полицая из ржевского концлагеря: полицаю ведомо, что именно равенство – причина всех зол.

Произошло, наконец, то, что у современного мира не осталось ни одного магического заклинания, которым можно отменить войну. Понятия «демократия» и «прогресс» стали инструментами наживы; понятие «солидарность» – осмеяно; понятие «братство трудящихся» – превратилось в ругательство. Верить больше не во что.

К испуганному миру осталось поднести спичку.

Наша победа

Победа в 1945-м была не окончательной.

Подобно тому как окончание Первой мировой войны не разрешило проблем, из-за которых война началась, так и победа во Второй мировой войне не означает торжества над фашизмом. Теперь уже непонятно, кого победили и кто проиграл. Фашизм не побежден, а значит, та беда, которая стала разрастаться в ХХ веке, не ушла – победа 1945-го была всего лишь промежуточной победой.

Все только начинается.

История не делится на сегодняшнюю и вчерашнюю; история – едина. Сегодня победить вновь будет очень сложно – собрать силы почти нереально. Но победим.

Когда нацисты построили лагерь смерти Аушвиц, то мало кто из заключенных верил, что выйдет на волю: в лагере Аушвиц убили 900 тысяч человек.

Но всех – не убили. Когда 100-я стрелковая дивизия армии Конева подошла к Аушвицу, лагерь уже уничтожали – вместе с узниками, разумеется. По распоряжению РСХА лагеря смерти стирали в пыль и сжигали дотла, чтобы не оставить в истории следов, – вот и этот лагерь уже сжигали.

Оставшихся заключенных нацисты выставили живым щитом – поверх голов умирающих голых людей отстреливались: на вооружении были тяжелые пулеметы и минометы. Генерал Красавин мог подавить оборону Аушвица огнем – вопрос пяти минут. Убили бы и последних заключенных.

Но советские войска не стреляли.

На пулеметы пошли в штыковую.

С Днем Победы.

Горсть морали

Умирающее общество взялось обсуждать правомочность религиозного сознания – это то же самое, как если бы умирающий человек стал дебатировать пользу медицины.

Один журналист задал деликатные вопросы атеистам (после шквала упреков атеистов Православной церкви) – и получил ответы: свободным предпринимателям вожатый не требуется. Научное мировоззрение смело аргументы верующего.

Тверд был ответ колумниста газеты. ру: в принятии нравственных решений он ведом не Заветом, но совестью, честью, долгом. В этом списке недурно бы смотрелось упоминание о Большом Белом Кролике, поскольку первичность понятий совести и чести, как и первичность бытия Большого Белого Кролика, – явления одной природы. Прогрессивно говорить так: я руководствуюсь не словом Божьим, но совестью, долгом, честью, Большим Белым Кроликом.

А самым антирелигиозным мне показался ответ раввина, указавшего Панюшкину на то, что православный опыт не дает права говорить от имени монотеистической религии вообще. Иудей призвал православного ограничиться обсуждением епитрахили и веру в свой обряд не генерализировать. Поскольку обрядовые отличия имеются между сектами квакеров и адвентистов седьмого дня – составить представление о смысле монотеистической религии невозможно.

Между тем смысл имеется, он утилитарно прост. Человек состоит не только из жидкости и костей – к телу добавлен интеллект и нравственное сознание, в просторечии именуемое душой.

Точно так же как человек упражняет тело гимнастикой и врачует медикаментами – так человек упражняет свой интеллект учебой, а душу воспитывает нравственными заповедями.

Бывают, конечно, от природы сильные люди, не нуждающиеся в гимнастике, и народный богатырь Иван Повидлов может оказаться сильнее Виталия Кличко, хотя ни разу не поднимал гантели – но вероятность этого исчезающе мала.

Бывают от природы сообразительные люди, которым легко даются правила грамматики и счет, но без соответствующего образования стать Ньютоном или Эйнштейном не получится.

Бывают добрые люди, которым свойственно сострадание, но для таких людей лишнее напоминание о том, что надо всем делиться, – не оскорбительно. Что же обидного в том, чтобы напомнить, что людей надо любить? А вообще, нравственное воспитание необходимо: природному человеку не свойственна доброта, жадность естественнее.

Религия, таким образом, выполняет ту же роль в отношении души человека, какую выполняет медицина в отношении его тела, а образование – в отношении его интеллекта.

Молитва – ровно то же самое, что и утренняя зарядка: просто предназначена для души, а не для тела. Биржевик, проснувшись, бросается к сводкам акций, а верующий читает Отче наш – и, право же, это нисколько не хуже, а, вероятно, гораздо лучше.

Бессмертие имеется – это настолько очевидно, что даже досадно. Очень хочется, чтобы злодейство умерло безвозвратно, но не умирает ничто из содеянного. Тело умирает (вообще говоря, Христос это продемонстрировал наглядно), а дела и память о них остаются. Это и есть бессмертие – хотим мы того или нет. Увы, бессмертен даже Гитлер и его преступления. Злодей находится в аду навсегда – а как именно выглядит ад, это уже вопрос иной. Точно так же праведники остаются навсегда с нами, их положение в нашем сознании можно назвать раем. Впрочем, Данте и Эпистемон (ученик Пантагрюэля) побывали в раю и, вернувшись, рассказали о том, как там устроено: это согласуется с нашими ощущениями – мы ведь ощущаем присутствие умерших. Умершие далеко не ушли от нас, наши отцы и учителя всегда с нами. Философ Федоров написал книгу «Философия общего дела», в которой показал единение всех со всеми, – то, что мы ощущаем иррационально, он представил как общий замысел бытия.

Можно верить обозревателю газеты. ру, который думает, что люди обращаются в компост, а можно верить Данте и Федорову, которые считали, что люди пребывают в мире неизменно.

Что уж говорить о том, что любовь и забота – воплощают наше бессмертие в иных поколениях. Дети – наше бессмертие, но даже те эгоисты, которые живут лишь для себя, – они делают бессмертным свой эгоизм. Эгоизм остается как пример и урок пустой жизни, и в этом отношении эгоизм тоже бессмертен.

Главное же состоит в том, что не существует частной, приватизированной совести; не существует приватизированной чести и индивидуальной нравственности, поскольку совесть, честь и нравственность – понятия общие. Душа – она, конечно, у каждого своя, но одновременно это как бы часть общей души, именно этим своим свойством душа и интересна. Душа – это то, что объединяет, а не то, что разъединяет. В качестве индивидуального владения совесть не стоит и медного гроша – совесть является совестью постольку, поскольку она представляет единство человека с себе подобными. Стыд является стыдом, поскольку это свойство обозначает закон поведения меж людьми, а вообразить наличие приватизированного стыда – невозможно, стыд существует по отношению к другому. Если бы существовало индивидуальное представление о девичьей чести, офицерской чести и чести ученого – то не было бы вовсе семьи, армии, науки – и общества бы не было.