Прежняя любовь - Дороти Кумсон

— Дениза делает это на двадцать фунтов дешевле, — заявляли они.

Поначалу я не знала, что им на это ответить, и говорила, что не могу уступить так много, но все же позволяла торговаться. Потом я поумнела.

— Ах, милый, — стала говорить я в такой ситуации, — какая жалость! Мне так хотелось для тебя потанцевать. Но если ты хочешь Денизу из-за цены, подожди здесь. Я ее позову.

Самолюбие неизменно вынуждало их заплатить мне все, что я просила.

Я никогда не соглашалась на сексуальные контакты, в какой бы форме они ни предлагались, и это позволяло мне относиться к такой работе достаточно спокойно. За право в конце песни потрогать меня внизу в течение нескольких секунд я брала цену пяти танцев. Я делала вид, что это мне нравится и что мне хотелось бы продолжения и после того, как стихнут последние аккорды.

Меня очень удивляло то, что они этому верят. Они нисколько не сомневались в том, что я могла бы дважды взглянуть в их сторону, уже не говоря о том, что я согласилась бы при них обнажиться, если бы мне за это не заплатили. В глубине души я жалела этих мужчин. Я спрашивала себя, что заставляет их верить в то, что мне это может нравиться, что я способна обратить внимание на мужчину, который платит за то, что-бы его возбудили. Но вообще-то я запрещала себе что-либо чувствовать. Я позволяла клиенту проводить руками по моей груди, прежде чем начать теребить молнию на брюках. Я кружилась перед ним и раскачивала над ним бедрами, а он суетливо кончал; тем временем стена, которую я начала возводить вокруг себя, приступив к этой работе, все утолщалась. Я ненавидела свою роль, но постоянно повторяла в уме: «Мне нужны деньги». Мои мысли были сосредоточены на этой цели, а мои чувства надежно защищены стеной.

Я заработала, сколько было надо. Я все это время складывала деньги в морозилку и старалась о них не думать. Теперь я собиралась потратить их на то, для чего они и предназначались. Вряд ли кто-нибудь понял бы, как я смогла пойти на все это ради того, чтобы купить платье, но оно было мне необходимо. В моей жизни было очень мало такого, в чем я действительно нуждалась бы. Разумеется, были вещи, которые я хотела иметь, ведь все мы чего-нибудь хотим. Но это платье было мне необходимо для того, чтобы почувствовать себя… настоящей, что ли.

Тот мир, в котором я жила, и то, чем я занималась, вызывали у меня ощущение нереальности. Я очень часто испытывала отвращение к себе самой. А когда я развоплощалась из Хани в Еву и переставала делать вид, что в моем занятии нет ничего дурного, меня и вовсе охватывал страх. Мне начинало казаться, что я вот-вот исчезну, что мало-помалу Хани вытеснит Еву и однажды, очень скоро, я выйду из клуба и уже не стану Евой. По улице зашагает Хани. Хани займет мою квартиру, Хани отнимет у меня одежду, Хани заберется в ванну, Хани начисто отмоет мое тело, Хани будет сидеть в кресле, укутавшись в махровый халат, и курить сигарету за сигаретой, глядя куда-то вдаль. А потом Хани ляжет в постель и уснет. Утром Хани проснется и займется всеми теми делами, которыми обычно занималась Ева.

С каждым днем мне было все труднее становиться самой собой. Процесс превращения Хани в Еву занимал все больше времени. Мне было необходимо это платье — вещь, которой так нравилось любоваться Еве. Это платье, четки тети Мэвис, сумка дяди Генри и фотография, где я была снята с родителями и где мне было всего два года, — все это были предметы, которые что-то значили лично для меня, для Евы. Я поняла, что коллекционирую предметы, указывающие на то, что я существую на самом деле. Они служили мне своеобразным якорем и казались гарантией того, что я не исчезну.

Я толкнула дверь и вошла. Тихий звон колокольчика известил хозяйку о моем появлении. Стерва, которая в прошлый мой приход заставила меня плакать, перестала сворачивать на прилавке джемпер и подняла голову. На ее губах играла улыбка; предназначенная для высоко ценимого покупателя, переступившего порог ее райского уголка. Она меня узнала, я поняла это по тому, что она сразу же нахмурилась. Но почему-то ее губы не сложились в презрительную усмешку, а глаза не сузились. Быть может, она выжидала, пока я не подойду поближе, чтобы тотчас же разорвать меня в клочья? Но ведь она уже не могла этого сделать, верно? У меня были деньги. Я была ничем не хуже ее. Как бы она ко мне ни относилась, как бы она меня ни презирала, она будет вынуждена продать мне это платье.

Я слегка дрожала, но пачка денег в кармане придала мне смелости сделать следующий шаг, а потом еще один, и еще…

— Слушаю! — бросила она, когда я остановилась перед ней.

Теперь нас разделял только прилавок.

— Можно примерить вон то платье с витрины? — вежливо, но уверенно произнесла я.

— Конечно, — кивнула женщина, а я от удивления даже немного отпрянула.

Я ожидала, что мне придется достать деньги из кармана и показать их ей, чтобы убедить в том, что я не просто отнимаю у нее время и у нее нет оснований отказать мне в примерке платья.

Хозяйка магазина закончила складывать джемпер и спокойно подошла к окну. Она шагнула в витрину, расстегнула молнию на платье и осторожно сняла его с безголового манекена. У меня в голове громко зазвучала песня из фильма «Манекен». «Глядя в твои глаза, я вижу рай…» Я смотрела этот фильм с Питером во время одного из наших свиданий. Кажется, это было еще до того, как мы сделали это впервые. Мы сидели в кинотеатре в первом ряду, держась за руки, и мое сердце едва не разрывалось на части от того, что я принимала за любовь. Теперь я считаю, что представление о любви меняется пo мере того, как человек становится старше, опытнее, умнее. Я помню, как изменились мои чувства к нему после того, как мы позанимались сексом. У меня было ощущение, что я принадлежу ему, что он безгрешен, а впереди меня ждет безграничное счастье. Пока мы были вместе, мне казалось, что ничто не может нас разлучить. А потом он исчез из моей жизни.

Платье было сшито из плотной ткани, и когда я вошла в примерочную кабинку и сняла его с крючка, то ощутила его тяжесть. Я не спеша надела его и почти благоговейно застегнула молнию на боку. Оно было очень мягким, и мне показалось, что в тех местах, где платье касается моей кожи, оно меня ласково поглаживает и утешает. Меня охватило такое спокойствие и такое необычайное умиротворение, что к глазам подступили слезы, а в горле защипало. У меня было ощущение, что кто-то очень любимый и родной взял меня на руки и стал покачивать, нежно обнимая.