До мозга костей (ЛП) - Уивер Бринн

Я раскладываю ингредиенты вокруг мертвеца в центре комнаты, останавливаюсь, когда дохожу до пистолета, и опускаюсь на колени рядом с ним.

— У меня нет сомнений, что я встречу тебя в аду, Хейс, — говорю я. — Но если она умрет… я приду за тобой раньше.

Жаль только, что мы не можем убить его дважды.

Обмотав руку полотенцем, чтобы не остался порох, я поднимаю Глок. Направляю дуло ему под подбородок и нажимаю на спусковой крючок, посылая пулю в основание его черепа и вышибая макушку.

После кладу пистолет в его раскрытую ладонь, отбрасываю полотенце в сторону, затем вынимаю кусок дерева, которым Кири проткнула его яремную вену. Я встаю над ним и обливаю его тело маслом, затем достаю из кармана серебряную Zippo.

Последним чирканьем кремневого колесика я поджигаю фитиль и смотрю на жар оранжевого пламени.

Затем роняю зажигалку на его грудь.

Я ухожу, чувствуя жар за спиной, когда его тело загорается.

Выйдя на прохладный воздух, я подхожу к Кири и подхватываю её почти безжизненное тело на руки, моё сердце почти останавливается, пока я пытаюсь нащупать пульс. Я иду до входа в её старый двор, где вой сирен разрывает тишину. Вдалеке расцветают вспышки огней, когда в поле зрения появляется машина скорой помощи.

Когда парамедики открывают двери машины скорой помощи, один из них задает мне вопрос. Я не отвечаю, пока укладываю её на каталку, все моё внимание приковано к ней и к мужчине, который слушает биение её сердца.

— Сэр, в доме есть ещё кто-нибудь? — переспрашивает парамедик рядом со мной.

Я смотрю в его светлые глаза, мои тверды, как камень.

— Нет. Она — ваша единственная забота.

— Вы ранены, сэр? — он задает ещё один вопрос.

Снова встретившись с ним взглядом на мгновение, я обдумываю тот факт, что он может усомниться в том, не я ли напал на Кири, и говорю: — Я не уверен.

Этого достаточно, чтобы парамедик посадил меня внутрь машины скорой помощи, где меня усаживают спереди. Мои руки сжаты в кулаки, я смотрю, как они разрезают рубашку Кири и ту, что я обвязал вокруг неё. Они прикрепляют электроды к её груди и предплечьям, а нижнюю половину тела накрывают майларовым одеялом. Я смотрю, не моргая, как её слабые показатели появляются на экране кардиомонитора.

Вой полицейских сирен соперничает с ревом клаксона пожарной машины, в то время как пасмурный день за окном машины скорой помощи превращается в яркий водоворот красок и хаоса.

Дверь машины скорой помощи захлопывается при виде мигающих огней и пылающего ада внутри дома детства Кири.

Я провожу руками по лицу, чувство бессилия от того, что я не в состоянии спасти её, уничтожает мой контроль. Тянусь к её руке, но один из парамедиков останавливает моё движение, и единственное, что останавливает меня от того, чтобы лишить его жизни, — это моя потребность в том, чтобы он спас её.

Когда монитор начинает издавать медленные, но уверенные гудки, какая-то незнакомая эмоция охватывает меня целиком — что-то похожее на надежду. Все моё существо цепляется за это ощущение, пока парамедики надевают ей на лицо кислородную маску и подключают капельницу для введения изотонических жидкостей.

Один из медиков подходит ближе и накидывает одеяло на мои голые плечи, пока другой продолжает осматривать Кири, а затем пытается проверить меня на наличие травм. Я смотрю прямо ему в глаза.

— Не я, — говорю я парню, сдерживая смертельную дрожь в тоне. — Она. Сосредоточьтесь на ней.

Затаив дыхание, я наблюдаю, как парамедики работают с отчаянными, но организованными усилиями, чтобы стабилизировать состояние Кири, одновременно замедляя кровопотерю, накладывая кровоостанавливающую повязку и оказывая прямое давление. Один парамедик достает пакет с кровью из холодильника рядом со мной и помещает её в портативный подогреватель, пока другой мужчина готовит проводник для экстренного переливания. Они смогут возместить её кровопотерю, пытаюсь сказать я себе, наблюдая, как кровь течет по трубке и попадает в тело Кири. Она сможет выкарабкаться.

В одно мгновение надежда — это распускающийся голубой мак с обещанием о её открытых глазах… в следующее мгновение она гаснет.

На мониторе раздается резкий сигнал тревоги.

— Она умирает. Остановка сердца. Начинайте сердечно-легочную реанимацию, — говорит старший парамедик.

Весь мой мир рушится.

Я поднимаюсь на ноги и стою над её неподвижным телом, глядя вниз на бледное лицо, в то время как парамедики начинают компрессию грудной клетки и проводят искусственную вентиляцию с помощью мешка Амбу43, когда легкие Кири судорожно сжимаются при её предсмертных вдохах.

Я перестаю дышать. Хочу вырвать свои легкие, чтобы заглушить боль.

Каждое мгновение сердечно-легочной реанимации обжигает, как год в аду. Она бесконечная. Мучительная. И кажется, что машина скорой помощи почти не движется.

— Расчетное время прибытия, — кричит один из парамедиков водителю сквозь вой сирены, мониторов и агрессивное гудение нашей скорой.

— Десять минут, — отвечает водитель. Я слышу, как он ударяет кулаком по рулю, ещё один звук клаксона. — Затор на мосту. Впереди только что произошла авария. Едет только одна полоса.

— Мы можем повернуть назад? Поехать по другому маршруту?

— Нет, — говорит водитель, его голос низкий. — Мы застряли.

Я ловлю напряженные, встревоженные взгляды парамедиков, пока они продолжают реанимацию, проверяя на мониторе любые признаки изменений. Слышу, как водитель говорит с диспетчером, прося полицию помочь расчистить нам путь. И пока я просто смотрю, беспомощный, чертовски бесполезный, я чувствую, как она ускользает от меня.

Звук ЭКГ меняется. Аппарат издает ровный и продолжительный сигнал.

Линия выравнивается на экране.

Парамедики обмениваются взглядами. Один смотрит на пакет с кровью, затем переводит взгляд на монитор. Я знаю, что он, должно быть, оценивает шансы Кири на выживание.

— Расчетное время прибытия, — снова кричит он водителю. Мы едва сдвинулись с места.

— Полиция уже в пути, чтобы провести нас, но никаких изменений.

Ровная линия мчится дальше, протяжный гул отсутствующего пульса Кири становится всё громче в моих ушах.

Ритмичность нажимания на мешок замедляется и останавливается. Компрессия грудной клетки прекращается, старший парамедик выдыхает и опускает голову — и ярость закипает у меня внутри.

Я не потеряю её.

Никто не осмеливается подойти ко мне, когда я наклоняюсь над Кири и прижимаюсь ближе, пока парамедик снимает маску с её лица. Я целую её холодные губы.

— Пришло время проснуться и вернуться ко мне, спящая красавица, — шепчу я.

Воздух застревает в моих легких. Боль нарастает, пока всё, чего я жажду, — лишь огонь её прикосновений.

Я складываю руки на её грудине и начинаю надавливать на грудную клетку.

— Сэр… Вы не можете этого делать. Сэр…

Должно быть, он видит что-то смертоносное в стальной решимости моего взгляда, потому что он отступает.

Я смотрю на неё, отчаянно желая увидеть яркую синеву её прекрасных глаз, её грудь изгибается под силой моего желания вернуть её к себе. Я почти не замечаю, как машина скорой помощи набирает скорость и пробирается по освобожденной от машин дороге, моё внимание сосредоточено только на бледном лице Кири.

Под моей ладонью раздается треск, ребро или грудина ломается под давлением. Какой-то страдальческий звук заполняет машину скорой помощи, и мне требуется мгновение, чтобы понять, что он только что сорвался с моих губ.

Я не останавливаюсь. Не могу.

Ещё один треск кости оставляет неизгладимое воспоминание под моей рукой.

Она такая хрупкая. Я ломаю её. Но я сделаю всё, что потребуется.

— Я разобью тебя на множество осколков, если именно это поможет тебе вернуться ко мне, — рычу я, преодолевая боль в горле. — Так что тебе лучше сражаться со мной, elskede.

Протяжный звуковой сигнал продолжается. Проходит цетая жизнь, полная мучительных пыток, прежде чем надежда не начинает медленно расцветать снова.