Энн в Инглсайде - Люси Монтгомери

«Что это я, ревную?» — подумала Энн и попыталась рассмеяться. Все это вздор. Нет ничего удивительного в том, что Джильберту хочется повидать старую знакомую. Нет ничего удивительного в том, что такой занятой человек, который женат уже пятнадцать лет, забывает, какой сейчас месяц и число. Энн написала миссис Фаулер, что они принимают приглашение… а следующие три дня прожила надеждой, что во вторник около половины шестого у кого-нибудь в Глене начнутся роды.

Глава тридцать пятая

Роды начались слишком рано. За Джильбертом прислали в понедельник в девять часов вечера. Энн заснула в слезах и проснулась в три часа ночи. Раньше, проснувшись среди ночи, она наслаждалась, лежа в постели и глядя на бархат неба за окном… слушая мерное дыхание Джильбер-та… думая о детях, спящих рядом, о том, что завтра ее ждет новый прекрасный день. Но сейчас! Энн все еще не спала, когда небо на востоке посветлело и окрасилось в нежно-зеленый цвет и когда Джильберт наконец вернулся домой. «Близнецы», — глухо проговорил он, упал в постель и мгновенно уснул. Близнецы! У них сегодня пятнадцатая годовщина свадьбы, а муж только и нашел, что сказать ей: «Близнецы». Он даже не помнит, какой сегодня день.

Видимо, Джильберт не вспомнил этого и когда спустился вниз в одиннадцать часов. В первый раз за всю их совместную жизнь он не поздравил ее и ничего не подарил. Ну, что ж, она тоже не отдаст ему подарок, который давно уже купила: перочинный нож с серебряной отделкой, с одной стороны которого была выгравирована дата, а с другой — его инициалы. Раз он забыл, так и она забудет! Пусть ножик валяется у нее в ящике.

Весь день Джильберт был сам не свой. Он уныло околачивался в библиотеке и ни с кем не разговаривал. Что это с ним? Никак не дождется встречи в Кристиной? Может быть, в глубине души он мечтал о ней все эти годы? Энн отлично понимала, что это глупое подозрение, но когда это ревность была осмысленной? Трезво размышлять она не могла. Да это и не помогло бы.

Они собирались ехать в Шарлоттаун на пятичасовом поезде.

— Мама, мозно мы будем смотлеть, как ты налязаесся? — спросила Рилла.

— Смотрите, если вам так хочется… — ответила Энн, но тут же одернула себя: нельзя разговаривать с детьми таким сварливым тоном. — Конечно, детка, идем, — добавила она с раскаянием в душе. Рилла обожала смотреть, как мама собирается в гости. Но даже она почувствовала, что сегодня мама это делает безо всякого удовольствия.

Энн не сразу решила, что наденет. Хотя, с горечью подумала она, это не имеет никакого значения. Последнее время Джильберт не замечал, во что она одета. Ей было неприятно смотреть на себя в зеркало — бледная, усталая… надоевшая. Но Энн не может позволить себе предстать перед Кристиной отставшей от моды провинциалкой. (Еще не хватает, чтобы она начала меня жалеть!) Так что же надеть? Новое платье из нежно-зеленой кисеи на чехле с розовыми бутонами или кремовое шелковое платье с отложным кружевным воротником? Энн померила оба и выбрала зеленое. Попробовала несколько разных причесок и решила, что, пожалуй, новомодная «помпадур» смотрится неплохо.

— Мамоцка, ты такая класивая! — восторженно выдохнула Рилла. Предполагается, что дети говорят то, что думают. И Ребекка Дью сказала ей однажды, что она «относительно красива»? И Джильберт раньше часто делал ей комплименты, но за последние месяцы она не слышала ни одного!

Джильберт прошел мимо нее к своей туалетной комнате, не сказав ни слова по поводу ее нового платья. У Энн внутри все перевернулось от негодования. Ах, так? Она сорвала с себя новое платье и бросила его на кровать. Тогда она наденет старое черное, которое местные дамы считают «шикарным», но которое никогда не нравилось Джильберту. А что же на шею? Бусы, подаренные Джимом, хотя она их очень берегла, потеряли вид. Собственно говоря, у нее нет приличного ожерелья или кулона. Ладно… Энн достала коробочку, в которой хранила розовое эмалевое сердечко, подаренное ей Джильбертом в Редмонде. Она редко его теперь носила — розовый цвет не идет к рыжим волосам, — но сегодня наденет. Интересно, заметит ли его Джильберт? Ну, вот, она готова. Что это Джильберт так долго возится? Бреется с особой тщательностью? Энн резко постучала в дверь.

— Джильберт, живей, а то мы опоздаем к поезду.

— Ты говоришь тоном строгой учительницы, — пошутил муж, выходя из туалетной комнаты. — Что с тобой, разболелись старые мозоли?

Ах, он еще и шутит? Энн не хотела думать о том, как ему идет фрак. В конце концов, теперешняя мужская мода совершенно смехотворна. В ней нет никакой романтики. Как, наверное, роскошно выглядели мужчины в дни королевы Елизаветы, когда они могли носить атласные камзолы, кружевные манжеты и плащи из вишневого бархата! И при этом они вовсе не казались женоподобными. Мужчины той эпохи были великолепны и неустрашимы.

— Ну, раз ты так спешишь, пойдем, — рассеянно сказал Джильберт. Последнее время он всегда говорил с ней рассеянно. Она для него стала просто мебелью… просто мебелью.

Джим отвез их на станцию. Сьюзен и миссис Корнелия, которая зашла к Сьюзен узнать, не поможет ли она им приготовить праздничный ужин в церкви, с восхищением посмотрели им вслед.

— Энн по-прежнему молодо выглядит, — заметила миссис Эллиотт.

— Да, — согласилась Сьюзен, — но что-то она в последние недели киснет. А выглядит хорошо. А доктор все такой же стройный.

— Идеальная пара, — одобрила миссис Корнелия. Идеальная пара почти не разговаривала до самого Шарлоттауна. Разумеется, Джильберт в таком ажиотаже от перспективы встречи со своей старой любовью, что ему не до разговоров с женой! Энн чихнула. Уж не насморк ли начинается? Вот будет ужасно, если она весь обед будет сморкаться и шмыгать носом под взглядом миссис Доусон, в девичестве Кристины Стюарт! И губа что-то побаливает — может, еще простуда выступит? Интересно, Джульетта когда-нибудь чихала? А у Порции были на губах болячки? А у Клеопатры болели мозоли?

В прихожей Фаулеров Энн споткнулась о голову лежавшей на полу шкуры медведя и, пытаясь удержаться на ногах, влетела головой вперед в дверь заставленной громоздкой мебелью гостиной, угодив, слава Богу, на мягкий диван той частью, на которой положено сидеть. Она смятенно осмотрелась: неужели Кристина наблюдала этот ее пьяный выход? Но той, к счастью, еще не было. Джильберт даже не спросил, не ушиблась ли она. Он уже увлеченно разговаривал с доктором Фаулером и неким доктором Мюрреем, который жил в Нью-Брунсвике и был автором монографии о тропических болезнях, произведшей фурор в медицинских кругах. Но Энн заметила, что, как только в гостиную вошла распространяющая аромат гелиотропов Кристина, про монографию тут же забыли. Джильберт встал навстречу ей, и в его глазах загорелся несомненный интерес.