Умрем, как жили - Анатолий Голубев

— А вы считаете, что Караваев все эти годы продолжал работать?

— Тихо, тихо, Джек Лондон! Пожалуйста, не рисуйте в вашем воображении картин, достойных Эдгара По. Оставьте и нам немножко простора для фантазии…

Я видел: Нагибину не терпелось что-то предпринять, и начал поспешно прощаться.

— Нет, Андрей, вы уж посидите. В последнее время мы так редко видимся. А о Караваеве еще придется немало подумать… И не спеша… Так, говорите, Бекилла неподражаем?

Я снова начал рассказывать Нагибину об Играх.

Спохватился, когда за окном уже начало смеркаться.

Нагибин полуобнял меня и повел по длинному коридору, застланному мягкой ковровой дорожкой.

— А теперь, Андрей, у меня к вам личная просьба, — он заговорщицки наклонился к самому уху: — Отвлекитесь от спорта и беритесь за издание книги. Я рукопись получил и на этой неделе безотлагательно ее прочитаю. Кстати, и с учетом того, что рассказал Моль. Уверен, что книга вам удалась, и я буду с нетерпением ждать ее выхода. Мы, конечно, поставим ребятам каменный обелиск, но никакой камень не заменит в душах людей живую память о достойных…

…Конверт был синий, жесткий, по центру прошитый суровой ниткой и, как бы для прочности, закрепленный жирным фиолетовым штампом. Я взял ножницы и с хрустом вскрыл его. В конверте лежал один листок, изукрашенный характерным почерком Нагибина.

«Дорогой Андрей!

Буду рад вас видеть в пятницу на следующей неделе. В 10.00 у меня. Сейчас уезжаю в командировку. Если время для вас почему-либо неудобно — позвоните моему секретарю. Рукопись с удовольствием прочитал. Замечания есть, как профессиональные, которые надо учесть, так и читательские, которые вынесу на ваше усмотрение. До встречи!

Да, а Караваев все-таки наследил.

Ваш Нагибин».