Люди Путина. О том, как КГБ вернулся в Россию, а затем двинулся на Запад - Кэтрин Белтон

истощились, и объем добычи нефти значительно снизился. Однако, оставаясь за сценой, в первой половине 1990-х годов большую часть экспорта нефти контролировали люди из внешней разведки КГБ. До 80 % выработки нефтедобывающая промышленность должна была продавать по фиксированным внутренним ценам государству, которое на тот момент разрешило использовать систему спецэкспортеров — специально назначенных экспортеров, тесно сотрудничавших с КГБ или с организованной преступностью. Разницу между внутренней и мировой ценами спецэкспортеры забирали себе. Часть этих средств конвертировалась в черный нал для КГБ или Кремля и шла на спонсирование избирательных кампаний и обеспечение выгодного Кремлю голосования депутатов или расхищалась.

Однако в 1990-х годах стратегические и наиболее доходные секторы промышленности были распроданы через залоговые аукционы, и многие золотые жилы страны перешли в частные руки. Управление ЮКОСом и «Сибнефтью» выкупили приближенные к правительству молодые банкиры по цене 300 и 100 миллионов долларов соответственно. В их число вошли Ходорковский и Абрамович, а сделкам способствовал сам Березовский. Доступ к капиталу магнаты получили благодаря управлению государственными казначейскими счетами, что и помогло им выиграть битву за ресурсы страны. Агентам КГБ такие суммы и не снились.

Последствия были чудовищны. Продажа нефти, несмотря на низкие в тот момент мировые цены, по-прежнему составляла большую часть экспортных доходов. Например, заполучив компанию в 1996 году, люди Ходорковского сразу основали собственные торговые сети. Нефтяные доходы аккумулировались на частных офшорных счетах группы Ходорковского «Менатеп», а ее руководство нашло лазейки в законодательстве и минимизировало налоговые выплаты. Приватизация денежного потока от экспорта нефти изменила расстановку сил, и баланс власти неуклонно смещался в пользу магнатов. Ходорковский, Березовский и подобные им люди стали полноправными олигархами. Теперь они могли подкупать чиновников и оборачивать результаты парламентских выборов в свою пользу. По словам бывшего офицера КГБ и нефтяного трейдера Андрея Панникова, переход нефтяной промышленности и торговли в частные руки угрожал целостности России, этого не должно было произойти:

— Я бы никогда не разрушил государственную монополию. Я бы оставил весь экспорт в руках государства.

Это стало объектом пристального внимания Путина и его людей из КГБ. Мировые цены на нефть начали расти почти сразу после того, как летом 1999 года Ельцин назначил Путина своим преемником. В середине 2002 года бывший комсомольский функционер Ходорковский предстал пред мировым сообществом как обладатель состояния в 7 миллиардов долларов благодаря 36-процентной доле в группе «Менатеп». В 1995 году на залоговом аукционе «Менатеп» приобрел погрязший в долгах ЮКОС за 300 миллионов долларов, но с тех пор его стоимость многократно возросла. В тот момент, когда государственный бюджет России составлял 67 миллиардов долларов, а рыночная капитализация самой крупной российской компании «Газпром» была равна 25 миллиардам, Ходорковский стал самым богатым человеком России.

Он и его партнеры из «Менатепа» первыми публично объявили о своем состоянии. Многие олигархи прятали имущество за сетью подставных компаний, опасаясь, что государство явится за своей долей — особенно с учетом сомнительности приватизаций. Ходорковский же решил поступить иначе — отчасти потому, что назначение Путина означало легализацию хаотичного перехода к рынку и признание завоеваний 1990-х годов. Это было одной из причин, по которой Путин получил широкую поддержку, особенно от Семьи. И хотя он жестко расправился с медиамагнатами, ничто не говорило о том, что он собирается вернуть во владение государства и другие активы. Он заявлял, что олигархов пора прижать, но при этом обещал не пересматривать итоги приватизации. Казалось, что с обнародованием доходов Ходорковского Россия еще дальше продвинется к зрелой и развитой рыночной экономике. Этот шаг был воспринят как прорыв на пути к прозрачному рынку, но, вероятно, Ходорковский сознательно пошел на это, чтобы сохранить свое влияние и удержаться на плаву. Он решился играть по правилам Запада.

Для силовиков, которые пришли к власти при Путине, новый статус Ходорковского как самого богатого человека страны — и действующего вне их контроля — стал еще одной красной тряпкой. С момента краха СССР они ждали в засаде и мечтали восстановить мощь России. Президентство Путина, доставшееся ему благодаря его способности красиво лгать и давать радужные обещания, ознаменовало начало этого процесса. Люди из КГБ всегда смотрели на нефтяную промышленность страны как на валюту, необходимую для геополитических игр. На их взгляд, обретение контроля над нефтяными ресурсами было жизненно необходимо для, во-первых, защиты их собственного положения, а во-вторых, для восстановления статуса России как противника Запада. Конечно, при этом они попутно пополняли и свои карманы.

Вопрос заключался в том, как они собираются поступить. В отличие от коммунистов, новое поколение силовиков, в том числе те, кто затеял рыночные реформы, не собиралось анонсировать кампанию по ренационализации: наоборот, они всегда утверждали, что выступают за свободный рынок. Но они намеревались использовать рынок как оружие, а для этого надо было его изменить. Они хотели установить квазигосударственный капитализм, который будет способствовать расширению их собственной — и, конечно, российской — власти.

Вопрос с газовой промышленностью решался гораздо легче, чем с нефтяным сектором. В отличие от нефти, газодобыча почти целиком сохранилась в виде мощной контролируемой государством монополии. «Газпром» был главным стратегическим активом страны. Имея самые большие запасы газа на планете, он стал крупнейшим в мире поставщиком газа и обеспечивал самый большой приток налоговых поступлений. «Газпром» не только нес свет и тепло в российские дома, он также закрывал 25 % потребностей Европы, став главным поставщиком для стран Центральной и Восточной Европы, а также для Украины и Беларуси. Это означало, что его можно использовать как оружие политического влияния.

Огромные резервы наличности и финансовые активы открывали для людей Путина массу возможностей. При Ельцине управляющие «Газпрома» взяли работу компании под контроль и превратили ее в собственную вотчину. Но Путин заменил управляющий состав и поставил своих союзников — это было вопросом первостепенной важности. По итогам расследования обнаружилось, что менеджеры эпохи Ельцина передали ряд газовых месторождений и другие активы «Газпрома» в связанные с ними компании. После этого прошла большая чистка. Люди, которых назначил Путин, ранее работали на ключевых должностях в Петербургском морском порту — они прибрали к рукам этот стратегический ресурс, когда объединили усилия с Тамбовской ОПГ. Это был первый сигнал о том, что созданный в девяностые годы альянс силовиков и преступников способен добраться и до активов федерального масштаба. Новым исполнительным директором «Газпрома» стал тридцатидевятилетний Алексей Миллер — невысокий усатый мужчина, ранее занимавший должность заместителя Путина в комитете по внешним связям мэрии Петербурга, а затем — директора порта.

Однако попавшая в частные руки нефтяная индустрия представляла более сложную задачу. В Петербурге силовики воспользовались правоохранительной системой города и с легкостью расправились со своими конкурентами. Но обуздание