Башня. Новый Ковчег 5 - Евгения Букреева

пятого по сто пятнадцатый, — ответил мальчишка, но Мельников и сам уже это видел.

Красные цифры, проставленные мелким шрифтом в допуске, мелькнули перед глазами, и его словно обожгло. Ну, конечно же. Лучше места и не придумать. Больница Ладыгиной на сто восьмом. Можно устроить Нику санитаркой, а Маргарита Сергеевна и Ковальков присмотрят. К тому же, там Стёпка, что с одной стороны хорошо — потому что Ника ему поверит, а вот с другой… если всё вскроется, то сын тоже попадает под удар.

Но времени на размышления не оставалось.

— Значит так. Ника, ты сейчас пойдёшь со мной. Держи свой новый пропуск.

— Куда это она с вами пойдёт? — Вера выступила вперёд и заслонила подругу.

— В больницу, на сто восьмой.

— На сто восьмой? — тут же отреагировал парень. — Но ведь там… Стёпа?

— Да, там Стёпа. Я устрою Нику туда санитаркой, — Мельников опять обратился к Нике, которая при упоминании Стёпки выступила из-за Вериной спины. — Ника, жить будешь этажом ниже, в общежитии медиков. Если соблюдать осторожность, может, всё и обойдётся. Ну?

Ника посмотрела на него серьёзными серыми глазами, и Мельникову на миг показалось, что на него смотрит сам Савельев — настолько похожими были глаза отца и дочери.

— Хорошо, — кивнула Ника и сделала шаг вперёд. — Пойдёмте!

Мельников с Никой направились к южному выходу, он был ближе. Возможно, по времени они и не угадали, но сверяться с расписанием работы лифтов, который был забит в планшет, Мельников не стал. Если что, они подождут на площадке или отправятся пешком по лестнице — всё лучше, чем пересекать весь или часть этажа, наводнённого военными. Самое главное (это сейчас больше волновало Мельникова) — беспрепятственно пройти через КПП, а дальше уже будет легче.

Несмотря на то, что пропуск был настоящий, Олег нервничал. Чёрт его знает, к чему могут придраться. Сейчас со всеми перемещениями было строго. Ещё какую-то неделю назад ему почти не требовалось предъявлять свой пропуск на КПП — его многие знали, а при Савельеве даже ребята, живущие на Поднебесном уровне, спокойно проводили с собой друзей и товарищей, но теперь всё изменилось. Теперь пропуска сверялись чуть ли не под лупой, охрана старательно отмечала время прохода контрольного пункта, просвечивая каждого проходящего взглядом, как рентгеном — что и говорить, Караев закрутил гайки до упора.

При мысли о полковнике Олег внутренне содрогнулся, покосился на идущую рядом Нику — не заметила ли она его волнения. Кажется, нет. Девочка молча шагала рядом. Конечно, она тоже была напряжена и напугана, но виду не показывала, держалась. Хорошая всё же дочь у Павла Григорьевича, сильная. Другая бы плакала, наверно, а эта — кремень. А ведь столько всего на неё свалилось: сначала смерть отца, пусть и мнимая, но девочка-то в неё верила, как и они все, потом какая-то история (что за история — Олегу так и не рассказали, но судя по тому, в каком шоке находилась Ника, когда его привёл к ней Ставицкий, там было что-то очень серьёзное и страшное), и в довершении всего домашний арест — такое не каждый взрослый выдержит.

Олег размышлял. В какой-то момент в голову пришла совершенно абсурдная идея отправить Нику на АЭС — включить её в эту бригаду врачей, но он быстро отмёл эту мысль. Список составляет и утверждает, конечно, он сам, но кто знает, кто будет заниматься отправкой бригады. Скорее всего военные, потому что, судя по всему, административный сектор Ставицкий в известность не поставил — если бы это было так, Маркова ему бы уже весь телефон оборвала и кучу сообщений отправила (любой даже мало-мальски значащий приказ Верховного эта женщина выполняла с неподдельным и показным рвением). А если административное управление не задействовано, значит, в лучшем случае логисты, что мало вероятно, а в худшем — военные. И если там будет присутствовать сам Караев лично, то тогда… Нет, рисковать нельзя. Пусть девочка отсидится внизу, в больнице. Маргарита Сергеевна присмотрит, и Ковальков. Да и Стёпка тоже.

Перед глазами всплыла картина из прошлой жизни — казалось, прошла целая вечность, а по сути — не больше месяца. Они с Савельевым тогда долго спорили, Олег отчаянно дрался за финансирование, Савельев неохотно отступал, подчиняясь необходимости. Иногда их споры почти перерастали в ссоры, хотя оба старались держаться в рамках вежливости: у Олега получалось чуть лучше, а Павел кипел от злости так, что нервно ходившие на скулах желваки готовы были прорвать кожу. В тот день на Малом Совете решался вопрос с выделением дополнительных средств, и перед заседанием Олег зашёл к Савельеву домой, намеревался отыграть несколько позиций, впрочем, безуспешно — Павел стоял насмерть. Их разговор затянулся, а когда они вышли из кабинета, то вдруг наткнулись на своих детей. Через распахнутые застеклённые двери просматривалась просторная, залитая солнцем Савельевская гостиная. Стёпка и Ника стояли у французского окна, выходящего на террасу и, кажется, целовались. Или собирались это сделать. Увидев их, они оба испуганно отпрянули друг от друга, Ника залилась краской, да и на Стёпкином лице явственно проступило замешательство. Впрочем, они с Савельевым смутились тоже. Неожиданная дружба их детей, а может даже больше чем дружба, усложняла их и без того запутанные отношения.

Конечно, Мельников был далёк от мысли, чтобы разыгрывать шекспировскую трагедию и чинить препятствия юным Ромео и Джульетте. Да и на кровную вражду, как между Монтекки и Капулетти, их с Павлом отношения не тянули. Но тогда неприятно кольнуло — почему из всех девушек в Башне его сын выбрал именно дочь Савельева. Что за идиотская насмешка судьбы. Он вспомнил, как тем же вечером делился своими сомнениями с Соней, а та только улыбалась и говорила, что Ника — хорошая девочка, и вообще, они ещё дети, и думать про что-то серьёзное слишком рано. Но Мельников почему-то думал. Он то недоумевал, что Стёпа нашёл в этой невзрачной, рыжей и худенькой девчонке — красавицей Нику Савельеву назвать было сложно, то воображение подкидывало ему картины семейных обедов, если вдруг их дети однажды решат пожениться. Почему-то эти будущие обеды очень раздражали Олега — он представлял, как они сидят с Савельевым за столом, испытывая неловкость, и с трудом скрывают свою неприязнь друг к другу.

Сегодня переживания месячной давности показались Олегу смешными. К тому же, узнав Нику поближе, Мельников понял, что именно