Нашествие арабуру - Михаил Белозеров

— Это почему? — возмутился Якатла.

— Потому что здесь решают государственные дела, а не споры.

Якатла с кряхтением взгромоздился на носилки и в отместку разодрал рабу все плечи.

— Ну и хорошо, — со вздохом проводил его взглядом император Кан-Чи. — А теперь мы поговорим спокойно.

В Сань-Пао всколыхнулись давно забытые надежды на то, что, наконец, кто-то оценит его преданность, честность и ум.

Как ни странно, Кан-Чи понял его. Он даже заметил, что глаза у Сань-Пао повлажнели от переизбытка чувств. Когда-то, когда еще Кан-Чи пороли за малейшую провинность, он был точно таким же, как и Сань-Пао. Хорошо, оценил император Кан-Чи, очень хорошо. Хорошо, что он наивен до чувствительности. Такие верно служат. Может быть, он даже окажется удачливей этого проныры Бугэй. Потом мы его прилюдно казним за какой-нибудь проступок и заменим на своего арабуру, а пока пусть послужит.

В душе император Кан-Чи презирал всех цукасано гэ, которые вольно или невольно уничтожали своих соплеменников, но до поры до времени цукасано гэ были ему нужны, они знали традиции и нравы своей страны и были хорошими исполнителями.

— Радуйся, я назначаю тебя на этот пост! Слава Пернатому Змею! Уййй!!! — провозгласил император Кан-Чи, подписывая государственный указ. Он потряс бамбуковым свитком[152].

Секретарь, который безмолвно стоял в отдалении, подбежал и принял свиток, чтобы спрятать его в ларец.

Сань-Пао изобразил на лице неподдельную радость, хотя едва ли поверил в свое счастье даже наполовину. Опыт всей его жизни подсказывал, что правители безбожно лгут, что они не бывают бескорыстными и что не надо ждать ничего хорошего от его назначения на столь высокий пост. Попробую еще раз, подумал он, а вдруг что-то да выгорит.

— Теперь скрепим наш договор, — сказал император. — Я знаю, что в этой стране он вкрепляется совсем не так, как у нас, поэтому мы поступим по вашему обычаю.

Они вышли на балкон и помочились так, чтобы струи их мочи слились в воздухе. Сверкая на солнце, как бриллианты, струи мочи пролились на огромные ступени двенадцатиярусной пирамиды-дворца Оль-Тахинэ, а ветер подхватил брызги и разнес на крыши домов, парки и лес по всей округе. Черный Мурасамэ тоже присоединился к ним, и его моча тоже пролилась на город. После этого они вернулись в комнату, и император Кан-Чи спросил:

— Убили ли мы всех принцев?

— Да, сэйса! — твердо сказал Сань-Пао. — Согласно документам, собранным со всей империи.

— Мне донесли, — проникновенно сказал Кан-Чи, — что существуют Золотые императорские родословные и что якобы в них прописаны все-все принцы, сыновья принцев и внуки сыновей принцев. Не огорчай меня ложью.

— Я все сделаю, как вы повелеваете, сэйса.

— Иди и через три дня принеси мне голову главного заговорщика! А потом займись Золотыми родословными.

Черный Мурасамэ радостно ощерился — он не понял смысла разговора, но уловил интонацию — коварную, как жало змеи.

Сань-Пао по привычке не посмел ослушаться и вышел с холодеющим сердцем, ибо знал, что за такой срок ему ни за что не найти даже рядового бойца мятежников. А вот о Золотых императорских листах он даже думать не хотел, ибо понимал, что они спрятаны очень и очень надежно и что до них ему никогда не добраться.

Теперь я отомщу всем-всем, подумал император Кан-Чи, нянча ошпаренную руку и не понимая самого главного: что месть — это блюдо, которое всегда подают холодным, и что сгоряча может ничего и не получиться.

Сань-Пао в свою очередь решил, что древние обычаи надо менять — негоже, когда пес мочится на твой любимый город. Негоже!

Новоиспеченный начальник городско стражи — Сань-Пао, решил воспользоваться случаем. Ему донесли, что в квартале чеканщиков нашли необычного человека со спиленными рогами. Сань-Пао догадался, что речь идет о черте. Надо ли говорить, что это был бедный Ёмэй.

Это была сенсационная новость. Не то чтобы Сань-Пао знал о чертях все. По роду службы кое-какие сведения у него, конечно, были. Он знал, что черти прилетели вместе с арабуру, являются их темной, «обратной» стороной. Как Солнце не может жить без Луны, так и кецали не могли обойтись без чертей. От людей их отличало наличие рожек, которые они старательно спиливали. Никто из людей не знал, зачем и почему кецали таскали за собой чертей. И сколько Сань-Пао ни интересовался этим вопросом, ответа так не нашел и решил, что эта самая большая тайна кецалей. Еще большей тайной было появление ойбара — песиголовцев. Сань-Пао догадывался, что ойбара появлялись вслед за кецалями, независимо от воли последних, как их тень, — просто появлялись, и все, возникали из ничего, из воздуха, и что сам Ушмаль ничего поделать с этим не может. Если Будда это допускает, думал Сань-Пао, то так тому и быть. Похоже, я на верном пути.

Но кто посмел или сумел убить черта Ёмэй? Это был самый главный вопрос, который с тех пор постоянно мучил Сань-Пао. Убить мог только ниндзюцу. Значит, они все еще в городе! Так Абэ-но Сэймэй, сам не зная того, оставил след, по которому пошел Сань-Пао.

Вот о чем думал Сань-Пао, с любопытством разглядывая сюрикэн — стальную иглу длиной с сяку. На ее тупой стороне был выбит иероглиф «воля», что позволяло думать об одной из северных школ ниндзюцу. По качеству ковки, отделки и острию иглы можно было сузить круг поиска до конкретного уезда.

Сань-Пао позвонил в колокольчик и приказал принести коллекцию сюрикэн. Он долго рассматривал иглы сквозь волшебное стекло, а через коку уже понял, что такие изготовлялись в трех провинциях, лежащих на севере: Кадзуса, Мусаси и Симоса. А голуби летят на восток, отметил Сань-Пао. Ерунда какая-то! О том, что провинций три, говорили следующие приметы: схожий металл, одни и те же приемы ковки, удлиненная, а не округлая и не плоская форма острия, иероглиф «воля» и торец, выполненный в виде овала — так легче было держать иглу. Обычно иглы прятали в рукаве кимоно на специальном шнуре. Конкретно эта игла висела и терлась о шнур очень долго, из чего можно было сделать вывод, что человек пользуется иглами крайне редко. Игла даже успела заржаветь от пота.

Провинция Кадзуса исключалась. Она лежала в верховьях реки Абукима и совсем недавно была сожжена иканобори. Конечно, это еще ничего не значило, потому что сюрикэн могли изготовить загодя. Но провинция Кадзуса была слишком доступна, а Сань-Пао знал, что ниндзюцу предпочитают малонаселенные и труднодоступные места. Поэтому провинция Кадзуса отпадала. Оставались две самые бедные провинции: Мусаси и Симоса, в которых и людей-то не осталось, думал Сань-Пао. Тем лучше — легче будет искать. А начинать надо с дорог и пастухов — первые надо перекрыть так, чтобы муха не пролетела, а вторых надо отловить как можно быстрее.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});