Энциклопедия языческих богов. Мифы древних славян - Бычков Алексей Александрович

Когда же обер-прокурор уведомил о таком решении Синода Государыню, то получил от неё новое письмо. «Из репорта Вашего, — пишет Императрица, — усмотрела я, что Св. Синод определил послать ко всем архиереям подтвердительные указы, дабы нигде непристойных изображений на образах не было; оное весьма хорошо. Но чтобы дать в ведомстве Св. Синода находящимся живописцам инструкцию таковую, чтобы без их аппробации прочие живописцы св. икон не писали, того никак в рассуждении пространства Империи сделать не можно. Да и прицепки из того великие родиться могут. А потому одного токмо того довольно, если Синод подтвердит всем архиереям, дабы они в эпархиях своих прилежнее наблюдали, чтобы впредь нигде таковых неприличных изображений не было. Июня 4 дня 1767 г.». После этого Синод 20 июня определил: послать указ духовным властям — архиереям, архимандритам и игуменам монастырей; также сообщить ведение Сенату; а выписку об аппробованных живописцах доложить особо. Указ разослан и ведение Сенату сообщено.

Ограничение прав синодальных иконописцев — дело в высшей степени важное. В самом деле, каким образом возможно было выполнить указ об официальной аппробации в местах, отдалённых от Москвы и Петербурга? Ни синодальные художники не имели никакой возможности проникать во все отдалённые иконописные мастерские и на провинциальные базары, где производилась торговля иконами, ни местные продавцы икон не могли, особенно при тогдашних путях сообщения, каждую икону доставлять в Москву или С.-Петербург для предварительной аппробации. Там же, где подобная аппробация оказывалась возможною, неизбежны были упомянутые в письме Государыни «прицепки».

Допустим, что Антропов и Колокольников были людьми безукоризненно честными, неспособными к пристрастной оценке произведений иконописных мастеров, тем не менее не следует опускать из вида того, что они не были иконописцами в строгом смысле слова, а были художниками, и потому их взгляд на достоинство и правильность иконы, естественно, легко мог расходиться со взглядами иконописцев по профессии. Критерий оценки у них должен был быть не тот, что у обыкновенных иконописцев. Точных и подробных руководств на этот предмет никто не давал им: всё дело предоставлялось их личному благоусмотрению. Отсюда — неизбежность их столкновений с иконописцами, даже при добросовестном отношении к делу с той и другой стороны.

Некоторые намёки на эти столкновения находятся в синодальных документах, относящихся к деятельности Антропова; и если неудобства рассматриваемой монополии не выступали с особенною резкостью, то, вероятно, потому, что ни Антропов, ни Колокольников особенно не расширяли сферу своей практической деятельности и не заглядывали в захолустья. Указ Синода о неусыпном наблюдении над иконописцами и о недопущении непристойных изображений не вызвал оживлённой деятельности среди епископов: все они отписались рапортами в получении указа; но сделано ли было ими что-нибудь во исполнение этого указа, — неизвестно. Вернее будет ответ отрицательный, ибо в противном случае горячее отношение к серьёзному делу должно бы было оставить какой-либо след в документах синодального архива. Счастливое исключение составляет член Синода, епископ Переяславльский, Сильвестр. В июле того же 1767 года преосв. Сильвестр донёс Синоду, что во исполнение указов Синода от 18 и 22 июня он посылал нарочных людей на переяславльскую ярмарку для осмотра продажных икон и печатных листов. Посланные, исполнив поручение, представили в консисторию репорт, в котором говорится, что в одной лавке оказались неисправные печатные на листах изображения Христа, Богоматери, угодников Божиих и неисправные молитвы, а вместе с тем продаются кощунные и смехотворные листы. Консистория в свою очередь, рассмотрев представленные образцы, нашла их неисправно напечатанными, а под некоторыми из них — молитвы, несогласные с Словом Божьим и христианским благочестием.

Продавцом этих неисправно напечатанных изображений и молитв оказался Василий Иродионов Шедаев, Кашинскаго уезда Тверской губернии, ведомства государственной коллегии экономии, вотчины Колязина монастыря подмонастырской слободы. Шедаев живёт в Москве уже около 30 лет в разных наёмных домах, а ныне живёт в Кремле на Кирилловском подворье; листов сам не печатает, досок для печатания не имеет, только листы сам раскрашивает. Отобранные у него листы Шедаев купил для ярмарки в Москве на Вшивой горке, в приходе великомученика Никиты, близ Строганова двора, у коломенского купца Леонтия Фёдорова, сына Хлебникова, у которого листы эти печатаются на Варварской улице; сам ли Хлебников доски вырезывает, Василий не знает. Он же Василий продаёт те листы и в Москве в воротах Кирилловского подворья. У Хлебникова покупаются листы и другими продавцами, а также в селе Покровском у Дмитрия да Ивана Ивановых. А продают в Спасских воротах у Казанского собора от Московского Ильи Яковлева да у Вознесенского девичьего монастыря, а от кого именно, он Василий не знает… По запечатании консисторскою печатью листов, в силу синодального указа 9 августа 1760 года, листы эти, а также и сам Василий отправлены под караулом в московскую духовную консисторию при промемории для поступления по указам.

Спустя одну неделю, преосв. Сильвестр доносит Св. Синоду об изображении Св. Троицы с тремя лицами и четырьмя глазами. Из этого донесения видно, что преосв. Сильвестр, получив Синодальный указ, посылал для осмотра изображений в духовных правлениях и заказах, в монастырях и пустынях, — не найдётся ли где-нибудь подобных изображений. И вот 4 июля прислан был в консисторию подобный образ, печатный, иностранной работы, на бумаге: Св. Троица представлена здесь с тремя лицами и четырьмя глазами, с двумя подписями внизу — латинской и немецкой. Взят этот образ у Переяславльского купца Семёна Трухачёва, который купил его во Пскове. Представляя этот образ св. Синоду, преосв. Сильвестр в заключение предлагает следующее: понеже он признавается вывозным из заграничных мест, и для того не соблаговолено ли будет воспретить указами и вывоз таковых, також и продажу в лавках иностранных и российских купцов. Св. Синод признал эту меру целесообразною и предложил Сенату запретить ввоз в Россию из заграницы непристойных изображений и сообщить о том в пограничные места.

Сенат 24 августа предписал губернаторам сделать через канцелярии публикации о том, что те иконописцы, которые не станут исполнять требований относительно непристойных изображений, будут наказаны. Что же касается запрещения ввоза икон из заграницы, то Сенат отказался исполнить это под благовидным предлогом. По этому поводу Сенат 26 августа сообщил Синоду: «как по состоявшемуся за подписанием собственныя Ея Императорскаго Величества руки 1764 года Апреля 23 дня губернаторам наставлению по 11 пункту велено всем земским правительствам, находящимся в губерниях (кроме Москвы и Петербурга, которые земским канцелериям не подчинены), как напр, таможням, магистратам, пограничным комиссиям, полициям и ямским правлениям, словом всем, какого бы звания ни были, гражданским местам быть в ведомстве губернатора; напредь же сего, а именно в прошлом 1767 году июля 23 дня, по определению правительствующего Сената, учинённому вследствие данного Св. Правительствующему Синоду того ж году мая от 24 числа имяннаго Ея Императорскаго Величества указа, посланными из Сената ко всем губернаторам указами предписано, чтобы они в своих губерниях о неизображении св. икон в странных и соблазнительных видах велели сделать повсюду от канцелярий публикации с тем, что иконописцы, которые сие преступят, жестоко будут наказаны, о чём и Св.

Правительствующему Синоду в известие знать дано, следовательно о сём уже должное подтверждение и учинено, а потому и в пограничные места, которые по силе вышеписаннаго даннаго губернаторам наставления состоять в их же ведомстве, Сенат об оном подтверждения чинить не может. И Святейший Правительствующий Синод да благоволит о том быть известен (ibid)».

Это решение Сената не соответствовало намерениям Синода, хотя последний и не настаивал на своих требованиях, решив «приобщить его к делу», однако самая сущность дела от того нисколько не пострадала. Пограничные чиновники, во всяком случае, не могли быть компетентными судьями в религиозном искусстве и не могли решить — какое изображение согласно с учением православной Церкви и какое, наоборот, должно быть отнесено к числу непристойных, — тем более, если ещё такими чиновниками были иностранцы. Пропаганда латинства и непристойность в искусстве могли быть устранены иными, более целесообразными мерами, а не внешними приказаниями, направленными к людям, не имеющим ничего общего ни с богословием, ни с искусством.