Пусть умрёт - Юрий Григ

      Но и без того рассказ Максимова настолько потряс старлея, что он тотчас же, не сходя с места, безоговорочно поверил в версию журналиста и поклялся, что более никогда не скажет худого слова о его коллегах... без серьезных на то оснований.

      Максимов был польщен, но возразил, что это чересчур сильное, а главное, совершенно излишнее обязательство, поэтому не настаивает на его выполнении. Тем более – он сам поостерегся бы поклясться, что никогда не скажет о своем брате-журналисте худого слова. Так что вместо такого бесполезного обещания он предпочел бы видеть Игнаточкина в своей команде, поскольку профессиональная помощь при данных обстоятельствах была бы просто неоценима.

      - Итак, предлагаю участие в деле, – заключил Максимов. – В связи с возникновением обстоятельств непреодолимой силы – я имею в виду твоих гэбистов – заниматься этим тебе придется в порядке личной инициативы. Секретность гарантирую. Выведем на чистую воду мерзавцев, а? Ну как, окей? – предложил он свою честную руку.

      - Окей, – радостно ответил на безукоризненном английском Игнаточкин,  но тут же спохватился и, пригорюнившись, добавил: – хотя по головке меня за это не погладят.

      - Не унывай, старлей, по головке тебя погладят благодарные потомки. И первое, что мы с тобой сделаем, попытаемся вызволить вещдок.  Э-эх, надо было реквизировать вещицу. Эдик бы откупился. Но, как говорится, – знал бы прикуп, жил бы в Сочи... Ты, кстати, преферанс уважаешь, Паша?

      - Баловался в институте...

      - Тогда должен знать это золотое правило. Ну что, вперед? Надо опередить злодеев, правда, насколько я знаю эту организацию, – шансы у нас, прямо скажем, не очень.

      - Это почему же? Я еще не передал им улику официально... Они не смогут ее изъять.

      - Павлик, – пряча скептическую улыбку в модной нынче недельной щетине, сказал Максимов, – назови мне хоть одну, сколь-нибудь вескую причину, почему контора не сможет этого сделать?

      - Всё очень просто, – ответил уверенно Игнаточкин, – до письменного распоряжения о передаче дела все материалы, включая вещественные доказательства, числятся за мной. И еще...  Нужна виза начальника отдела.

      Грустная улыбка была ответом на это наивнейшее из наивных заблуждений, когда-либо прозвучавших в стенах МУРа.

      - Нам нужно срочно к Трюфелевой! – взволнованно воскликнул Игнаточкин, не обращая на это внимания.

      - К Трюфелевой? – удивился Максимов.

      - Да, к ней, в хранилище вещдоков. 

Глава XIII СЛАДКИЙ СОН КАПИТАНА ТРЮФЕЛЕВОЙ

Для хранения ... изъятых предметов выделяется отдельное помещение – камера хранения вещественных доказательств... оборудуется стеллажами, металлическими шкафами...

Из Временной инструкции о порядке учета хранения и передачи вещественных докаpательств, ценностей и иного имущества по уголовным делам в органах прокура туры РФ ( утв. Приказом и.о. Генерального прокурора РФ от 7 июня 2006 г. № 29)

       Когда новоиспеченные друзья  прибыли в спецхранилище, они застали капитана Трюфелеву мирно почивавшей в неудобном кресле.

      Правда, неудобным оно выглядело только на первый взгляд. Если дать себе труд и присмотреться внимательней, то  можно было разглядеть, что было оно придвинуто к письменному столу таким хитроумным образом, что любой прямоходящий, включая человекообразных обезьян, мог оставаться в вертикальном положении, будучи даже полностью в бессознательном состоянии.

      Более того, бездыханный труп, и тот, если его ооблечь в соответствующий мундир и аккуратно зажать между спинкой, подлокотниками и краем стола, вполне мог сойти за живого капитана милиции.

      Голова этой раблезианской женщины-милиционера опиралась на остроумную конструкцию, состоящую из трех точек, одной из которых, хоть и расслабленная во сне, была  шея, а две другие были образованы упертыми в стол дородными локтями.   Сдобные ладошки, подоткнутые под кустодиевские щеки товарища капитана, и сомкнутые в сладкой неге глазки довершали это живое доказательство изобретательности, каковая, как видите, свойственна даже не шибко сведущему в науках обыкновенному человеку.

      Капитан спала...

      Ей снилась аккуратная пачка заокеанских денежных знаков, в количестве двадцати штук, все как один с ликом Бенджамина Франклина.

      Не очень искушенная в вопросах истории, тем более в истории стран зарубежных, Трюфелева за время работы в милиции неплохо изучила в лицо, по меньшей мере, семерых выдающихся деятелей заокеанской державы. Ровно такое количество отцов-основателей было привлечено казначейством Соединенных Штатов для персонификации банкнот различного достоинства.

      Обладавшая неплохой зрительной памятью, Тамара Поликарповна сходу определяла достоинство банкноты, даже без считывания цифр – по картинке. И милей всех ей был – по вполне понятной причине – вышеупомянутый Франклин, хотя имени-фамилии этого забавного старикана она не знала – буквы под портретом были мелковаты для уже немолодых глаз.

      Приснившиеся деньги являлись не только материализацией проказ Морфея, но и имели вполне вещественный прототип. В реальности они достались капитану Трюфелевой за работу, точнее – за акт подмены одного из предметов, задача сохранения которых в ультимативной форме была возложена на нее согласно должностной инструкции.

      До этого она уже поживилась, ссудив тот же предмет во временное пользование, то есть с возвратом. Но тогда сумма была менее внушительной, да и, по правде говоря,  растаял уже тот гонорар без следа.

      И вот теперь снилось ей, что хранилище, за пять последних лет ставшее родным, превратилось в магазин.

      В этом удивительном сне решетка, отделяющая помещение хранилища от приемной – тесной комнатушки со столиком, где обычно располагались посетители для оформления бумаг, – исчезла. Точнее, трансформировалась из тюремной квадратно-гнездовой в подобие замысловатой арки из витой кованой стали, гостеприимно заманивающей покупателей в торговый зал. В зале на стеллажах размещалось множество разнообразных предметов, оформленных на удивление не без признаков художественного вкуса и с разумной фантазией.

      Ценники в форме пятиконечных ассиметричных звезд, помимо наименования товара и цены, содержали также инвентарный и еще какие-то непонятные номера. Всё, как полагается в приличном супермаркете (аналогичную мысль, собственно, уже высказывал совсем недавно Матвею Петровичу башковитый Олег, подручный Поля). Стол, за которым обычно коротала рабочие дни капитан Трюфелева, волшебным образом преобразился в подобие прилавка с коротеньким, как детские штанишки, конвейером и кассовым аппаратом. А за ним в закутке, придирчиво оглядывая очередь из нескольких терпеливо дожидающихся обслуживания клиентов, с неприступно важным видом восседала сама Тамара Поликарповна.

      Она уже научилась распознавать по внешнему виду покупателей, кто из них к какому типу принадлежит, интуитивно разделяя клиентуру на три категории.

      К первой, очень назойливой и самой неприятной, относились сотрудники, родного, ведомства. Эти трясли перед ее носом записками от начальства, были многословны и нахальны, качали права, требовали, лаялись, а, отоварившись, довольные собой удалялись проводить следственные эксперименты – словом, сволочи.  Трюфелевой после них оставалась только головная боль и никакого навара. Но когда надо было заморочить кому-нибудь голову, – а это происходило достаточно часто, – они, эти жмоты, раскошеливалась на что-нибудь незамысловатое, типа конфет, или – что еще хуже – предлагали бартер, будь он неладен. Дескать, услуга за услугу. Ну, вы представляете?!

      Скажите на милость – что нужно женщине-милиционеру, посвятившей свою жизнь, всю без остатка, борьбе с ворами, грабителями, взяточниками, негодяями всех мастей и даже с убийцами; женщине, давно пережившей матримониальный возраст и, следовательно, лишенной перспективы развестись и выйти замуж по любви, или, тем более, по расчету; женщине, у которой не за горами тот день, когда останется одно лишь невеселое прозябание на скудную пенсию. Подумайте и скажите – что нужно ей от  собратьев по оружию? И вы придете к неизбежному выводу – всё что угодно, но только не услугу!

      «Пусть бог отпустит им все грехи, – думала капитан Трюфелева, в душе женщина набожная. – Ну и что? Между прочим, многие начальники засветились целующими иконы в храмах.»

      Правда нынче набожность в органах не наказывалась, но и не поощрялась.

      Вторая категория – смежники. Эти обладали, как правило, более высоким приоритетом – как козырная десятка перед шестеркой. Их представители отличались исключительной беспардонностью. Были опасны, как акулы! Не церемонились – брали бесплатно всё, что заблагорассудится, и гордо покидали магазин, не раскошелившись даже на «спасибо». Во всяком случае, Трюфелева, как ни старалась, так и не смогла припомнить ни одного случая проявления с их стороны благодарности в любой форме – устной, письменной, не говоря уже о форме, воплощенной в материальные ценности.