О, Иерусалим! - Ларри Коллинз

Шломо Шамир, оценив ситуацию, понял, что битва, не успев начаться, проиграна. У него было слишком мало сил, чтобы захватить Латрун дневной фронтальной атакой. Единственное, что оставалось делать, — это организовать немедленное отступление и постараться свести к минимуму потери. Шамир выждал некоторое время, надеясь, что передовой роте Хаима Ласкова все-таки удастся обойти с фланга деревню Латрун и достичь дороги Латрун — Рамалла. Однако ураганный огонь с крыши полицейского училища и контратака Арабского легиона не позволили Ласкову выполнить эту задачу. Шамир дал приказ отступать.

Вся долина была усеяна бегущими и ползущими людьми, пытающимися спастись от огня. Чтобы прикрыть отступление, Ласков приказал роте, засевшей в саду монастыря, занять скалистый холм высоту 314, прямо против Латруна. Но как только рота показалась из сада, арабы открыли по ней огонь, и пшеничное поле, в которое когда-то Самсон пустил лисиц с пылающими хвостами, теперь снова загорелось, подожженное арабскими снарядами. Пока рота добралась до высоты, она понесла тяжелые потери.

Со своего наблюдательного поста Хабес Маджели и Махмуд Русан следили за сражением. "Боже мой! — подумал Русан. — Должно быть, евреям действительно позарез нужно взять Латрун, если они кидаются прямо под наши пушки!" Особое уважение у Русана вызвало стремление израильтян во что бы то ни стало эвакуировать с поля боя убитых и раненых. Русан видел, как группа евреев шесть раз спускалась с высоты 314, пытаясь добраться до лежащих у подножья холма тел своих товарищей.

"Каждая такая попытка приводила к дополнительным потерям", — вспоминал впоследствии Русан.

Маджели приказал своим минометчикам сконцентрировать огонь на высоте 314, а полевым орудиям стрелять по тропам, находившимся за ней. По этим тропам пытались пробраться назад в Хульду иммигранты из отряда Гуревича. За ними по пятам, как стая волков, гнались арабские феллахи; они добивали ножами раненых и упавших от усталости. Под обстрелом иммигранты забыли даже те немногие слова на иврите, которые успели выучить. Маги Мегед, два дня назад умолявший Бен-Гуриона дать людям время отдохнуть и подготовиться к сражению, пытался теперь собрать уцелевших и отвести их в укрытие. Но люди превратились в испуганное стадо. "Они не знали даже, как ползти под огнем, — вспоминал потом Мегед. — Некоторые из них не умели пользоваться винтовками, полученными за несколько часов до наступления.

Командиры отделений под пулями бегали от бойца к бойцу и показывали, как отводить затвор А те, кто знал, как спускать курок, все равно не умели целиться".

Остатки головной роты Ласкова и отряда Гуревича собрались в конце концов на склонах высоты 314. Им было приказано двигаться в деревню Бейт-Джиз, которая, по сведениям Ласкова, была занята евреями и где можно было наконец найти воду (иммигрантам так и не выдали фляжек). Однако, когда измученные бойцы добрались до Бейт-Джиза, оказалось, что евреев там нет. Деревня встретила беглецов огнем. В два часа они наконец добрались до оставленных ночью автобусов. Весь день машины Хаима Ласкова прочесывали под арабским огнем почерневшие от огня поля в поисках раненых.

В арабском штабе Махмуд Русан перебирал десятки удостоверений личности, найденных у убитых солдат противника.

— Да здесь евреи со всего света! — заметил удивленный офицер. — Они приехали сюда, чтобы сражаться за свою землю, текущую молоком и медом!

Никто так и не узнал, сколько иммигрантов заплатило в тот день своей жизнью за право ступить на землю Палестины. В хаосе, который предшествовал началу операции, не было времени составить списки подразделений. По официальному сообщению Хаганы, погибло семьдесят пять человек. Позднее признавалось, что потери были значительно больше. Арабский легион объявил, что в сражении было убито восемьсот евреев.

Доподлинно известно, что арабы захватили двести двадцать винтовок. Сами они почти не понесли потерь.

Каковы бы ни были действительные цифры, несомненно одно: батальон иммигрантов потерял в этом сражении больше людей, чем какое бы то ни было израильское подразделение во всех трех войнах Израиля против арабов.

41. В огне и в крови

Победа под Латруном была не единственной арабской победой. В тот же день на юге под натиском египетской армии после пяти дней героической обороны пал кибуц Яд-Мордехай. Только на севере израильская армия нанесла арабам серьезное поражение, оттеснив из Галилеи сирийские войска.

Уже начиная с 14 мая Соединенные Штаты пытались добиться через Совет Безопасности прекращения огня. Этому противилась Великобритания. Полагая, что арабы вот-вот добьются серьезных успехов, британское правительство вовсе не собиралось способствовать прекращению боев.

— Нужно позволить событиям развиваться естественным путем, — заявил британский дипломат своему американскому коллеге.

Наконец 22 мая Соединенные Штаты и Советский Союз, преодолев сопротивление Великобритании, добились резолюции Совета Безопасности о прекращении огня.

Бен-Гурион в Тель-Авиве собрал высших офицеров Хаганы и попросил их высказать свое мнение о призыве Совета Безопасности. За последние дни положение с оружием у израильской армии несколько улучшилось. Из Праги прилетели еще пять "мессершмиттов", и в Хайфский порт прибыла первая крупная партия оружия. Однако командование Хаганы единодушно высказалось за прекращение огня.

Арабские лидеры, собравшиеся в Аммане, были другого мнения.

Убежденные в скором падении Иерусалима, они категорически отвергли призыв Совета Безопасности и вместо него выдвинули свой собственный ультиматум: они дали миру сорок восемь часов на то, чтобы найти новое решение палестинского вопроса — такое, которое не предусматривало бы создание Еврейского государства.

Тем временем в Еврейском квартале Старого Иерусалима раввины, которые четырьмя днями раньше призывали поднять в их защиту "все правительства и целый мир", теперь убеждали Моше Руснака капитулировать.

— Мы все время читаем псалмы, но бои все продолжаются, — сказал Руснаку один из раввинов. — Значит, Бог хочет, чтобы мы сдались.

Положение в Старом городе было действительно безнадежным.

Солдаты Абдаллы Таля захватывали одну позицию за другой.

Половина территории Еврейского квартала была уже в руках арабов. Электричество давно не работало. Запасы воды почти истощились. Канализация не действовала, и вонь экскрементов смешивась с запахом разлагающихся трупов: мертвых негде было хоронить. В больнице кончилась кровь для переливания, не было обезболивающих средств, и операции производились без анестезии, при свете карманных фонариков.

И все же Моше Руснак решил не сдаваться. Он убеждал раввинов, что сегодня должно прийти подкрепление. Однако никто не спешил к нему на помощь. Зато Абдалла Таль, недовольный малой эффективностью артилллерии, решил перевести орудия с Масличной горы в Старый город. Талю удалось провести два броневика по улице Виа Долороза (Крестный путь), где прежде передвигались только ослы да козы.

Появление броневиков у самого Еврейского квартала совершенно ошеломило его защитников. У евреев не было ни одного противотанкового орудия. Теперь, 27 мая, их могло спасти только чудо. Проверив все свои посты, Моше Руснак обнаружил, что из двухсот бойцов, с которыми он начинал оборону квартала, и восьмидесяти, пришедших позднее с Газитом, в строю осталось лишь тридцать пять — остальные были убиты или ранены. На каждого приходилось по десять патронов.

Пулеметные ленты вышли все до последней. Дома стояли пустые.

Население пряталось в подвалах трех древних синагог. Одна из них — "Хурва" ("Руина"), главная синагога ашкеназийских евреев, была самой красивой в Иерусалиме и во всей Палестине.

Желая спасти здание синагоги от разрушения, Абдалла Таль двумя сутками ранее предупредил представителя Красного Креста, что если Хагана не сдаст своих позиций в "Хурве" и прилегающем дворе, он вынужден будет атаковать. Синагога была последним опорным пунктом Хаганы на оставшейся территории. Руснак отказался оставить здание. С падением "Хурвы" тысяча семьсот жителей квартала оказались бы в руках арабов. Руснак решил драться до конца.

Абдалла Таль собрал ротных командиров на оперативное совещание. Арабы не сомневались, что еще одна массированная атака — и Еврейский квартал падет. Таль знал, где следует ударить. Он считал, что, написав представителю Красного Креста и не получив никакого ответа, он может быть свободен в своих действиях.

— Приказываю взять "Хурву" к полудню!

— Обещай, что если мы это сделаем, — сказал капитан Мусса, — мы будем вечером пить чай в синагоге.