Империя Страсти (ЛП) - Кент Рина

Она просила меня больше не кусать ее, но к черту.

Во мне всегда присутствует эта животная потребность пометить каждый сантиметр ее кожи, чтобы она принадлежала только мне.

Так что я единственный мужчина, который когда-либо будет владеть ее телом, и у меня есть миссия покорить ее душу.

Раньше я никогда не испытывал подобных чувств к женщине. Когда я только познакомился с ней, был намек на желание большего, но не до такой степени, как эта жгучая одержимость.

Не до такой степени, когда я двадцать четыре часа в сутки жажду попробовать ее на вкус.

Я никогда не был человеком, который легко привязывается или привязывается вообще. Никогда не смотрел на женщину дважды, не придумывал одну идею за другой, чтобы заманить ее в ловушку и заставить остаться со мной.

Но женщина, стоящая у окна, проверяющая свой телефон и массирующая висок, является исключением из всего вышесказанного.

Она чертовски красива, как мой падший ангел и любимый демон дьявола.

Не в силах сопротивляться порыву, я натягиваю трусы и подхожу к ней, затем обхватываю ее за талию, прижимаясь к ней сзади.

Она пахнет сексом и мной.

Теперь я всегда чувствую на ней свой запах, и благодарен за чувствительный нюх, который позволяет мне в полной мере ощутить этот момент.

Моя вторая рука массирует ее голову, и она вздыхает.

— Ммм. Вот здесь.

— Тебя тебя все еще беспокоят сильные головные боли?

— Только когда я устаю. Благодаря кое-кому.

Она смотрит на меня зловещим взглядом, а я лишь ухмыляюсь, продолжая заниматься своим делом.

Аспен уже семь дней трезвая, и я готов поспорить, что ее решение бросить пить связано с тем, что Гвен назвала ее алкоголичкой. Если я что-то и узнал об Аспен, так это то, что она страстно презирает слабость. Это результат ее тяжелого детства, отца-мафиози и тех усилий, на которые ей пришлось пойти, чтобы вырвать свое место на вершине.

И согласно ее логике, быть менее совершенным в глазах Гвен это признак слабости.

Это очень далеко от истины, но если это заставит ее бросить пить, то она может верить в это сколько угодно.

Она стала очаровательно ворчливым существом во время завязки. Первые несколько дней были самыми ужасными, но постепенно она адаптировалась и даже начала больше есть. А моя любимая часть? Она ищет меня при каждом удобном случае, а когда я попытался игнорировать ее, чтобы добиться от нее реакции, она завалила мой телефон приглашающими эротическими фотографиями.

Вздохнув, она расслабилась в моих объятиях, и даже ее движения приостановились в телефоне.

— Все еще пытаешься связаться с Гвен?

Я показываю на экран, на котором открыт групповой чат с Кэролайн и Гвен.

— Она игнорирует меня, но прекрасно общается с Кэролайн.

— Это проявление ее гнева. Она придет в себя.

— Ты также сказал, что она прощающий тип, но эта черта характера, очевидно, не применима к этому. — ее голос понижается. — Мне кажется, что она ускользает от меня после того, как я наконец-то заполучила ее. Что если она разочаруется во мне?

— Она хотела иметь мать с самого раннего детства, так что вероятность того, что это желание ослабнет, где-то ниже нуля. Гвен невероятно целеустремленная и не сдастся, пока не добьется своего.

Ее лицо загорается, как это происходит всегда, когда я говорю о Гвен, а затем она обхватывает рукой свой живот.

— Знаешь, когда она была внутри меня, она сильно пиналась, иногда вырывая меня из сна посреди ночи. Я думала, что она больна или что-то в этом роде, и ничего не могла с этим поделать, иначе я могла бы спровоцировать насилие со стороны моих тети и дяди.

Моя челюсть сжимается, и я перестаю массировать ее голову, чтобы не сжать ее или не сделать что-нибудь еще хуже.

Как и я, Аспен не любит говорить о своем прошлом. Это один из немногих случаев, когда она охотно предлагает взглянуть на него.

— Твои тетя и дядя еще живы?

— К счастью, нет. Они погибли в ужасной аварии вскоре после того, как я сбежала. Голову моей тети нашли в миле от ее тела.

— Хорошее избавление.

Она вздрагивает.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Я думала, что тоже буду счастлива, но их смерть не вернула мне дочь, которую я потеряла. Тогда они били меня при каждом удобном случае, пытались отравить, запирали, пока я не решила, что умру.

— Но ты не умерла. Ты здесь.

— Да. Я расставила ловушки по всему дому и превратила их жизнь в ад. Я пыталась сделать все возможное, чтобы защитить ребенка, который рос во мне. Я была молода, но не была совсем ребёнком, понимаешь, и впервые в жизни я почувствовала ответственность за кого-то другого. Я влюбилась в нее сразу же, как только узнала о ней, и много читала ей, заставляла слушать любую музыку и рассказывала ей счастливые истории, от которых я была слишком прагматична, чтобы испытывать радость. Я… хотела, чтобы ее любили и заботились о ней, чтобы у нее была история, отличная от моей. Поэтому, когда мне на руки положили мертвого ребенка, я потеряла всю свою цель и просто выживала. До… ну, нынешнего момента. Я хочу дать ей все, что у меня есть и чего нет несмотря на то, что она не ребенок и замужем. Это странно?

— Нет, это просто означает, что ты родитель. И если тебя это утешит, я также хотел, чтобы у нее была история, отличная от моей. Возможно, поэтому я слишком баловал и опекал ее.

Она поворачивается ко мне лицом, заставляя отпустить ее.

— Ты отличный отец, Кингсли. Самый лучший отец, которого я знаю.

— Либо ты не знаешь многих отцов, либо это был комплимент.

На ее шее вспыхивает румянец, и она шепчет:

— Заткнись.

— Не волнуйся. Я сохраню твои эмоции в секрете, дорогая. Даже наша дочь не узнает об этом.

Она делает паузу, ее губы приоткрываются.

— Ты… просто… Ты только что назвал ее нашей дочерью?

— Ну, разве это не так?

— Да, но ты никогда не говорил этого раньше.

— Ты первой назвала ее нашей дочерью на днях. Так что я просто поддерживаю тенденцию.

Она улыбается мне.

— Спасибо.

— Только что наступил конец света или ты меня поблагодарила?

— Просто согласись и перестань быть умником.

Я притягиваю ее к себе.

— Я умник?

— Худший из всех. — она вздыхает, утыкаясь носом в мою грудь. — Но, эй, твой запах определенно прогоняет головную боль при завязке.

— За каждое объятие я получаю по сексу.

Ее плечи трясутся от смеха.

— Сексоголик.

Я глажу ее огненные волосы.

— Признаю себя виновным, ваша честь.

Мы остаемся в таком положении на некоторое время, ее руки обвивают мою талию, лицо утопает в моей груди, а мои пальцы играют с ее волосами.

И если бы время могло остановиться, это был бы идеальный момент.

— Ты должна сказать Гвен то, что только что рассказала мне, — говорю я через некоторое время. — Она бы поняла.

— Я бы не хотела.

— Ты не должна быть постоянно сильной, Аспен. Есть люди, включая твою плоть и кровь, которые должны видеть тебя такой, какая ты есть. С недостатками, слабостями и всем прочим. Кто-то такой сочувствующий, как Гвен, оценит это.

— Я… подумаю об этом. — она вздыхает. — Просто это кажется таким странным после стольких лет. Многое кажется.

— Например?

— Например, как я нашла тебя, Кэролайн и Гвен. Это как внезапный прилив жизненных сил у умирающих пациентов перед смертью.

— Это удручающая аналогия.

— Знаю. Просто не могу не думать об этом.

— О чем я не могу не думать, так это о том, как твои тетя и дядя нашли меня.

Она поднимает голову, хмурясь.

— Я тоже. Все эти годы я думала, что Кэролайн помогает им, но она клялась, что это не так.

Мне это не нравится. Это недостающий фрагмент в головоломке и черная дыра, нарушающая всю картину. Хуже всего то, что единственные связующие звенья этой теории, тетя и дядя Аспен, исчезли.

Словно все это было спланировано.

Мой телефон пищит на полу рядом с нами, но я не обращаю на него внимания.

Аспен немного напрягается, прежде чем незаметно отстраниться.