Моя жена – Анна Павлова - Виктор Дандре

Анна Павлова и ее лебедь Джек в имении балерины Ivy House в Лондоне

Любовь его к лебедям была исключительной. Каждый день он приходил к нам в «Айви-хаус», – какая бы погода ни была, – приносил им свежую траву и проводил с ними два-три часа. По его словам, он обходил каждый день несколько соседних парков, где тоже были лебеди, чтоб следить за ними. Последствия нашего знакомства с «профессором» вскоре сказались. Жак стал совсем ручным, а его семья сразу увеличилась с двух до восьми. Это было слишком, и я заявил Анне Павловне, что впоследствии, когда они все вырастут, у нас будет больше лебедей, чем воды. Как бы то ни было, маленькие росли, и «профессор» занялся их воспитанием. Он так их приручил, что они шли навстречу, когда он приходил. Затем мы уехали за границу, и, вернувшись, уже не видели «профессора». Но результат его влияния на Жака оказался настолько значительным, что Анна Павловна могла сниматься с ним, притом в разных позах. Брала его на колени, обвивала его шею вокруг своей, и все это он выносил без малейшего протеста. Зная, насколько лебеди вообще дикие птицы, я думаю, что это – замечательное достижение. Вскоре, однако, в нашей лебединой семье начались раздоры: Жак невзлюбил одного из молодых, и тот, выбрав себе подругу, перелетел в соседний парк, где и основал новую династию наших лебедей. Одну пару мы подарили своим знакомым. Вскоре, во время нашего отъезда, умер Жак, патриарх семьи. Возвратившись, мы застали трех лебедей, но вскоре и жена Жака тоже умерла, в гнезде опять осталось двое.

В Италии на улице мы наткнулись раз на иллюстрированную газету с необыкновенной картинкой в красках: перекресток Лондона, огромное скопление автобусов и автомобилей, толпа народа, все остановилось, а посредине полицейский сражается с громадным лебедем. Заинтересовавшись картинкой, мы узнали из описания, что это – наш Жак, вылетевший из «Айви-хаус», но достигший лишь перекрестка около станции Гольдесгрин, где всегда происходит огромное движение трамваев и автобусов. Он действительно остановил все движение. Полицейский, храбро пытавшийся схватить Жака, не мог с ним справиться, и только вместе с подоспевшим другим полицейским лебедь был усажен в такси и отвезен в участок, откуда потом его водворили к нам в «Айви-хаус».

После кончины Анны Павловны умерла и наша лебедиха, и на озере Жак остался один[51]. От трех разных лиц он получил предложение переехать к ним на жительство. Один англичанин писал мне, что у него в имении большое озеро и он будет очень рад предоставить его Жаку. Другой, тоже англичанин, приехал ко мне с просьбой отдать ему Жака, чтоб поселить в имении около Биаррица, на чудном небольшом озере. Он привез мне даже фотографии этого озера. И наконец, третье предложение было сделано большим другом Анны Павловны, одной дамой из Голландии, где у нее великолепный дом в старинном парке. Канал, проведенный через парк, образует несколько озер. Я, конечно, убежден, что в память Анны Павловны нашего Жака везде устроят хорошо, но, пока «Айви-хаус» не продан, лебедь будет жить на своем озере, а потом, решил я, лучше всего оставить Жака в Англии, где он родился.

Приехав в «Айви-хаус», Анна Павловна сейчас же завела голубей, которые почувствовали себя очень хорошо и начали размножаться с такой быстротой, что наконец пришлось их раздаривать. Тем не менее когда в 1930 году мы вернулись в «Айви-хаус» и начали их подсчитывать, то убедились, что их больше шестидесяти, а в этом году их уже восемьдесят пять.

Вначале Анна Павловна выбирала голубей породистых, но потом, за время войны, они все перемешались, и хотя некоторые сохранили еще окраску, но, в общем, превратились в самых простых. Когда мы жили в «Айви-хаус» более продолжительное время, голуби очень привыкали к нам и доставляли Анне Павловне большое удовольствие. Они слетались к ней, всю облепляли и брали у нее корм из рук.

Многие знали о любви Анны Павловой к птицам, и ей часто привозили или присылали каких-нибудь птичек. Когда мы приехали в Гамбург, то Гагенбеки, владельцы знаменитого Зоологического сада там, решили сделать ей сюрприз. По окончании первого спектакля два человека внесли на сцену, на бамбуковой палке, громадной величины Ару. Такой птицы мы никогда не видели ни по размерам, ни по богатству раскраски. После спектакля Ару доставили нам в отель, и тут сразу возник вопрос, где нам его держать. В гостиной висела большая люстра, к которой мы и подвесили кольцо, куда и уселся попугай. Но он был такой громадный, что хвост его касался пола.

Рано утром попугай разбудил нас своим криком, и мне пришлось перевести его в ванную комнату. В конце концов мы были вынуждены просить Гагенбеков взять птицу обратно. При этом Анна Павловна намекнула, что ей доставило бы большое удовольствие, если бы вместо Ары они ей прислали бы в «Айви-хаус» одного фламинго. По возвращении в Лондон она, к своему большому удовольствию, нашла там пару прекрасных розовых фламинго, которые очень хорошо освоились с нашим маленьким озером и лебедями в нем; они прожили у нас года три.

Замечательно было впечатление, произведенное этим попугаем на французского бульдога Анны Павловны: когда он в первый раз увидел Ару, он буквально окаменел и с вытаращенными от удивления глазами сидел, как очарованный, перед птицей. Придя немного в себя, Дюк потихоньку, со страхом, подошел к хвосту Ары, но тот так заорал, что собака как сумасшедшая бросилась от него и с той поры решалась рассматривать его лишь издали.

В соседнем Гольдесгрин-парке жило два павлина. В один прекрасный день они решили сделать нам визит. Анна Павловна их чрезвычайно любезно приняла, начала кормить, и они стали сначала довольно частыми посетителями, а затем и совсем перебрались к нам на житье. Несмотря на энергичные протесты садовника, который жаловался, что птицы не церемонятся с грядками цветов и выклевывают цветы из ваз, на жалобы прислуги, что они страшно пачкают балконы, павлины так прельщали Анну Павловну своей красотой, что она велела их не трогать. Вернувшись в 1930 году из турне, мы узнали, что пава сделала себе гнездо и села на яйца. Место для себя она выбрала самое необыкновенное: на каких-то камнях, у самой проходной дорожки. Сидела она очень терпеливо, и так как никогда не покидала гнезда, то Анна Павловна поставила ей тарелку с пищей и миску с водой, а когда пошли дожди, ей устроили из непромокаемой бумаги навес. Все наши старания, однако, ни к чему не привели. Однажды утром она перестала сидеть, одно яйцо лежало на голой земле, и уже нельзя было надеяться, что из намерений павы может что-нибудь выйти. Так этим все и кончилось.

Насколько Анна Павловна действительно любила птиц и животных, видно из такой маленькой подробности. Когда эта пава сидела на яйце, ее супруг, который никогда не приходил к ней, занимался тем, что взлетал на нашу стену и оттуда начинал кричать.

Вероятно, ему было скучно и он звал ее. Этот крик продолжался иногда часами, каждый раз я хотел его прогнать, но Анна Павловна упрашивала этого не делать: когда пава слышит, как он кричит, она знает, где он, и не беспокоится.

Птицы всегда были слабостью Анны Павловны, но постоянные путешествия не давали ей возможности заниматься ими. В 1922 году в первый раз на Востоке, в Сингапуре, Анна Павловна увидела прелестных маленьких птичек, известных в Австралии под названием painted finches[52].

Раскраска этих птиц удивительно ярка и красива: черные головки, ярко-лиловые шейки, ярко-желтые грудки, синие крылышки. Мы купили парочку. Они оказались самыми очаровательными и умными птичками, очень быстро к нам привыкли, перестали нас бояться, брали пищу из рук Анны Павловны. Особенным свойством этих птичек было то, что самец, ухаживая за самочкой, садился перед ней и не только щебетал, но и танцевал, если можно так назвать быстрые подпрыгивания на жердочке, все время на одном месте. Вскоре Анна Павловна решила, что птички хотят свить гнездо. К сожалению, мы не знали, какого рода гнездо им нужно. Мы покупали для них все, что только могли найти: и кокосовые орехи, разрезанные пополам, и плетеные гнезда, и всякие другие, пока в один прекрасный день кому-то не пришло в голову подвесить им маленький сигарный ящик, в котором были сделаны отверстия. Это им сразу понравилось. Но теперь надо было найти еще и материал, из которого вить гнездо. Анна Павловна давала птичкам вату, шерсть, шелковые очесы, – им все не нравилось. Однажды, проезжая в полях, около Каира, Анна Павловна увидела высокие растения, из которых торчали какие-то волокна. Мы достали эти волокна, но и это им не пришлось по вкусу. Наконец кто-то принес нам волокна от какого-то местного растения. Самец сразу признал их подходящим материалом и сейчас же начал вносить в гнездо. Анна Павловна очень радовалась, но когда весь материал был собран в гнездо самцом, туда влетела самка и все выбросила. Так повторялось два или три раза – этим все и кончилось.