Мавритания - Анна Ковальска-Левицка

Пиршество у Сиди Али приближалось к концу. Гости стряхнули с рук остатки пищи над подносом, еще раз обмыли ладони (роскошь! воду надо покупать по высоким ценам у водовозов), после чего разлеглись на матрацах и начали чистить зубы маленькими палочками, специально для этого купленными на базаре. Сиди Моктар лежал на спине, высоко упершись ногами о стену, — видимо, он считал, что это полезно для пищеварения. Беседовали вяло. В это время слуга внес небольшую печку с раскаленными углями и банку с вязкой как смола массой. Хозяин слепил из нее шарик и бросил в огонь — все помещение наполнилось голубоватым дымом и приятным ароматом. В конце приема еще раз подали чай и трубки.

Я была единственной женщиной в обществе. Только в связи с моим присутствием хозяйка дома появилась на минуту и, заглянув в нашу комнату через открытое окно, произнесла несколько традиционных доброжелательных слов в мой адрес. Как все жены обеспеченных мужей, она была очень толстой, с фальшивой, неприятной и кислой улыбкой на лице, которую я постоянно встречала у знатных женщин. Очевидно, такое выражение лица считается хорошим тоном. Молодые сыновья хозяина не сказали за все время ни одного слова, им не полагалось принимать участие в разговоре старших.

Вернемся, однако, в палатки лагеря. Прием здесь был более скромным, но проходил в приятной обстановке и затянулся до вечера. Становилось темно, издалека доносился трубный хрип верблюда. Это стада возвращались с пастбища. Козлята бросились к маткам, с которыми их разлучили на целый день. Но их успели отогнать, и мужчины приступили к дойке. Они подходили к каждой козе, приседали на корточки и выдаивали молоко в деревянные подойники. Все это проделывалось бесшумно, почти в полной темноте, и я не могла понять, как они в таком мраке способны опознать свою козу, да еще ту, которая не выдоена. Потом молоко взяли женщины и через воронку слили в бурдюки, где ему предстояло киснуть.

Около полуночи, когда мы давно уже лежали в постелях, начали доить верблюдов. Я наблюдала за этим из-под приподнятой стенки палатки. При свете луны к верблюдице подошли два человека, сняли с ее вымени этакий верблюжий «бюстгальтер», который надевается, чтобы на пастбище верблюжата не сосали молоко матери, и начинали одновременно доить ее с обеих сторон. Верблюдов доят в самое позднее время, чтобы взять молока как можно больше. Остаток выпивает верблюжонок. Хозяин, увидев, что я не сплю, пришел в палатку и угостил меня полной миской еще теплого молока. Оно было вкусным, сладким, очень напоминало коровье. Мавры считают его лакомством, лекарством от всех болезней, особенно от простуды и болезней легких, которым здесь подвержены многие. Это объясняется огромной разницей дневных и ночных температур. У мавров нет никакой теплой одежды: в одном и том же платье они переносят дневной зной и ледяные сахарские ночи. В некоторых палатках нет даже овчин, и люди по ночам дрожат от холода. В результате — постоянная простуда, из палаток часто слышится кашель.

Продавцы воды наполняют свои бурдюки у колодца в оазисе

День как кончается, так и начинается с доения животных, после чего пастухи уходят с ними на водопой. Колодец находился в нескольких километрах от лагеря. Мы поехали туда на машине, взяв с собой все бурдюки, какими располагала стоянка, чтобы немного помочь хозяевам и хотя бы на какое-то время обеспечить их водой. Приехали мы задолго до прихода животных. Трудно было найти место, где находился колодец. Едва различимое, небольшое колодезное отверстие прямо на уровне земли было скрыто скудными кустиками. Мавры доставали воду кожаным ведром на длинном канате; конечно, это делал харатин. Он выливал воду в жестяную лохань — свидетельство вторгающейся в пустыню цивилизации. Следует, однако, учесть, что лагерь находился недалеко от Атара, большого торгового центра, а наши хозяева были людьми богатыми, связанными семейными узами с ксаром. Верблюды, козы и ослы, которые как раз подошли, пили долго и жадно. Мы тоже наполнили все привезенные с собой бурдюки и собственные канистры. Вскоре у колодца появилось несколько «соседей» со своими животными, которые расположились по другую сторону колодца. Мы им также предложили доставить воду. Это позволило нам побывать в другом лагере, в десяти километрах от колодца.

Невдалеке от колодца, отделенная от него золотой дюной, находилась небольшая пальмовая роща. Более десятка финиковых пальм и грядка проса в их тени вырисовывались зеленым пятном на однообразном фоне пустыни. Рядом с рощей жил ее арендатор. Она принадлежала богатому жителю Атара, а здесь жила семья бедных харатинов, которые за поливку и уход за плантацией имели право на определенную часть урожая. Маленький шалаш из соломы с куполообразной крышей был их домом. Вблизи паслось небольшое стадо их коз.

День в лагере тянулся лениво. Только мужчины, ушедшие с животными в бруссу, были действительно заняты. Присмотр за животными, которые разбредаются по большой территории и легко могут потеряться пли стать жертвой прожорливых шакалов, затем водопой, пригон на ночь в лагерь, дойка — все это большое напряжение и ответственность. В это время женщины, оставшиеся в палатках, готовили будничную, скромную и однообразную еду из просяной муки и молока, делали масло, занимались самыми маленькими детьми. Иногда кто-нибудь из них что-то шил, убирал палатку. Мужчины, которые остались дома, ничего не делали. Их обычное времяпрепровождение в лагере — это разговоры, сон, прогулки в бруссе. Женщины разговаривали, разговаривали не переставая. Порой я задумывалась, откуда у них столько тем для разговоров? Почти постоянно кочуя вместе, они уже, вероятно, могли все рассказать друг другу!

Пожалуй, счастливее всего протекала жизнь детей. С утра до ночи они возились вокруг палаток, устраивали какие-то игры, «наели» верблюдов — это были остроконечные камни, действительно слегка напоминавшие одногорбых верблюдов; «стадо» располагалось у выхода из нашей палатки. Играя здесь, они постоянно держали нас в поле зрения, и ничего не упускали из того, что у нас происходило. Поездка «лендровера» за водой произвела на них большое впечатление, с этой минуты каменные верблюды были забыты, вся детвора бегала, гудя и пыхтя, что должно было изображать езду на машине.

У взрослых палатку господ от палатки прислуги отделяла определенная дистанция, но среди детей царила полная демократия, и вся компания резвилась вместе.

Здесь, в 30 километрах от Атара, жители нашего лагеря вовсе не были изолированы. Каждый день их кто-нибудь посещал. Другое дело, что гостей, возможно, привлекало наше присутствие. По странному стечению обстоятельств все они уже знали, что в лагере живут иностранцы. Однажды приехал какой-то тощий, совершенно невероятного вида мужчина, который вот уже неделю искал верблюда. Только сейчас он нашел пропажу и на обратном пути в свой лагерь заглянул сюда на минуту. На следующий день прибыли торговцы, перегонявшие стадо в сто с небольшим коз, купленных у кочевников в глубинных районах страны и предназначенных для продажи на базаре в Атаре. Оттуда уже другие торговцы должны были перегонять их в Нуадибу. Затем появился караван из десятка ослов, несших из пустыни связки травы, которую используют в ксарах для покрытия каменных домов. И так постоянно кто-нибудь наведывался, пил чай в палатке наших хозяев и уезжал, обогащенный нашей биографией, осмотром машины и дорожного снаряжения.