Балтийская трагедия. Катастрофа. - Игорь Львович Бунич

по одному на боевой курс.

Положив руль «право на борт», Горбачёв стал выводить «Ленинград» на курс перпендикулярный предыдущему. Капитан 2-го ранга Петунин на «Минске» поступил точно также.

Горбачёв взглянул на идущий параллельным курсом «Минск», на его строгие очертания, полные стремительности и мощи, наклоненные назад высокие дымовые трубы, высокий мостик и длинные жерла орудий. Корабль весь был покрыт шрамами. Рваные пробоины зияли в его дымовых трубах, на надстройках и в обшивке бортов — результат многочисленных близких разрывов авиабомб.

Восемь бомб кучно рванули по старому курсу «Ленинграда», подняв целую стену воды. От ударной волны всё задрожало и завибрировало на лидере.

Новая серия авиабомб, на этот раз ещё дальше от лидера, вздыбила фонтаны воды на белой дуге широкой кильватерной струи.

С горизонтального полёта бомбить боевые корабли практически безнадёжно, даже если они потеряли ход и манёвренность.

Зенитки «Ленинграда» и «Минска» били с упреждением впереди «хейнкелей», чтобы сбить их с боевого курса.

Ещё одна серия бомб. Кучно, но совсем далеко — метрах в двухстах от кораблей.

Девятка бомбардировщиков, разделившись на звенья по три самолёта, стала разворачиваться, степенно гудя моторами, на обратный курс для нового захода.

— Товарищ командир! — услышал Горбачёв крик сигнальщика. — На «Минске» сигнал «Убрать параваны. Ход 27 узлов».

Выплеснув из труб клубы густого чёрного дыма, подняв по носу огромные буруны, взвыв всей мощью своих изношенных за два месяца боевых действий турбин, оба лидера, снова резко изменив курс, ринулись на восток.

Впервые за всю войну им пришлось идти на такой скорости. Это было рискованно, поскольку и на пространстве между Гогландом и Кронштадтом вполне могли оказаться мины.

Но адмирал Пантелеев любил рисковать. В рамках разумного, конечно.

13:25

Остров Гогланд уже вставал во всей своей красе перед капитаном плавмастерской «Серп и молот» Андреем Тихоновым. Огромный плавзавод, погрузившись носом почти по клюзы, продолжал упорно идти вперёд, выигрывая у смерти одну милю за другой.

— Будем выбрасываться на мель! — объявил капитан о своём намерении. — Предупредите пассажиров. Не допускайте паники.

Недалеко от «Серпа и молота» шла охваченная пламенем «Люцерна». Старший помощник «Серпа и молота» Георгий Абросимов приказал боцману готовить к спуску катер и шлюпки.

В это время пылающая «Люцерна» с вываленными за борт шлюпбалками резко изменила курс и стала быстро подходить к левому борту «Серпа и молота».

Тихонов никак не мог понять намерения капитана транспорта.

Сближение тонущей плавмастерской с горевшей «Люцерной» могло кончиться катастрофой для обоих судов.

«Люцерна» продолжала сближение, сильно ударившись правой скулой о борт плавмастерской. На обоих судах среди пассажиров началась паника. Пассажиры «Серпа и молота» посыпались за борт, а пассажиры «Люцерны», рискуя оказаться между бортами судов, стали перепрыгивать на палубу «Серпа и молота».

Огонь с «Люцерны» перекинулся на плавмастерскую. Загорелась надстройка по левому борту, вспыхнули шлюпки, загорелись чехлы на раструбах.

Наконец огромным пылающим факелом «Люцерна» отделилась от «Серпа и молота» и пошла дальше к Гогланду. А подожжённый ею «Серп и молот» поковылял следом в том же направлении.

Через несколько минут горящий «Серп и молот» заскрежетал днищем о прибрежную каменную гряду острова. Катер и шлюпки, переполненные людьми, пошли к спасительному берегу. Боцман с матросами приспособил для перевозки людей плотики, сделанные из пустых бочек, скрепленных дощатыми настилами.

Недалеко от «Серпа и молота» продолжал гореть выбросившийся на отмель «Иван Папанин». Языки пламени тянулись по его надстройкам, взрывался находившийся в трюмах боезапас, разрывая брошенный теплоход на куски. Из-за «Папанина» также поднималась стена огня и дыма. Это догорала выбросившаяся на камни «Люцерна». Шум ревущего пламени заглушал отчаянные крики людей.

Капитан Тихонов, старший механик Уколкин и несколько человек из машинной команды остались на борту. Понимая огромную ценность плавмастерской для нужд флота, не говоря уже о её грузе, составляющем почти весь запас цветного металла, вывезенный из Таллинна, моряки решили попытаться спасти «Серп и молот». В котельном и машинном отделении стояла вода, но топки ещё не погасли, работали водоотливные насосы. Капитан и механики стали обсуждать возможность снятия судна с мели и его ввода в строй.

Никто из них не заметил, откуда вновь появились немецкие бомбардировщики. Длинная пулемётная очередь хлестанула по мостику, а в кормовой части судна раздался оглушительный взрыв. Затем одна за другой в «Серп и молот» попали ещё две бомбы. Всё судно охватило пламя.

Одна бомба попала и в горевший «Иван Папанин». Ударная волна и изменившийся ветер сорвали теплоход с мели, и он стал дрейфовать в сторону «Серпа и молота». Расстояние между судами сокращалось, словно они хотели на прощание обняться огромными языками бушующего на них пламени. Но транспорт прошёл под самой кормой «Серпа и молота», и ветер погнал его дальше в открытую часть залива.

И вдруг «Серп и молот» загудел знакомым басом своего гудка.

Потрясённые, с каким-то непонятным страхом слушали этот крик судна выбравшиеся на берег моряки и пассажиры. Казалось, что «Серп и молот» либо звал на помощь, либо прощался со своим экипажем. Это подгоревшая и рухнувшая мачта надавила на трос, открыв клапан гудка. И долго ещё над побережьем звучал прощальный голос гибнущего судна.

13:40

Старший лейтенант Стрельцов, следя с кормового мостика эсминца «Свирепый» за рвущимися в атаку немецкими пикировщиками, поймал себя на мысли, что такого яростного налёта ещё не было за два месяца войны. Только что удалось отбить атаку трёх пикировщиков, как ещё четыре, вывалившись из-под солнца, ринулись на корабли.

«Свирепый», ведя на буксире «Гордый», был очень скован в маневрировании и мог надеяться только на мощь своего зенитного огня, чтобы не дать самолётам противника уничтожить себя и своего повреждённого собрата.

От непрерывного огня орудий дрожал зенитный мостик. Дымящиеся гильзы сыпались на палубу. Горела краска на орудийных стволах, плавились сальники.

«Свирепый» попытался резко изменить курс, но якорь-цепь с «Гордого» висела на нем, как тренога на боевом скакуне.

С левого борта по пикировщикам бил «Аметист», заняв позицию таким образом, чтобы оказать содействие «Свирепому» и защитить «Гордый».

Били и все орудия с «Гордого». Столбы воды от падающих авиабомб вздымались между кораблями. Но каким-то чудом пока ещё удавалось избегать прямых попаданий.

Отбомбившаяся четвёрка «юнкерсов» ушла, набирая высоту, но тут же появилась новая тройка. Не обращая внимания на «Аметист», всю ярость атаки немцы сосредоточили на эскадренных миноносцах. Два бомбардировщика ринулись на «Свирепый», а один камнем стал падать на повреждённый «Гордый».

«Свирепый» вздрогнул от новой резкой смены режима работы машин и крутой перекладки руля.