О нем и о бабочках - Дмитрий Липскеров

– Я всегда бегаю в честь Фидиппида! А как твою мулатку зовут?

– Зойка… А тебе какое дело? Не лезь! И вообще, это я – Фидиппид.

– Вымышленный персонаж!.. Просто красивая девушка…

– Сам ты вымышленный!

Старый грек не врал, по глазам было видно. Мне стало жаль Антипатроса. Сердце сжалось в орешек и стучало молоточком быстро-быстро.

– Сколько же ты здесь?

– Посчитай.

– Долго! И за что тебя?

– Не лезь куда не просят! Я тебя не спрашиваю, и ты не лезь, мусор!

– Мои извинения… Но Фидиппид умер, добежав до Марафона… Отбросил копыта! ЦСКА – кони!

– А потом воскрес! По-настоящему! Не как некоторые фантазеры напридумывали.

– А у тебя тоже есть телефон? – продолжал я столь неожиданную беседу с собратом.

– А что, по-твоему, у римлян телефоны были?

– Как же тогда ты узна́ешь, когда тебе возвращаться?

– Там найдут способ, – хмыкнул грек. – А ты все трубку слушаешь?

– Признаюсь, да. И сам иногда звоню, когда тоскливо…

– Ждите ответа, ждите ответа, как в справочной! – Антипатрос засмеялся, и смех его был будто кашель из прошедших веков. – Тебе куда?

– По Бульварному кольцу, – ответил я.

– А мне по Садовому! – Старый грек вновь засмеялся, или закашлял, и побежал направо, в сторону от меня.

Я сам не дурак, давно понимаю – что-то намечается грандиозное. А уж если старый грек отворил уста, то это лишь подтверждение моим выводам. Я бежал и мечтал, что вместе с этим грандиозным и со мною что-то произойдет революционное…

Небо все же прорвало, и стена собранного со всего мира дождя упала на Москву. Я хотел постоять под каким-нибудь навесом, дабы обождать ненастье, нашел длинный козырек над входом в какой-то ресторан и встал там под защитой, верней, не встал, а продолжал бег, только на месте.

И тут я увидел ее. Совершенная, нежный овал лица проявлялся сквозь мокрую витрину общепита, и даже дождь не мог смыть это чудесное изображение. В ее руке – чашечка с кофе, белая на фоне белого джемпера с вырезом на тонкой грани полуобнаженности и одетости… Верушка!!! Мне было не видно, с кем она сидит, непринужденно болтая и чуточку заигрывая. Поди, со своим Иратовым. Но как можно?.. На фиг нужно!

Я сделал шаг под падающий сверху океан и увидел молодого человека, да-да, именно молодого, лет двадцати с небольшим, удивительно похожего на старого Иратова, но это был не он! Не он, хотя как две капли! Сын? Никак нет, всех детей Иратова я знаю. Иосифа – сына Алевтины, покойника, отпрыска от Светы и девочку от Маши из валютки… Нет, этот чужой! Я глядел на незнакомца и чувствовал к нему неприязнь. Сквозь стекло носом чуял запах недавнего преступного соития этих двух, а потому, забыв про марафон, взялся за массивную ручку двери входа в ресторан, вошел в него с воинствующим видом. Мне даже было жаль старого Иратова, с которым произошло несчастье, я было пошел к молодому человеку, но в грудь мне уперлась здоровенная ладонь ресторанного менеджера.

– Куда? – с презрением прищурился руководитель смены, оглядывая мой стайл, правда изрядно вымокший. И все подталкивал меня в грудки, чтобы вытеснить в могучее ненастье.

– Так в ресторан, – ответил я.

– И чего тебе надо тут?

– Дык чаю попить, холодно на широких улицах Москвы. А почему на «ты»?

– Дома попьешь!

– Почему это – дома? – начинал злиться и я.

– А потому! У нас дресс-код! Вали домой!

– А кипяточку?

– Пшел! – Менеджер двумя руками толкнул меня в грудь, но я решил не поддаваться и стоял, словно каменная статуя, даже не шелохнувшись. Работник общепита, будучи мужчиной со статусом бодибилдера, удивился, поглядел на свои ручищи, а потом на меня. – Сопротивляться?!! – и еще раз вдарил, на сей раз кулаком под дых. Костяшки его пальцев разбились о сталь моего живота, он охнул и отшатнулся от меня, глядя на свой покалеченный кулак. Я умею, когда надо, быть побитым и защитить себя при случае могу.

– Не кипешуй! – предупредил.

– В полицию позвоню, – все еще хмурясь от боли, предупредил менеджер.

– Давай! Они там узнают о вашем втором незаконном терминале для пластиковых карт, деньги с которого падают не в банк, который вас обслуживает, а в собственный банк. Уклонение от уплаты налогов! Учредители будут рады. А уж как вы, молодой человек, преуспеете в жизни, угробив чужой бизнес из-за стакана кипятка!

– У нас дресс-код…

– Вот заладили! Вы меня за занавесочку пристройте. И делов-то!..

Бодибилдер усадил меня на место, где обедает персонал, лично принес стакан чая, а за ним спешила официантка, несущая тот самый персональский обед на подносе. Бледные сосиски с гречкой и тарелку борща с куриной ножкой.

– Не «Мишлен»! – прокомментировал я. – А теперь, будьте так любезны, оставьте меня в одиночестве.

– Я рядом, я наблюдаю, – предупредил менеджер, то и дело посматривающий на кулак, который распух и стал вдвое больше прежнего.

Будучи от торопливого бега до истощения духа голодным, я в три ложки проглотил борщ и куриную ножку, обсосав косточку до блеска. Сосиски оказались из сои, а гречка вместо ядрицы – продел! Тем не менее желудок кое-как был заполнен, первый глоток горячего чая стек по кишкам и согрел тело.

Конечно, даже во время еды я наблюдал за Верушкой и наглым молодым человеком с лицом Иратова. Но как эта молодая женщина изменилась в своей мимике! Точно тинейджер гримасничала. Верушка, чьей красоте я поклонялся многие годы, стреляла глазами, выпячивала грудь, почти полностью вылезшую из выреза белого джемпера. Молодой человек иногда дотрагивался до ее лица, гладя щеку. В его глазах, черных и бездонных, жило полное равнодушие. Холод космический, если можно так выразиться, исходил из его нутра. И пальцы равнодушные, восковые. Один из них он сунул в рот Верушке, а она фалангу его прикусывала и вся, от пяток до макушки, источала феромоны. Будь я заинтересованным в эротическом плане, вряд ли бы выдержал напор любовных молекул и ретировался бы немедленно. Но меня все эти физиологические радости совсем не затрагивали, а потому я напряг слух, пытаясь услышать, в чем состоит беседа.

– Эжен, – произнесла с фривольной интонацией она, отчего меня перекосило. – Мне уже совсем не страшны перемены, которые во мне происходят!

– Отлично, – ответил молодой человек, как я сейчас понял, с именем Эжен. Какое-то блядское имя! – Я говорил, что напрасные терзания и мучения пройдут. Иратов не вся твоя жизнь!

– Да, – согласилась она покорно. – Теперь ты моя жизнь!

О-о, великий падишах! Я не могу больше слушать слюнявые признания этой потрясающей женщины человеку, который просто ее использует! И здесь она прошептала омерзительное для всей моей натуры: