Сказка четвертая. Про детей Кощеевых - Алёна Дмитриевна

кухню, я дам тебе еще восстановительного. Это у меня гибрид с антипохмельным. Сам придумал. В универе расходилось как горячие пирожки.

— Зелье?

— Да.

— Дём… — она попыталась встать и не смогла, Демьян подхватил ее под руку, поднял и повел на кухню. — Дем, а ты зачем это-то готовил?

Что-то такое она уже видела, но оно потерялось за сотней других видений.

— Хотел узнать про настоящего отца и про проклятье.

Точно. Проклятье. Юля мысленно ввела запрос, но отчего-то картинок выпало не так много. Маленький мальчик, свернувшийся клубочком на лавке под толстым одеялом. Черноволосая девушка в углу избы при свете свечи вяжет что-то. Пряжа странная и движения медленные, неуверенные, как бывает у начинающих. А вот еще одно. На ней Демьяну делают татуировку.

— Твое тату…

— Ага. Я запечатал его. Юль, ты вообще все видела?

Она пожала плечами, потом неуверенно кивнула. Откуда она знала, все или не все? Но создавалось ощущение, что почти все.

— И… и что ты думаешь? — он посадил ее на диванчик на кухне и замер, кажется, перестав дышать.

— Это все очень странно и, признаюсь, пугает, — честно ответила Юля. — Твое проклятье… Ты мог умереть… Но ты же теперь здоров, да?

— Ну… почти.

— Но ты же не умрешь?

— Нет.

— Значит, все хорошо, — успокоено выдохнула Юля.

— Совсем все? — переспросил Демьян.

— Да, — уверенно кивнула она. — Это ведь главное.

Он все смотрел на нее, будто хотел спросить что-то еще, но не решался, а потом расслабленно улыбнулся. Взял стоящую на столе бутылку из темного стекла и налил ей из нее в кружку. Юля поспешно хлебнула и снова скривилась от горечи. Но зато сразу пропала отдышка и перестали дрожать руки.

— Дем, а ты узнал… про отца?

Выражение его лица снова стало напряженным. Он кивнул. Юля уже успела порыться в полученной информации, но никак сведений про это там не нашла. Отсюда можно было сделать вывод, что поступившая в ее распоряжение картотека все же была неполной. Но она решила, что ей хватит и полученного.

— И что с ним? — спросила она. — Он вас оставил?

Демьян медленно покачал головой. Она ожидала, что сейчас он ей что-нибудь расскажет, но вместо этого он неожиданно спросил:

— Юль, хочешь жареной картошки?

Его вопрос сдвинул картинки в голове, и перед ней развернулось другое кино. Все та же избушка на болоте, женщина жарит картошку на огромной чугунной сковороде, ворочая ее деревянной лопаткой в печи, за окном воет ветер, дождь стучится в окна, но внутри избы тепло и сухо и так уютно трещит огонь… У окна сидит уже виденная ею девочка, черные волосы свесились на лицо. Но теперь Юля знала, это и есть Агата. Она снова вяжет, только в этот раз куда проворнее, и то, что получается, похоже на рубаху.

— Не торопись, — приговаривает женщина, помешивая картошку. — Это тут ни к чему. Время еще есть.

Она достает из печи сковороду, переворачивает картошку еще раз, а потом выкладывает её в деревянную миску. Запах такой, что слюнки текут. Но женщина не торопится. На столе возле печи лежат травы. Она отщипывает понемногу от того, другого, кидает в ступку и толчет их. Потом посыпает получившейся смесью еду, берет миску и несет в угол у печи. Там в углу на лавке лежит мальчик, и по глазам, по щекам, по кудрявым черным волосам Юля сразу же понимает, кто перед ней.

— Покормить, или ты сам? — спрашивает женщина.

Мальчик берет миску в руки. Руки у него дрожат.

— Сам, — негромко отвечает он.

— Это хорошо, — отвечает женщина. — Ешь, станет легче. Она на барсучьем жиру.

И это правда, ему действительно станет легче… Он выздоровеет. Уже скоро.

— Ты был очень милым ребенком, — улыбнулась Юля.

Интересно, а чисто теоретически насколько его дети будут похожи на него? Но на это чужая память никаких гиперссылок не выдала.

— Ты начинаешь меня пугать, — усмехнулся Демьян. — Не понимаю, почему ты продолжаешь все это видеть. Сразу предупреждаю, что возраст с шестнадцати до двадцати четырех лучше опустить.

В ряд тут же выстроилось с полсотни картинок, но Юля благоразумно решила, что посмотрит их в одиночестве. Кажется, в ближайшее время она сможет неплохо сэкономить, отменив подписку на онлайн-кинотеатры.

— Так что на счет картошки?

— Если не хочешь, можешь не рассказывать про отца, — ответила Юля, решив, что он просто пытается перевести тему. — Я понимаю, это личное.

Демьян улыбнулся.

— Да нет. Просто я всю жизнь был уверен, что он нас бросил, а он оказывается, о нас даже не знал.

— Как это?

— А вот так. У мамы были причины не рассказывать ему. Я могу рассказать тебе… просто… можно я сначала это сам переварю?

— Конечно.

— Тогда картошка.

И Демьян достал из ящика нож.

И внезапно перед Юлей встала она сама: растрепанная после сна, в одной ночнушке, с ножом в руке. Воспоминание начало развертываться, и почему-то пошло в обратном порядке, словно в перемотке. Вот она снова в постели, а Демьян заходит в комнату, коты поднимают головы… Заходит к ней в квартиру, открыв дверь магией… В подъезд… Идет по улице, и какая-то собака, сунувшись было к нему, скуля отбегает.

Сидит в баре и пьет.

— Еще? — спрашивает бармен.

Демьян кивает, и тот подливает в его бокал виски.

— Оставь бутылку, — требует Демьян.

— Уверены?

Он поднимает от бокала мрачный, тяжелый взгляд…

Юля охнула и поспешно вырвалась из этого воспоминания.

— Ты был пьян!..

Он был пьян, а она не поняла. Не заметила. Как она могла не заметить?

— Но я даже запаха…

Демьян отложил в сторону нож, тяжело вздохнул и подергал один из браслетов на запястье. Спрашивать, что именно она сейчас увидела, он не стал. Видимо, и так понял.

— Блокирует запах спиртного и табака, — пояснил он, указав на браслет. — Отец малость нервно к этому относится, я по молодости перестраховался, а теперь вот ношу просто так.

— Ты был пьян, — повторила Юля, не желая верить. — И часто ты?..

Чужая память услужливо подкинула нужные воспоминания, и она не стала заканчивать вопрос. А она-то верила, что тот раз, когда он звонил ей ночью, был единственным. Захотелось срочно