Настоящий врач скоро подойдет. Путь профессионала: пройти огонь, воду и интернатуру - Мэтт Маккарти

глаза, не реагируя на мои слова. Только я наклонился, как Дон сказал:

– Стой.

Он держал левую руку Дэррила, подсвечивая ручкой-фонариком ноготь на его указательном пальце. – Посмотри сюда, Мэтт. Что ты видишь?

Убрав стетоскоп, я подошел к вытянутой руке Дэррила.

– Что? – переспросил я.

– Что ты видишь? – повторил свой вопрос Дон. – Опиши мне.

Ноготь выглядел вполне обычным – может, совсем немного короче, чем у большинства.

– Выглядит коротковатым, – сказал я. – Может, он грызет ногти? – я посмотрел на круглое лицо Дэррила: тот по-прежнему лежал с закрытыми глазами быстро и тяжело дыша. – С учетом обстоятельств, его можно понять.

В палату зашли еще две медсестры и провели повторную ингаляцию.

Дон покачал головой:

– Нет, – он поднес к своим глазам его безжизненную руку. – Глянь сюда.

Я почесал голову и внимательно осмотрел ноготь.

– Не совсем понимаю, что я должен увидеть.

Когда я взял его руку, у Дэррила начался судорожный приступ кашля. Он отстранился.

– Взгляни на изгиб ногтевого ложа, – посоветовал Дон. – Это называют барабанными палочками.

– Я слышал о таком, – отозвался я, с воодушевлением вспомнив одного пациента в инфекционном отделении с этим симптомом, ставшим следствием хронической болезни легких. – На самом деле я даже видел это раньше. Только здесь этого не вижу.

– Тут едва заметно, – сказал Дон. – Но точно есть.

Я хмыкнул. Я бы не только этого не разглядел, но и вообще вряд ли стал бы искать.

– Вопрос в том, какова причина.

Не успел я ответить, как Дон переключился на ступни Дэррила и стянул с него носки, чтобы осмотреть пальцы ног. Затем обошел кровать, чтобы изучить кожу на голове Дэррила. Следом погрузил руки в его огромные подмышки. Наконец, осмотрев пациента с ног до головы, он послушал его легкие. Подход Дона к физическому осмотру напоминал мне слова Байо о том, что начинать анализировать флюорограмму следует с того, что по краям.

– Ему понадобится ИВЛ, – заключил Дон. – Пойдем назначим.

Когда все предписания были оформлены, Дон вызвал бригаду анестезиологов, и я наблюдал, как они вставляют Дэррилу в горло дыхательную трубку. Когда аппарат ИВЛ был включен, мы переместились в ординаторскую. Дон занял свое место у маркерной доски и сказал:

– Астма лечится поэтапно – в зависимости от того, как меняется функция легких. Опиши мне эти этапы.

Я попытался выбросить из головы образ Дэррила – дряблые руки, плотно обхватившие дыхательную трубку опухшие губы, большой катетер, исчезающий где-то под его неохватным животом, – и достал из мини-холодильника в углу комнаты банку газировки. Дон направил на меня маркер, как вдруг зазвонил телефон.

Если врачи в различных отделениях ухаживают примерно за десятком человек, внимательно следя за каждым, то в приемном покое одному врачу приходится сортировать бесконечный поток поступающих.

– Плохие новости, господа, – раздался из динамика голос Байо. – Судя по всему, у меня тут для вас еще один пациент.

Байо был на двенадцатичасовом ночном дежурстве в приемном покое, направляя пациентов в разные отделения. Нам всем нужно было проработать две недели в приемном покое, чтобы испытать на себе, каково приходилось работающим там врачам. Большинство моих коллег с ненавистью отзывались об этом опыте. Быстрая сортировка бесконечного потока пациентов в приемном покое кардинально отличалась от нашей обычной работы, заключавшейся в уходе где-то за дюжиной пациентов.

– Прости, – сказал Дон, продолжая стоять у доски, – но ты же знаешь, что у нас не осталось коек. Отделение переполнено.

– Это наш постоянный клиент, – отозвался Байо. Так мы называли пациентов, которых часто госпитализировали. – По правде говоря, ему место в кардиореанимации, но у них все занято.

– У нас тоже нет мест, – решительно сказал Дон.

– Это Бенни Сантос. Маккарти знает его.

Я чуть не выплюнул газировку.

– А что он делает в приемном покое? – спросил я.

– Пару дней назад его отправили домой из кардиореанимации, – объяснил Байо. – Сказали, что он может ожидать новое сердце у себя дома. Видок у него, конечно, паршивый.

– Черт.

По моим последним подсчетам, Бенни жил в больнице уже несколько месяцев. Мне не верилось, что его просто отправили домой. И при этом ничего не сказали мне? По правде говоря, сообщать мне причин не было. Я был Бенни скорее другом, чем лечащим врачом. Я больше не присматривал за ним в кардиореанимации, и не было никаких причин рассылать пресс-релиз, ставить в известность интернов вроде меня. Его кардиологи, должно быть, решили, что Бенни настолько низко опустился в очереди на пересадку, что ему проще ждать дома. Или же его сердце немного окрепло. Может, ему больше не нужно было находиться в больнице. Может, он даже больше не нуждался в пересадке.

Я покачал головой. Я был во многом не уверен, но знал, что новое сердце ему необходимо. Я видел, как быстро этого пациента могла подкосить болезнь. В один день мы смотрели вместе с ним, как судья Джуди распекает мужчину за неуплату алиментов, и уже на следующий его интубировали и накачивали обезболивающими, чтобы аппарат ИВЛ не дал ему умереть. В любой момент его легкие могли заполниться жидкостью – он мог умереть уже с десяток раз. А то и больше.

Я попытался представить, что почувствовал Бенни после этой внезапной выписки, когда вышел на улицу и вдохнул свежий воздух. Может, для него это и не было такой уж неожиданностью. В голову пришло сравнение с ошибочно осужденным заключенным, отпущенным на свободу. Неужели они просто отправили Бенни домой? Почему он мне ничего не сказал?

Места в отделении интенсивной терапии всегда пользуются большим спросом. Более того, любому пациенту в другом отделении может внезапно потребоваться койка там.

Мы часто шутили о том, что как-нибудь пообедаем вместе «на воле», где-нибудь вдалеке от Колумбийского университета – где-нибудь, где подают нормальную еду и настоящие столовые приборы. Я не думал, что этот день когда-либо настанет, однако теперь выяснилось, что его выписали, пускай и ненадолго. Бенни отпустили, и теперь он снова оказался в больнице, ожидая своей участи в приемном покое. А судя по описанию Байо, он был сильно болен, и ему требовалась интенсивная терапия. Было страшно представить, через что Бенни пришлось пройти – чувство облегчения после выписки, мучительное осознание того, что это было лишь временно.

– Нет мест, – громко сказал Дон. – Мы не можем его принять. Я сожалею. Реанимация переполнена.

– Так освободите место, – потребовал Байо.

Я смотрел на телефон, ожидая, что Дон что-нибудь скажет. Байо знал, насколько хрупким было здоровье Бенни. Знал ли Дон? Врачам приемного покоя приходилось как можно быстрее сортировать своих самых больных пациентов. От