Цена твоего прощения (СИ) - Сдобберг Дина

- Моя! Наконец-то! По закону моя! - громко, на весь зал заявляет он.

- Моя жена и мать моего ребёнка! - повторяет так же громко на крыльце усадьбы, перед которым стоят Влад и остальные охранники, что сопровождали нас на машинах от самого медицинского центра.

А у меня всё плывет под ногами, потому что среди этих людей стоят Шасим и его вечный напарник. Страх парализует горло, боюсь поднять взгляд на этих уродов, делаю вид, что не замечаю их присутствия. Что это значит? После всего, их присутствие здесь...

В памяти вовремя всплывают наставления бабушки, что, даже идя на эшафот, нужно сохранять осанку и лёгкую улыбку на губах, зачастую это единственная броня женщины. И не важно, что сердце обливается кровью, главное, чтобы на лице была улыбка.

По приезду в дом Агирова сразу поднимаюсь в комнату, где жила раньше. Все мои вещи на месте, ничего не пропало. Словно я отсюда ушла всего несколько минут назад. Стук в дверь. Муж принёс мои вещи и документы, с которыми я была в больнице.

- Спустишься к ужину, - спрашивает, как ни в чём не бывало.

- Нет. Аппетита нет, и я очень устала. Лягу спать. - Видела я, как ты хочешь всё исправить, присутствие тех, кто уже больше полугода угрожают мне изнасилованием, которые отвозили меня в тот вечер, не дав даже обуться, а вытащив из дома, как была, говорит гораздо больше всех твоих лживых слов.

Смотрю на него и так горько на душе от собственной наивности и беспомощности. Вцепиться бы сейчас в это лицо когтями, чтобы содрать наконец-то эту маску раскаяния! Сказал бы уже прямо, что ему понадобилось от меня.

На ночь одеваю плотные штаны, тяжело застегивающиеся, глухую плотную кофту. И прежде чем лечь спать, ставлю вплотную к двери стул, на сидушке которого я расположила вазу и поверх неё металлический поднос из-под средств для умывания. Любая попытка зайти в мою комнату не останется не замеченной.

Может это и бзик, но первое, что я сделала, в первый свой выход из дома Амирана и Тайгира, это приобрела пачку "Диргидрола". Вот и сейчас я вытащила один из двух блистеров и сунула под край подушки, накрыв ладонью.

Стоило голове коснуться подушки, как напряжение сегодняшнего дня вылилось слезами. Не желая, чтобы меня услышали, я затыкала себе рот собственной рукой.

 Естественно я не выспалась. И как всегда, когда я нервничала, на утро меня ждал жёсткий приступ токсикоза. Из комнаты я старалась не спускаться. Только утром, запарила себе овсяные хлопья молоком, и несколько раз попила чая, с тем же молоком.

Агиров почти весь день отсутствовал. Зато вокруг дома ходила толпа охраны, среди которой я увидела и Шасима. Он вполне уверенно ходил по территории, о чём-то переговаривался с другими охранниками. Ледяные щупальца страха и паники, переставали быть для меня фигуральным выражением.

Я уселась на пол, прямо под окном, сейчас, когда Агирова нет дома, можно не скрываться. Успокоилась я только часа через два. Я пыталась придумать, как выкрутиться из этой ситуации, чтобы не подставить никого из близких, и ничего путного в голову не приходило.

На следующий день Агиров повез меня на приём к Алине Андреевне. Он сам был за рулём, и всю дорогу смотрел на меня в зеркало заднего вида. Встретившая нас Алина Андреевна была очень зла, она еле себя сдерживала. По дороге от холла, где она ждала нас, нервно расхаживая, до кабинета, она ещё молчала. А вот когда мы вошли в её кабинет, мне даже показалось, что она сейчас набросится на Агирова с кулаками.

Она требовала от него, кто ему помог меня забрать из центра. Агиров не признавался, говоря, что это не её дело.

- Сколько можно издеваться над девочкой? Совсем уже ничего святого не осталось! Скоты! - шипела она, рассерженной кошкой. - Завел себе игрушку!

- Хватит! - не выдержал Агиров. - Кира не игрушка! Она! Моя! Жена!

- Да неужели? А в прошлый раз она кем была? Когда я её в борделе откачивала и молилась, чтобы хотя бы до реанимации дотянуть? И это у тебя может быть и жена. Ты и тебе подобные любители обозвать женой, а потом насиловать, подсаживать на наркоту, чтобы окочурилась побыстрее, теперь вот новая развлекуха. В бордель сдать! Видно совсем с деньгами хреново у Агировых! - орала она на него. - А у меня на руках беременная, с угрозой выкидыша и на грани нервного истощения и срыва! Ушлепки! Вся ваша властность и авторитет яйца выеденного не стоит! Обычные живодёры и скоты! А то законы они себе придумали, заветы предков! Это предки так завещали, что каждый урод измываться над беременной может?

Видя, как наливаются яростью глаза Агирова, я бросилась между ним и врачом.

- Сабир! Выйди, пожалуйста! - впервые с того вечера я назвала его по имени.

Не знаю почему я решила, что он послушает, но услышав свое имя он молча кивнул и вышел.

- Зачем вы так рисковали? - спрашиваю врача.

- А сколько можно с ним сюсюкаться? Кто-то же должен был, наконец, сказать ему правду в глаза. Тем более, что мне совершенно не нравится такое состояние, поверь, я вообще не преувеличиваю, говоря об угрозе. - Говорит Алина Андреевна. - Прием назначаю через пять дней. Не будет улучшений, положу на стационар. Если конечно, ты хочешь родить этого ребёнка. А мне он ничего не сделает. Во-первых, весь город знает, что ни при каких обстоятельствах Сабир Агиров не ведёт разборок с бабами, а во-вторых, он даже из города меня не сможет выгнать просто потому, что ни один другой акушер-гинеколог не возьмётся вести твою беременность, просто из страха.

 За всю дорогу домой мы не проронили не звука. К моменту возвращения, у меня ещё и закружилась голова. Наскоро поев обычной яичницы-болтуньи, я опять ушла к себе. Здесь было хоть иллюзорное ощущение безопасности. Когда за окном стемнело, перебралась на кровать и сама не заметила, как уснула.

Пока посреди ночи не проснулась от возмущённого выкрика Агирова.

- Кира, это что бл@ть за хрень? Откуда у нас в доме эта дрянь? Ты что не понимаешь, насколько она для тебя опасна? - нависает надо мной темной тучей и тычет в торчащий из-под подушки блистер.

- Это не опасность! Это единственное, что меня защищает! Эта таблетка! - ору в ответ я, понимая, что всё.

 Тормоза слетели совсем. Сейчас я напоминала закусившую удила лошадь. Проще пристрелить, чем остановить. Я даже не пыталась остановить или как-то окультурить те слова, что я выплескивал на мужа. Всё до капли. Хватит с меня страха!

Глава 34.

Сабир.

Кира шипит рассерженной кошкой, к себе не подпускает, рядом находиться не хочет. Даже в машине старается отодвинуться как можно дальше. Это больно. На душе от самого себя противно.

Я ведь с самого начала знал, что Кира если что-то решит, то переубедить её будет невозможно. Да она даже в своих отчётах, прежде чем поставит точку, пять раз всё перепроверит. А я и так косячил не мало. Но она оставалась со мной, оттаивала, принимала со всеми моими закидонами.

 Сейчас смотрю и не знаю как подступиться, как разговорить хотя бы. Не слышит, и слушать не хочет, не верит, насторожилась. А меня без всяких преувеличений потряхивает всего. Нервы натянуты до предела, толком прийти в себя и осознать, что она жива, времени не было.

 Срать мне на документы, какое бы имя там не значилось, она под любым именем будет моей женой! Пытаюсь вновь и вновь донести до неё хоть что-то из того, что чувствую, а она любое слово выворачивает, притягивает свою работу.

 Она моя мания, мое сумасшествие, она мой воздух. Её запах наполняет грудь. Не духов, не всяких бабских пшикалок и мазилок, а её, тёплый, солнечный, такой, что аж полон рот слюны. Как будто вышел жарким днём на поляну спелой земляники. И прогретый солнцем воздух наполнен ароматом ягод и трав. Было и такое в моих воспоминаниях. Не всегда я был великовозрастным придурком.

 Вот и сейчас втягиваю воздух до предела, руки жжёт от воспоминаний, как только что прикасался к ней, ощущал её, что вот она рядом, живая. Небольшая округлость манит прикоснуться, словно я под гипнозом. Протягиваю руку, понимаю, что сама Кира мне бы этого не позволила, не разрешила бы своими лапищами прикасаться к драгоценности, но в машине места мало, поэтому пока есть возможность, прикладываюсь. Когда ещё мне позволят это повторить.