Романов. Том 4 - Владимир Кощеев

сидение и еще несколько секунд смотрел на пустую столешницу.

Присутствующие в кабинете великие князья ждали, когда царь угомонит свою ауру власти. От нее было тяжело дышать, и в срочном порядке вызванные на совещание Рюриковичи ощущали, как взбешен государь.

— Кто? — подняв голову, спросил Михаил II. — Кто посмел в моей столице?!

Первой заговорила царица, сидевшая по правую руку от супруга.

— Мои оперативники накрыли всю сеть, — сообщила она. — Но это всего лишь члены банд, с которыми работал Долгоруков. Заказчика никто из них не знает. ЦСБ ведет облавы по всему городу. Вскрываем все тайники, вытаскиваем на свет всех. Задержание, допрос, казнь.

Михаил II кивнул ей и повернулся к остальным присутствующим.

— Что скажете? — спросил он, обводя их тяжелым взглядом.

Но никто и слова не произнес. Тогда Михаил II заговорил сам:

— Катер бояр Орловых был арендован на вечер князем Романовым для сына. Дмитрий Алексеевич пригласил на свидание боярышню Морозову. Их видели вместе в театре, где внезапно оказалось, что твой сынок, Емельян, не иначе как чудом возник в столице, оставив службу. Он попытался отобрать у Романова Морозову. Не вышло, вмешался Иван Соколов, и Невский попал ко мне.

— Но это же не мог быть он, государь, — вступился за сына великий князь Московский. — Вася, конечно, не очень умный, но подстраивать теракт — это слишком для него. Вызвал бы Романова на дуэль, это да, я поверю, на такое у него мозгов хватит. Но теракт?

— Поддерживаю, — кивнул Соколов. — Сын мне позвонил сразу же, как увидел Невского, требующего разговора с Морозовой. И это я велел Ивану доставить Василия к царю. Чтобы глупостей не натворил, как в прошлый раз.

Завибрировал телефон на столе государыни. Царица взглянула на экран.

— Нашли инвентарный номер взрывчатки, — сообщила она, прочитав сообщение. — Это часть Василия Емельяновича.

— Какая-то тварь хочет подставить моего сына! — воскликнул Невский, ударив кулаком по подлокотнику. — Он бы не смог!..

— Твой сын дурак, — прервал его государь, жестом заставив угомониться. — Но это не отменяет того факта, что о его приезде не могли не знать другие. Отправим Василия на допрос, посмотрим, с кем он обсуждал свое возвращение.

— Нельзя, — возразила царица. — Василий проходил допрос в этом году после Речи Посполитой. Рискуем получить безумца, который ничего и сказать не успеет.

— Хорошо, тогда я жду ваших предложений, как мы станем решать этот вопрос, — спокойно кивнул Михаил II. — И я сразу проясню свою позицию: если Романовы потребуют крови Василия, я дам согласие на дуэль. Твой сын, Емеля, не только бросил службу, но и допустил пропажу взрывчатки. Будь у меня на столе сейчас хоть одна цифра в погибших царских людях, я бы уже лично сжег его дотла.

Ненадолго повисло молчание, пока не кашлянул Можайский.

— Государь, я так понимаю, вопрос, что это кто-то из мятежников мстит за участие княжича в Красноярске, вообще не рассматривается? — уточнил он. — Заодно стравить нас между собой — двух зайцев одним выстрелом.

— Есть конкретные мысли? — спросила царица.

Великий князь Киевский кивнул.

— Долгоруков наладил целую сеть несвязанных между собой ячеек, — сказал он. — Мы с вами смотрели их на карте, когда Юра разбился вместе с семьей. А потом мы узнали, что он работал не один. Так, может быть, это Толстые решили отомстить? Ведь их сыночка тоже Романов поймал, причем за нашей границей. Пришел, перебил османских ублюдков, вырубил Андрюшу и передал его на допрос. С чего, собственно, мятеж и начался.

— Андрюша не так много знал, чтобы из-за него начинать бунт, — возразил Соколов. — Я читал запись, там против Хабаровска много, а про остальных лишь капля. Их бы даже наказывать не стали.

— Но Толстые сидели на троне первыми, — покачал головой Можайский. — И Николай с самого начала возглавлял мятеж.

Михаил II повернулся к супруге.

— Резидентуру отца Андрей сдал на своем допросе, — отчиталась царица. — И там практически не было никого из людей Долгорукова. Измайловы тоже не пользовались людьми Юрия. Все известные нам агенты допрошены и уничтожены.

— А Тверской? — уточнил Можайский. — Он же бунт поднял в Новгороде.

— Мертвых уже не спросишь, — возразила государыня. — И я очень сомневаюсь, что приказ бы выполнили, зная заранее, что он не будет оплачен.

— То есть у нас остается только один вариант, — подвел итог великий князь Московский. — Либо это сам Василий, либо кто-то, вхожий в его ближний круг.

Михаил II склонил голову.

— Погибли шестнадцать человек бояр Орловых, восемь охранников Романовых, — прочитал он с планшета. — Все камеры уничтожены, записей нет. Кто бы этого ни сделал, он без проблем пробрался на корабль, заложил взрывчатку и либо покинул судно, либо умер на нем же. С учетом, что и Орловы проверяли катер перед спуском, и Романовы перед приемом, заложили заряд уже во время подготовки к обслуживанию княжича.

— А это не могла быть месть за мост? — задал вопрос Можайский. — Я на суде не присутствовал, но дело было громкое. Может, кто-то из родственников пострадавших? Почему это должна быть атака на Романова? Почему не на боярышню? Или даже больше — почему не против Московского?

— Поясни, — потребовал Невский.

— Все очень просто, — повернулся к нему великий князь Киевский. — Как это сейчас выглядит со стороны? Твой сын тайком пробирается в столицу, пытается вернуть свою любовь, очевидно, что он пойдет на все, лишь бы устранить конкурента. Но вмешался сын Соколова, и у Василия просто не было возможности отменить атаку. В итоге взрыв уносит жизни и княжича, и боярышни. Сын-бомбист, кто тебе после такого руку подаст?

— Я этого так не оставлю, — прошипел Невский.

— Господа, мы гадаем на кофейной гуще, — заговорила государыня, прерывая диалог. — Мои люди работают, и пока у нас не будет хоть каких-то результатов, предполагать можно бесконечно. Вариантов масса. Предлагаю не спешить и не разбрасываться обвинениями. Очевидно, что инцидент был задуман, чтобы рассорить царскую партию.

— Согласен, — кивнул Соколов, привлекая внимание к себе. — Княжич Романов стал знаковой фигурой, обрел друзей и сторонников. Что уж говорить, без него мой сын даже свой клуб собрать бы не смог. А ведь в театре было очень много благородных людей,