Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По ходу этого монолога, в котором правды было не больше, чем жемчуга в придорожной канаве. Новиков несколько раз кашлял в кулак и делал Баркову большие глаза. Тот же принимал слова Радищева с видом благостным и просветленным, словно ниспосланное небом откровение.
— По форме скул и надбровных дуг я даже могу угадать ваше имя, — продолжал самозваный физиогномист. — Оно, несомненно, начинается на букву «и».
— Точно так, — подтвердил Барков.
— Вы Илларион! — Радищев на радостях даже в ладоши хлопнул. — Или Ипполит! Нет, все же Илларион.
— Илларион Ипполитович. — тая ухмылку, подтвердил Барков. — А позвольте и мне по вашей физиономии погадать?
— Ну это не всякому дано… — Похоже, ответное предложение не совсем устраивало Радищева.
— У меня получится, голову даю на отсечение! — заверил его Барков. — Сами вы из помещиков, по ушам заметно. Служили одно время пажом при дворе. По воле императрицы отправлены были на обучение в город Лейпциг, после чего служили в штабе финляндской дивизии. Собирались перейти на службу в таможенное ведомство, да помешали известные события. Супругу вашу зовут Анной Васильевной, что ясно видно по морщинкам на челе. А сынишку предположительно Юрием, о чем свидетельствует расположение бородавок на лице. Ну как?
— В общем-то, сии подробности моего бытия широко известны. — Радищев выглядел несколько смущенным. — Они вполне могли дойти до Москвы, и даже до низовых губерний.
— В словах ваших есть резон. Оспаривать их бессмысленно. Извольте тогда выслушать иные подробности — малоизвестные. По примеру британца Стерна задумали вы написать книжку, герой которой, путешествуя из одной столицы в другую, лицезрит страдания народные и горько сострадает оным. Каждая главка книги своим названием будет соответствовать почтовой станции, где путешественник соизволил останавливаться на отдых.
— Сие откровение превосходит все человеческие возможности… Да вы просто кудесник, Илларион Ипполитович! — Радищев порывисто шагнул вперед и пожал руку Баркова. — Признаюсь как на духу, подобный замысел я вынашиваю не первый год. Глава под названием «София» уже почти готова. Вот только подходящий эпиграф никак не подберу. А книга без эпиграфа, сами понимаете, что ружье без штыка.
— Вы из Тредиаковского попробуйте взять, — посоветовал Барков. — Помните то место в его «Телемахиде», где земные цари, употреблявшие власть во зло, мучаются в аду? «Чудище обло, озорно, огромно…» — ну и в том же духе далее…
— А ведь в самую точку! — Радищев почти ликовал. — Николай Иванович, ты слышал? Человек из народа угадал мои самые потаенные стремления, да еще и дельный совет дал. Вот вам еще один пример величия души простого россиянина!
— Он, может, и россиянин, да не из простых. — молвил Новиков скучным голосом. — Это же Барков, поповский сын, бывший служащий академической канцелярии, недоучившийся студент. Известен как певец пошлостей и фривольностей. Счастье свое до определенного времени полагал в винопитии, мордобое и распутстве… Я тебе про него как-то рассказывал. И вовсе он не Илларион Ипполитович, а Иван Семенович.
— Как же так… — Радищев вновь прищурился. — Высокие скулы… Надбровья недоразвиты… Глаза, кроме всего прочего, посажены несоразмерно… Илларион, подлинный Илларион! Да ведь он и сам признался.
— Он забавник известный. Вот и признался шутки ради. Таковым уж уродился. Собака лает, ворона каркает, а Барков забавляется. Его дерзкие выходки даже сиятельные персоны терпели.
Подобные выпады Барков стерпеть не мог и дал Новикову соответствующую отповедь:
— Тебя, Николай Иванович, недаром при дворе «всеобщим хулителем» нарекли. Теперь, вишь, и до меня добрался. Между прочим, в забавах моих и ты когда-то деятельное участие принимал. А потому взаимные претензии лучше оставим. Надо будет, я и сам кого хошь в дурном свете могу выставить… Вы же, Александр Николаевич, книжку свою пишите, пишите, — это относилось уже к Радищеву. — Она вас в веках прославит.
— Ах, давайте перейдем к делу! — спохватился Радищев, как и все политики, склонный быстро забывать собственные оплошности. — От нашей рассудительности и дальновидности нынче зависит многое… Как изволит поживать Емельян Иванович?
— Хорошо… — Барков не сразу сообразил, что речь идет о Пугачеве. — Что ему станется! В губернаторских палатах живет, на шелках спит, меды пьет, рябчиками закусывает.
С умыслом касаясь гастрономической темы, Барков надеялся, что это заставит хозяев вспомнить о выпивке и закуске, втуне пропадавших на столе. И он в своих чаяньях не ошибся.
— Емельян Иванович, несомненно, заслуживает воздаяния за свои героические труды. — Лицо Радищева обрело скорбное выражение. — Вот пусть и тешит себя простыми человеческими радостями… Мы, к сожалению, не можем себе позволить ничего подобного. Народ наш бедствует и голодает. Сострадая ему, мы также воздерживаемся от пиршеств. Стол сей сервирован исключительно ради того, чтобы через муки телесные пробуждать муки совести. Созерцание недоступных для вкушения яств есть способ подвижничества и покаяния.
Закончив этот бред, Радищев взял с блюда соленый огурец, понюхал его и со вздохом вернул на прежнее место. Барков и Новиков одновременно сглотнули слюну.
Теперь стало понятным отсутствие на столе чарок, вилок и тому подобных снастей. Славное состоялось угощение, жаль, что вприглядку.
Утерев руки, испачканные рассолом, Радищев взмахнул платком — дескать, убирайте, пора и честь знать.
Немедленно явились солдаты, все как на подбор чем-то неуловимо схожие между собой, словно уроженцы одного села, где право первой ночи до сих пор принадлежит какому-нибудь остзейскому барону, чудом уцелевшему со времен императрицы Анны Иоанновны, и принялись аккуратно, хотя и неторопливо убирать нетронутые кушанья и нераспечатанные сосуды. Реплики, которыми они изредка обменивались между собой, к русской лексике не принадлежали.
— Что-то не пойму я, в каком полку эти молодцы служат, — молвил Барков, снедаемый завистью к солдатам, занятым столь несвойственным для них делом. — Обшлаг и и лацканы, как у гельсингфорских гренадер, а выкладка на шароварах, как у выборгских саперов.
— Это новый полк. Названия и знамени пока не имеет, — пояснил Радищев. — Рекрутов набирали в Лифляндской и Курляндской губерниях. Идеалы свободного общества им пока ближе, чем коренным россиянам. Да и смутой не заражены. Незнание местного языка иногда имеет свои преимущества. Сейчас это наши наиболее надежные и боеспособные войска.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Бастионы Дита - Николай Чадович - Научная Фантастика
- Новые пирамиды Земли - Сергей Сухинов - Научная Фантастика
- Особый отдел и око дьявола - Юрий Брайдер - Научная Фантастика
- Щепки плахи, осколки секиры. Губитель максаров - Юрий Брайдер - Научная Фантастика
- Надзиратель прошлого - Наталья Галкина - Научная Фантастика
- Стрелы Перуна с разделяющимися боеголовками - Юрий Брайдер - Научная Фантастика
- Учебный полет - Юрий Брайдер - Научная Фантастика
- История упадка и разрушения Н-ского завода - Юрий Брайдер - Научная Фантастика
- Администрация леса - Юрий Брайдер - Научная Фантастика
- Бастионы Дита - Юрий Брайдер - Научная Фантастика