Монах - Евгений Щепетнов

Потом он выскочил на открытое пространство и разогнался по-полной — оборотень легко делал больше ста километров в час и мог с такой скоростью бежать сутками, в отличие от своего земного собрата — гепарда.

Деревенька, с дымами из труб и запахом свежего хлеба, открылась как-то внезапно, когда он выскочил на бугор — всё было идиллично, всё было красиво…

Зверь пустился вниз, и сделав широкую дугу, зашёл со стороны пруда, пробежал через огород и оказался под окнами самого богатого дома в деревне — деревянного, двухэтажного, на первом этаже которого была лавка с свежей вывеской «Товары для крестьян», как будто кроме них ещё кто-то мог тут чего-то купить. Дворянами тут и не пахло, а проезжие купцы вряд ли заглянут в эту деревушку, чтобы восполнить свои запасы хоть чем-нибудь из этой убогой лавки.

Во дворе истошно залаяли собаки, почуяв Зверя, они буквально срывались с цепи, визжали, спрятавшись в конуре, чуя неведомое существо. Собаки всегда видят и ощущают много больше, чем люди…

— Иди посмотри, что там во дворе? Может залез кто? Собаки разоряются, спать не дают! — сказал женский голос и ему ответил мужской»

— Небось Агафкины щенки опять по улице бегают, поймаю — выпорю!

— Да чего тебе дались Агафкины дети? Чего ты её всё стараешься обидеть? Что, глаз положил на неё, что ли, да не дала? Ух, скотина ты старая! Всю жизнь на сторону смотришь, кобелина проклятый! Всю жизнь мне сломал, хороняка! Правильно мне мама говорила — не ходи замуж за этого придурка, а я-то, дура: «Он красавец, вон, какой нарядный да важный!» Сто раз кляла себя, что за такого выродка вышла…людей стыдно, они со мной разговаривать перестали из-за тебя! А меня все любили, и маму мою, и папу! А ты скот, даже детей мне сделать не смог, таскался по шлюхам, пока заразу не подцепил! И никуда от тебя не деться! — женщина заплакала, и потом утихла, видимо накрылась одеялом с головой.

— Дура ты! Дура и есть! Твои глупые родители нищими жили, нищими и померли! Уважаааали их! Нахрен нужно такое уважение, когда нищие? А я богаче всех! И тебя из милости держу! Давно прогнать надо было — видать дело не во мне, а в тебе, что зачать не смогла! А то, что соседи рожу воротят, зато они все у меня в долгу! Вот так — всех держу! Щас пойду прибью этого Агафкина сучонка, имею право — он на мой двор залез!

— Опомнись, Симор! Что ты творишь?! Не трогай пацанов!

Послышался звонкий удар и плач женщины:

— Будешь, сука, мне противоречить?! Убью, нищебродка! Выгоню на улицу в чём есть и молодую возьму! Живёшь из моей милости, ещё и языком треплешь! Днями выгоню суку, надоела!

По комнате затопали, и во двор вышел староста, в армяке, накинутом на плечи и с дубинкой в руках. Он оглядывался по сторонам, пытаясь разглядеть в темноте шустрого мальчишку, который, как ему представилось, залез в его двор.

Мальчишку не обнаруживался, и староста, пожав плечами, уже собрался идти обратно в дом, когда увидел горящие жёлтые глаза, приближающиеся к нему совершенно безмолвно и тихо, как смерть…

Сидор успел только тоненько завизжать, когда когтистая лапа снесла ему полголовы, вырвав глаз, ухо, оторвав щёку, обнажив чёрные гнилые зубы…ещё удар, и человек упал со сломанной шеей, как подрубленный и затих кучей тряпья.

Зверь подошёл, понюхал и фыркнул — пахло дерьмом — староста обделался перед смертью.

Зверь прошёл по двору, заглянул в будку с собакой — та забилась и тоненько заверещала в углу будки, понимая, что смерть её пришла. Однако оборотень собаки не тронул, и только оттянул губы в страшной улыбке, которая у собак означала удовольствие, а ещё — предупреждение противнику.

Оборотень с места перемахнул двухметровый забор и пустился по улице, принюхиваясь к следам — их было много, очень много, как будто запахи слились в клубок, и различить, где один, а где другой, было трудно.

Оборотень подбежал к тёмной хате Аграфы, и тут уже чётко уловил запахи оружия, смазанного маслом и кожи, пропотевшей под доспехами, а также легкий запах каких-то благовоний, которыми, как Андрей уловил при общении, пахло от сборщика подати.

Зверь чётко взял след, и помчался за уехавшим по тракту чиновником туда, куда он направлялся после того, как посетил Аграфу.

Лапы стучали по дороге, и оборотень, великолепная живая машина, нёсся по тракту с огромной скоростью, благо, что из-за позднего времени на дороге никого не было и никто не мог ему помешать проглатывать километры, как раллийной машине.

Запах так и висел в воздухе — не было ни ветерка, ни дождя, которые могли смыть и развеять эти молекулы вещества, улавливаемые чутким носом Зверя так, как будто он читал открытую книгу при ярком свете фонаря.

Пробежав километров двадцать, он оказался у постоялого двора, стоящего чуть в стороне от дороги, возле ручья — Андрей и компания ночевали там недавно, и он знал, что в это время суток двери гостиницы накрепко закрываются, а двери номеров оборудованы засовами и сделаны из тёмного дуба, способного долго противостоять даже тарану.

Зверь уселся на задние лапы и задумался о том, как ему проникнуть внутрь. Его жёлтые глаза внимательно сканировали окрестности, отмечая себе кусты — укрытие, двор — ауры животных, сторожей, охранников, деревья у крыльца — перескочить с них в окно?

Прыгнул с места и понёсся к двору заезжей, к стойлам, где находились лошади.

Собаки почуяли приближение Зверя и истерически залаяли, а в конюшне начали бить копытом лошади, разбуженные шумом — животные чутко чувствуют опасность.

Зверь посмотрел направо, налево и с разгону заскочил на высокую крышу конюшни, где и застыл, как изваяние, под неверным светом луны, выглянувшей из-за тучки.

Мягко сделав несколько шагов, принюхался и спрыгнул вниз, возле фургонов, застыв у земли, прижавшись, как кот, скрадывающий мышь.

Из фургона выглянул заспанный охранник, чтобы посмотреть на источник переполоха, спрыгнул на землю и пошёл вокруг осматривать фургон.

Человек заглянул под фургон и замер, глядя в светящиеся глаза Зверя.

Удар! — человек упал как подкошенный, оглушённый ударом лапы.

Андрей перекинулся в человека, положил руку охраннику на шею — кивнул головой — пульс есть, сработано чётко — нокаут, закрытой лапой, без когтей.

Быстро стащил с человека штаны, рубаху, сапоги, оделся и встал на ноги, потом прошёл в конюшню и стал открывать денники, пробежав по длинному ряду стойл.

Их было несколько десятков, и пока Андрей гремел засовами, в конюшню вошёл конюх, с фонарём в руке, видимо решивший проверить — чего волнуются кони.

Парень, завидев человека, наводившего в его хозяйстве беспорядок, возмущённо крикнул:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});