Ватерлоо. История битвы, определившей судьбу Европы - Бернард Корнуэлл

грохот. Ясность необычайная:

Я вижу, что пожар от стогов сена распространился до крыши шато, но вы все-таки должны оставить людей в тех местах, куда пожар не добрался. Проследите, чтобы люди не пострадали от разрушающихся крыши и перекрытий. После того как крыша обвалится, займите руины в саду, особенно в том случае, если для врага сохранится возможность проникнуть в дом в местах пожарища.

Макдонелл вряд ли нуждался в подобном приказе, он выполнил бы все, чего хотел Веллингтон, и без подробных инструкций, но герцог редко пускал что-либо на самотек. Мэтью Клей, удачно вышедший из приключения за стенами шато, теперь стрелял, расположившись в одном из верхних окон, выше, как он заметил, остальных зданий, и своим огнем «тревожил вражеских стрелков».

Враги заметили нас и забросали бомбами, отчего здание загорелось. Наш офицер расположился у входа в комнату и никому не позволил бы оставить свой пост, пока наше положение не стало бы безнадежным и слишком опасным, чтобы оставаться здесь. Каждое мгновение мы ждали, что под нами разверзнется пол, многие из нас так или иначе пострадали.

Пожар разрушил главное здание, его так и не восстановили. Огонь добрался до часовни, где лежали многие раненые, но угас, едва добравшись до распятия, висевшего над маленьким алтарем, опалив его. Многие посчитали это чудом. Другие раненые находились в амбаре, который тоже загорелся, но спасти смогли не всех пострадавших, раздавались крики сгорающих заживо. Там же сгорели несколько лошадей, их ржание добавилось к общей какофонии дня. Однако гарнизон держался. В какой-то момент храбрый возница королевского обоза погнал коней по дороге к ферме. Капитан Гораций Сеймур, адъютант лорда Аксбриджа, попросил этого человека доставить груз боеприпасов к осажденным.

Я подробно рассказал, где ожидают его прибытия, затем он легонько тронул вожжи и поехал с горы прямиком к ферме, к воротам, до которых, я видел, ему удалось добраться. Вероятно, он лишился своих коней, так яростно его обстреливали. Я убедился, что он выполнил долг, благодаря ему гвардия получила боеприпасы.

Таковы воспоминания о героях Ватерлоо. Младший лейтенант Легро и его люди, сержант Джеймс Грэм, Чарльз Юарт – их много, с обеих сторон, но и трусость тоже встречалась. Кто-то помогал раненым отойти в тыл, да так и не возвращался. Такое случалось даже в элитных войсках. Генерал сэр Эндрю Барнард командовал бригадой легкой дивизии, в которую входил и батальон его 95-го стрелкового. После битвы он писал:

С сожалением отмечаю, что многие наши при появлении кирасиров отправились в тыл без уважительной причины. После боя обнаружилось отсутствие не менее ста человек. Это крайне меня огорчает, поскольку в нашем полку такое случается впервые. Кинкейд говорит, что, если после начала кавалерийской атаки кто-то и покинул ряды, таковых было очень мало. Многие из тех, кто отправился в тыл, были людьми, от которых я меньше всего ожидал подобного.

Эдвард Костелло, один из стрелков Барнарда, получил ранение при Катр-Бра. Он отступал вместе со своим отрядом, но в день битвы получил приказ отправиться в Брюссель, на перевязку. Он пошел на север через лес и заметил среди деревьев «ватагу» людей.

Бельгийцы и даже англичане жгли костры и деловито готовили еду, бросив своих товарищей сражаться с врагом. Как будто бы вокруг ничего не происходило!

Но гораздо больше солдат осталось, чем сбежало. Некоторым раненым приказали идти в тыл, и они, несомненно, вздохнули с облегчением, выполняя приказ, но многие отказались уходить, предпочитая остаться с товарищами. У других нашлись законные причины оставить поле сражения. Троих едва выживших бойцов из иннискиллингских драгун отправили конвоировать массу пленных французов в Брюссель. Этим пленным повезло, потому что они остались в живых. Вильгельм Шютте был хирургом в брауншвейгском отряде. «Наши люди, – писал он родителям, – исполнились адской злобы». И привел следующий пример:

В четыре часа пополудни привели сотню каких-то французских пленных. Один из них улучил момент и сбежал. Его поймал гусар и выстрелил из пистолета в голову. Другие подбежали к нему и принялись дубасить. Уже смертельно раненный человек получил всеми палками, какие только нашлись вокруг. Они колотили его до тех пор, пока на нем живого места не осталось.

К середине дня сформировался непрерывный поток людей, уходящих на север от поля боя. У большинства имелись законные причины для ухода, они были либо ранены, либо помогали раненым добраться до врача, хотя никто из ухаживавших за больными не был медиком. Элизабет Гейл была пятилетней девочкой, дочерью стрелка из 95-го. Вместе с матерью они сопровождали батальон к Мон-Сен-Жану. Годы спустя она вспоминала, как помогала щипать корпию для перевязки раненых и даже помогала матери перевязывать некоторых из них. Элизабет прожила 95 лет и считается последним живым свидетелем битвы. Она умерла в 1904 году. Незадолго до смерти у нее брали интервью.

Она сохранила живые воспоминания о людях, умиравших в лагере. Она помнит свой испуг, когда ее мать приподняла покрывало с одного из них и она увидела мертвое лицо с открытыми глазами, пустой взгляд, устремленный на поле битвы.

Так и маршал Ней, глядя с южного гребня, видел толпы людей, уходящих на север, к Брюсселю. Многие из них были ранены, некоторые дезертировали, много было