Антарктическая одиссея. Северная партия экспедиции Р. Скотта - Реймонд Пристли

Во время летнего санного путешествия мы, к счастью, сэкономили несколько пачек чая, и когда утратили надежду на приход "Терра-Новы", их тоже отложили про запас. Кроме того, на зиму оставалось двенадцать банок какао, и по зрелом размышлении, решили их использовать следующим образом. Пять дней в неделю кок сыпал в котел с кипящей водой три чайных ложки какао - ровно столько, сколько было необходимо для того, чтобы заглушить запах сала, которым неизменно отдавал кипяток из наших котлов. В воскресенье эту функцию выполняли три ложки чая, в понедельник заново кипятили те же чаинки или же пили чистую воду. Подобный напиток не расстраивал нервную систему и не отягощал пищеварения, и человек с богатым воображением при желании мог отчетливо различить вкус чая в первой заварке. Вторичной не в силах была помочь даже самая буйная фантазия, и в середине зимы большинство из нас обычно голосовало за чистую воду, а использованные чайные листья отдавали курильщикам. Чай подсушивали в жестяных мисках над лампами для чтения, смешивали со стружками, которыми были переложены банки с мясным экстрактом фирмы "Оксо", и курили вместо табака.

Имевшийся у нас с собой небольшой запас "Оксо" явился величайшим благом, так как экстракт придавал супам специфический вкус. Раз в три дня у нас был суп "Оксо", который все ждали с нетерпением.

Таков был в общих чертах наш зимний рацион, разнообразившийся время от времени теми или иными приправами, о которых я не премину упомянуть в ходе повествования. Конечно, в него внесло радикальные изменения затянувшееся сверх всех ожиданий вынужденное пребывание на острове Инекспрессибл. В глубине души я уверен, что недостаток мяса и сала тюленя, причинявший нам в то время столько страданий, на самом деле оказывал благотворное действие. Будь этой высокопитательной еды сколько угодно, имей мы возможность наедаться до отвала, вряд ли наши органы пищеварения и печень выдержали бы такую нагрузку. Мы бы стали мрачными и раздражительными, вполне возможно, что к концу шести месяцев перессорились между собой и мир в пещере так и не восстановился бы. Все мы, конечно, познали муки голода, мало кому выпадающие на долю, но тем не менее на протяжении всей зимы чувствовали себя на удивление хорошо для данных обстоятельств. И объясняется это прежде всего той же самой причиной, которая вызывала столь мучительную сосущую боль в животе, - недоеданием.

До переселения в пещеру мы придерживались походного распорядка дня, то есть Дикасон варил еду в палатке, Браунинг - в другой, но теперь решили кухарить по очереди. Поскольку мы еще пользовались примусом и готовили только два раза в день, кухонные обязанности не слишком обременяли кока и он мог участвовать в общей работе. Только позднее, когда для экономии керосина пришлось изобрести жировую печку, готовка стала отнимать все время, причем не у одного участника партии, а у двоих. Но до этого дежурный после завтрака присоединялся к товарищам и вместе со всеми занимался благоустройством пещеры или охотился на тюленей и пингвинов. Возвращался домой он всего на полчаса раньше других, чтобы успеть приготовить ужин.

[Fig_3.gif].

Двадцать первого ветер немного утихомирился, во всяком случае настолько, чтобы можно было работать снаружи. Разделились на две партии, одну Кемпбелл повел на морену за оставшимися вещами, вторая под моим началом заканчивала копать пещеру. Браунингу в одной из ходок необычайно повезло. Он заметил тюленя, только что поднявшегося на припай, и, выполняя инструкцию Кемпбелла, сбросил с себя груз и убил животное. В желудке у него мы обнаружили тридцать шесть еще не переварившихся рыб, вполне годных в пищу, и съели каждый по три на ужин и столько же на следующий день на завтрак. Две рыбины торчали еще в глотке тюленя, мы их вынули живыми. Этот незабываемый день внес искру оптимизма в наше существование. Сейчас я бы на такую еду не позарился, но тогда она казалась пищей богов, ничего вкуснее я в своей жизни не ел. Важно и то, что охота получила новый стимул. Правда, тюлени со съедобной начинкой больше не попадались, но мы не теряли надежды на встречу с таким экземпляром. Впредь при виде тюленя кто-нибудь восклицал: "Рыба!", и все наперегонки бросались к животному.

Закончив копать пещеру, мы смастерили из ящиков для сухарей прекрасную дверь. По обеим сторонам входа поставили два ящика по вертикали, сверху на них взгромоздили третий по горизонтали, оставшиеся пустоты между ними и стенками пещеры заполнили снежными блоками. Вертикальные ящики отрегулировали так, чтобы между ними беспрепятственно проходили большие котлы, все щели и дыры тщательно забили снегом. Вот когда мы оценили по достоинству наши жирники! Новая дверь полностью преградила доступ естественному свету, светильники горели все время. Необходимые нам снежные блоки мы вырубали морскими ножами из той части сугроба, где снег еще не смерзся окончательно, а те, что не понадобились для двери, втащили в пещеру и уложили вдоль стен для улучшения изоляции.

В довершение дела до прихода рабочей партии к ужину над дверным проемом закрепили ледоруб, к его древку привязали мешок со шкимушкой [84], и он, свесившись вниз, полностью закрыл дверной проем. Это была первая теплая ночь, проведенная в пещере.

Уложив по всем четырем стенам пещеры первый ряд снежных блоков, мы занялись теплоизоляцией пола и прежде всего целиком покрыли его слоем камушков и мелкого гравия. На них настелили толстый слой сухих водорослей толщиной в несколько дюймов, которые, по-моему, сослужили партии зимой верную службу, как ничто другое. Благодаря этому прекрасному изоляционному материалу нам больше не угрожали холодные ночи: после того как водоросли покрыли брезентом от палатки, спальные мешки всегда были сухими, а мы сами не мерзли.

Затем мы снова обратились к стенам и за два-три дня нарастили первый ряд снежных блоков до нужной высоты. Сначала предполагалось довести изоляцию на всех четырех стенах до самого потолка, но, дойдя до половины, мы убедились, что у нас достаточно тепло, и на этом остановились. Незавершенная снежная стена оказалась очень полезной, ее использовали в качестве полки для ламп, книг, одежды и т.д. После этого я ледорубом выбил в углу пещеры неглубокую, всего лишь на 6 дюймов [15,24 см], квадратную нишку размером три фута на три [92х92 см] для коков и выложил ее большими плоскими камнями. В течение многих месяцев она с успехом заменяла очаг.

С двадцатого марта я систематически наблюдал за расходованием керосина и пришел к выводу, что при таких темпах его запасы очень скоро иссякнут. До сих пор мы были по горло заняты благоустройством пещеры, теперь же, когда в основных чертах закончили его, можно было подумать и о жировых печах. И вот 27 марта мы предприняли первую попытку готовить на сале. Для печек - их было четыре - приспособили банки из-под керосина. Каждую на высоте трех дюймов [7,62 см] ото дна консервным ножом перерезали поперек. Верхняя часть в перевернутом виде служила резервуаром для горючего, нижняя - поменьше собственно печкой. Эти первые печки, в которых горел пропитанный жиром фитиль, имели несколько недостатков. Главный заключался в том, что для того, чтобы сварить суп на двух печках, на двух других требовалось вытапливать жир, то есть одновременно горели все четыре. Система фитиля тоже была крайне несовершенной. Для этой цели использовались куски просмоленного каната, а он горел плохо. Такой фитиль давал или слишком мало огня - ненамного больше, чем лампы для чтения, - или наоборот, если в резервуаре кончалось горючее, вспыхивал ярким пламенем, быстро прогорал и гас. Забывая, что пещера состоит изо льда, мы подчас боялись, как бы она не занялась у нас над головами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});