Как далеко до завтрашнего дня - Никита Моисеев

Была посадка в Новом Орлеане, где из за плохой погоды мы провели несколько часов в городе абсолютно закрытом для советских граждан, а вечером уже пользовались гостепримством советского посла и других его сотрудников в Мексико-сити. Газеты много писали о нашем успехе на коференции в Вашингтоне, о наших билетных мытарствах и о каждом из нас в отдельности. После такого паблисити было грех не дать нам возможность провести несколько дней в Мексике, в ожидании советского самолета.

На следующий день мы поехали на плато в старый город ацттеков, где расположены знаменитые пирамиды. И я увидел, что значит город в стране, не имевшей понятия о колесе! Не только пирамиды, но весь город состоял из сплошных ступенек. Именно это меня больше всего поразило.

А еще через день была годовщина Октябрьской революции и нас всех пригласили на роскошный прием в советское посольство. Ни приеме были артисты, и речи, и жратва потрясающего качества, но запомнился мне один очень непростой разговор с американским военным аташе. Он был, кажется, в генеральских чинах. О всём том, что происходило в Вашингтоне, аташе был достаточно наслышан и относился к нашей деятельности крайне неодобрительно. Всё то, что мы делаем – вредно! Не только для Америки, но и для Советского Союза. «Вы еще увидите – вас там за это не погладят» – таков был лейтмотив его высказваний. Конечно, всё сказанное им надо было воспринимать с учетом доброго количества прекрасной водки под черную икру. Тем не менее в искренность его я поверил: мы наносим военным, их бюджету, их миропредставлению настоящий удар. Придёт время и это скажется.

Надо сказать, что и дома нас тоже довольно многие встретили без особого восторга. В перерыве одного из заседаний в ВПК, где мне довелось присутствовать, тогдашний председатель Смирнов, в перерыве мне бросил: «Ну чего Вы вылезаете, занимались бы себе дома спокойно своей наукой, а то на весь мир растрезвонили. Без Вас астроному и не поверили бы». Эта была правда – наши расчёты, сделанные независимо были важнейшим аргументом противников ядерной войны. И в генштабе я слышал нечто подобное. И не только там. И даже на мои предложения о том, что надо начинать думать по иному и искать альтернативы старым принципам, сообразные современным знаниям, встречались с кривыми усмешками – а что можно ожидать от этих ничего не понимающих штатских.

Я всегда сторонился и не любил диссидентов. Но неожиданный удар я получил и со стороны их противников на круглом столе в журнале Наш Современник. Там я был обвинён в антипатриотизме. Как много всего скрывается за одним и тем же словом!

Наше прекрасное пребывание в Мексике завершил совершенно анекдотический эпизод.

Мы жили в очаровательной двухэтажной гостиннице с внутренним испанским двориком. Каждое утро в это дворик выносили компанию симпатичных попугаев – ночи там холодные и на ночь их уносили в дом. Они целый день трепались на своем , вероятнее всего, попугаечьем варианте испанского языка, хотя иногда произносили и нечто англосаксонское. Одному из этой компании я, вероятно, приглянулся и он решил со мной завести дружбу. Когда я выходил во дворик, то он начинал махать крыльями и произносить нечто похожее на русские ругательства. Меня такие ассоциации вполне устраивали и я всегда подходил к клетке, давал ему что то вкусненькое и произносил одну и ту же фразу:" Скотинка, хорошая зеленая скотинка". Попугай успокаивался и внимательно меня слушал, заглядывая в рот.

Через некоторое время после моего отъеда в Москву, в ту же гостинницу поселили какого то высокопоставленного советского чиновника или даже министра. Но облик гостя, вероятно, чемто напоминал мой. Во всяком случае, так показалось моему знакомому попугаю и он стал приветстввовать нашего чиновного гостя по своему, по попугаиному – стал махать крыльями и отчетливо произносить по русски:"Скотинка, хорошая зеленая скотинка". Увы, наша высокопоставленная персона не поняла прелести истинной симпатии, которую проявил мой знакомый попугай и даже пожаловался послу. Как мне сказали – пришлось менять гостинницу, переучивать попугая не всем дано!

Гибель Александрова и конец сказки

«Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульете».

Так и финал нашей многообещающей работы был омрачен целым рядом печальных и трагических обстоятельств.

Уже отказ Свирежева участвовать в работе существенно сужал наши возможности. Его заменил А.М. арко. При всем моём уважении и симпатии к Александру Михаиловичу и мою к нему благодарность, полной замены не произошло.

Но основной удар был нанесен извне. В 85-ом гоу погиб Володя Александров. Это трагичная и малопонятная история. Будучи на конференции в Испании, Володя вечером накануне своего отлета из Мадрида вышел из гостинницы прогуляться и... пропал. Вещи деньги, которых у него оказалось немало, все осталось в номере гостинницы. В его поисках участвовало много разных организаций. Судя по всему весьма активно действовала и испанская служба. Через год испанцами было официальнео заявлено, что границы Испании Александров не пересекал. И всё – на этом расследование закончилось! Занимались делом Александрова и журналисты Бельгии, США... Определенные усилия приложили и наши американские коллеги, но тайна исчезновения Володи остается тайной и поныне. У меня на этот счет есть и своя версия. Вот она.

Я думаю, почти уверен, что во всей этой трагедии основная роль принадлежит спецслужбам. Но кто здесь сыграл финальную роль, КГБ или ЦРУ – на этот вопрос ответа у меня нет.

Я сам и люди, с которыми мне приходилось работать много ездили за границу и оказывались, порой в обществе персон и в местах, представлявших определенный интерес для наших спецслужб. И их представители не редко обращались к нам с теми или иными, как правило, пустяковыми просьбами. Тем не менее, я вседа избегал их выполнять, ибо за А следует, чаще всего Б. А после моей «дружбы» с полковым «особняком» я старался быть от этих служб подальше, хотя и понимал, что любому государству они необходимы. И не раз я предупреждал кое кого из моих коллег, чтобы они не брали на себя каких либо обязательств, выходящих за рамки официальных требований. Что касается Володи, то с ним на эту тему у меня был разговор особый. Он был нашим представителем в работах с американцами. А работали мы тогда вместе с Ливерморской лабораторией – организации достаточно закрытой. Семинары я старался проводить в Москве, но приходилось иногда ездить и туда, в Ливермор, в святая святых: там работал сам Теллер.

А Володя, благодаря своей раскованности, своему характеру, своему техасскому сленгу был со всеми нашими заокеанскими коллегами «в друзьях». Так, например, он никогда не останавливался в гостиннице, а жил, порой по несколько недель, у кого -нибудь из своих приятелей. Поэтому ему было доступнее многое из того, что было заведомо недоступно остальным визитёрам. И зная наши порядки, я был абсолютно убежден, что он не остался вне поля зрения наших органов разведки. Потому я и говорил с ним и предупреждал его. Но зная легкомысленность Володи и его уверенность в себе, я думаю, что он не отказал им в каких то просьбах.

Один американский профессор, очень доброжелательно ко мне расположенный, както сказал мне о том, что в Соединенных Штатах есть люди, которым очень не нравятся наши контакты с Ливермором. Нет, не сам факт сотрудничества, а характер личных взаимоотношений. Это было не задолго до трагедии и я рассказал Володе об этом разговоре, называя всё своими именами. Но, видимо, было уже поздно. Вскоре после исчезновения Александрова Е.П. Велихов спросил меня о том, как продолжаются наши контакты с Ливермором. Я сказал – все кончено. «надо продолжать и восстанавливать утерянные связи – не сошёлся же свет на Александрове». А он как раз и сошёлся. Контакты всегда очень персонафицированны. И ипосле трагедии с Александровым, они оказались раз и на всегда разрушенными. И тем не менее я не хочу обвинять ЦРУ, поскольку нетрудно придумать ситуации, в которых Александров мог стать лишней фигурой, мешавшей и нашей разведке. Одним словом убрали Володю совершенно профессионально, причем в центре города. Кто кроме спецслужб мог это сделать? И кому он ещё мог быть нужным?

После происшедшей трагедии лаборатория Александрова стала распадаться. Правда мы еще сумели сделать несколько хороших дел. Была международная конференция в Хельсинки, где мы с А.М. Тарко довольно удачно выступили, были и некоторые расчёты, которые получилим международный резонанс. Особенно удачным оказался расчёт, проделанный с помощию модифицированной системы, проведенный В. П.Пархоменко и А.А.Мочаловым. В начале 50-х годов американские генералы всерьёз продумывали уелесообразность превентивного ядерного удара по городам Союза. Предполагалось сбросить на 500 или 700 городов – было несколько сценариев, ядерные бомбы того типа, которые были сброшены на Хиросиму. Судьба наших городов была, более или мене очевидна. Но было интересно понять общепланетарные последствия. Эффекта настоящей ядерной зимы в таких ситуациях не возникло, хотя, конечно, определённые климатические сдвиги произошли бы. Самое интересное заключалось в другом. Когда было посчитано распределение выпавших радиоактивных осадков (йода и стронция), то оказалось, что на территорию США, т.е. страны-агрессора выпало бы не менее 20 чернобыльских доз этих радиоактивных материалов.