Очень прекрасный принц (СИ) - Чернышова Алиса

Потом прибежали другие лекари. Мне сказали, я спасла её. Мне сказали, без меня она бы умерла. 

И тогда я почувствовала себя сильной; возможно, впервые в своей жизни. И поняла, что могу драться за других. Что, возможно, была создана именно для этого. Ведь лекарская магия дана мне не для ублажения мужчин, верно?

Нет. Совсем нет. Потому на следующий день я сказала, что хотела бы изучать женские болезни. И лечить их. Я не сказала: “Спасая их, я буду спасать себя”.

Я не сказала, но леди Каталина, кажется, всё поняла.

И теперь у меня есть лекарская подвеска. И кабинет. И собственная зона ответственности. 

А ещё она поручила именно мне общаться с девочками, девушками и женщинами из “сложных” семей. Я должна говорить с ними, слушать их, а потом раз в несколько дней приходить к леди Аджиоке, нашей штатной ведьме-менталистке, и советоваться с ней. Раз в неделю я отчитываюсь перед самой леди Каталиной, и она даёт мне советы. 

Я не была уверена, что смогу, если честно. Но леди Каталина настояла. Она считает, что это пойдёт на пользу и пациенткам, и мне.

Теперь, оглядываясь назад, могу сказать, что она скорее права.      

Обычно я приглашала своих пациенток для таких разговоров к себе. Во-первых, для конфиденциальности, разумеется: многие рассказанные здесь истории не должны были стать достоянием общественности. Во-вторых, для собственной уверенности. Глядя в глаза каждой из них, я снова переживала собственные чувства, всё ещё ужасно непростые. И, когда всё становилось сложным, я напоминала себе: это — мой кабинет. Моя территория, только моя. 

Здесь безопасно.

Вот и девушку, которая проходила у меня под именем Нэлла, я пригласила на чай именно сюда. 

Нэлла приехала сюда инкогнито, на мобиле без опознавательных знаков, сжимая в руках чек для внушительного анонимного пожертвования. Вроде бы ничего необычного, ситуация более-менее стандартная. Но девушка вела себя странно, и у леди Каталины возникли вопросы. 

Она посчитала, что с Нэлли я должна поговорить наедине.

— Послушайте, — сказала я пациентке, — я не знаю вашего имени и клянусь не запоминать лица. Здесь нас никто не услышит. Со мной вы можете быть откровенны, Нэлл. Ситуация неоднозначная: большой срок, обстоятельства вашего… прибытия. Леди Каталина попросила убедиться, что всё происходящее для вас, скажем так, вполне добровольно. 

Нэлл молчала, опустив взгляд. Её губы дрогнули, будто она пыталась что-то сказать. Я подождала, чтобы, быть может, случилось чудо… Но нет, она не решилась. 

— Милая, — попробовала я ещё раз. — Если таково ваше желание, то ничего. Так случается. Но я хотела бы услышать это от вас. 

— Я делаю, что должна, — ответила она. — И больше не желаю это обсуждать.

Что же, так значит так. 

Мне хотелось схватить её за плечи и потрясти. Но я знала, из своего опыта знала: чтобы тебе помогли, нужно осмелиться попросить о помощи. Но есть и вторая истина, весьма тесно соседствующая с первой: когда помощь действительно нужна, попросить о ней почти невозможно осмелиться.

Я помню. 

— Нэлл, я спрашиваю вас, потому что сама была в неоднозначной ситуации, — сказала я ей. — Я была напугана. Я не верила, что могу выжить сама по себе, и позволяла другим решать за себя. Теперь я сожалею о том периоде. 

Она только покачала головой:

— Если я оставлю этого ребёнка, весь мой мир рухнет. Мне это не нужно! Я… я не могу оставить его. Я хочу, но не могу. 

— Его отец?

— Привёз меня сюда. 

Вон оно что.

— Он женатый мужчина?

— Он… важный человек.

— Он угрожал вам?

— Нет, он просто… Так будет лучше. 

Что же, кажется, я получила свой ответ.

— Хорошо, — я тепло улыбнулась и сжала её ладонь в своей. — Спасибо за ваши ответы. Возможно, это займёт ещё пару дней: нам нужно взять некоторые анализы. Если захотите поговорить со мной, дайте мне знать.   

— А сколько это может занять? У меня просто зачёты… 

— Вы учитесь?

— Да, в академии магии… Неужели это так важно?

— Нет, — я мысленно отругала себя за излишнее любопытство. Оно всегда только отпугивает. — Идите отдыхать, Нэлл. 

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Она фальшиво улыбнулась в ответ, встала и пошла прочь. 

Я наклонилась над тетрадью, чтобы внести комментарии по этому конкретному случаю. Леди Каталина гарантирует анонимность тем, кто об этом просит. Но здесь это может быть во вред… 

Перо замерло над бумагой, когда я услышала шаги. 

Когда вырос в семье вроде моей, то очень быстро учишься различать шаги тех, кто приносит с собой боль или страх.

Каждый визгливый стук каблуков — как приговор, шелест нижних юбок (потому что леди не носят брюк, разумеется), как шёпот сплетен, отчётливый, сердитый ритм… 

Я знала, что это она, за пару секунд до того, как открылась дверь. 

Матушка вошла и окинула мой милый кабинет пренебрежительным взглядом.

— Это здесь ты сейчас обретаешься? Какая безвкусица, — и я сразу почувствовала себя жалкой и никчемной. 

— Кто тебя пустил? — мой голос сначала почти не дрожал, спасибо самоуспокаивающим чарам. 

Она скривилась:

— Неужели у матери должен быть особый повод, чтобы навестить дочь?

— Да. Это лекарня, тебе нечего здесь делать, — тон стал просящим, жалким, голос сорвался к концу фразы.

У меня всё ещё не получается давать ей отпор. 

— Деньги и положение открывают все двери, — хмыкнула она, без спроса усаживаясь на стул посетителя. — Кстати, мне почудилось, или я только что видела юную наследницу разорившейся семьи Дорд? Вот что бывает, когда поддаёшься на уговоры неразумной дочери и отправляешь её учиться! Общественное образование для девочек — зло, наши предки были в этом правы. Знатные особы должны учиться на дому, это однозначно. Чтобы не было ситуации вроде этой. Я слышала, конечно, что юная леди Дорд очень мила с ректором…

Ректор. Вон оно что… Может, именно он был тем самым таинственным мужчиной Нэлли?  

Тем не менее, матушка просчиталась: угроза пациентке заставила меня встряхнуться лучше всяких пощёчин. Я поболе всех знала, каким грязным и ядовитым может быть язык леди Гохорд, и не собиралась позволять ей злословить о Нэлли. 

— Вы придумываете ерунду, — сказала я, и твёрдость вернулась в мой голос. — Пациентка всего лишь подверглась проклятью и лечится у нас. Если посмеете молоть о ней языком, расскажу всем, что вы подкупили персонал лекарни. 

Её ноздри раздулись от ярости, ладонь взмыла в воздух:

— Да как ты смеешь?..

В руке моей сам собой возник энергетический скальпель. Я сжала его, чтобы почувствовать себя защищённой. Пускать его в ход не собиралась: спасибо леди Каталине, я и без членовредительства знала, что делать.

— Давайте, бейте, — сказала я, глядя ей в глаза. — Чтобы я смогла позвать охрану и предать это гласности. Бейте, что же вы! И тогда вас арестуют, как буянку. Сиятельная леди Гохорд устраивает драки в закрытом женском отделении благотворительной больницы… не дивный ли выйдет заголовок для утренних газет?

Она изумлённо застыла, и я почувствовала тёмное торжество. Оказалось на удивление приятно взять в руки её же оружие, обернуть против неё её же аргументы. 

Всё же, видимо, я её дочь. И не только по крови. Мы учимся у своих мучителей; жаль, что редко — хорошему.

Про мою мать можно многое сказать, причём едва ли в этом “многом” будет превалировать хорошее. Но одного у леди Гохорд не отнять: она очень быстро умеет подстраиваться под ситуацию. И отлично владеет собой. 

Вот и в тот момент она будто бы сменила одну кожу на другую: увидела, что напор не помог, и выбрала вместо него спокойный, деловитый тон.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Что же, — сказала она, — вижу, ты стала дерзкой.  И совершенно отбилась от рук. Но вспомни о том, что тебе ещё предстоит вернуться домой, дрянная девчонка! 

— С чего бы это? — руки снова начали дрожать. — Я не вернусь туда никогда. Слышите? Никогда!

Леди Гохорд закатила глаза.