Антология современной швейцарской драматургии - Андри Байелер

РОЗВИТА. Если это не удается, тогда яйцеклетка извлекается оперативным путем, соединяется со спермой и потом снова внедряется.

МИХАЭЛЬ. Только три недели назад мне пришла в голову мысль, что я мог бы ей сказать: теперь у тебя есть ребенок, теперь ты можешь оставаться и со мной. Тогда я об этом не подумал.

РОЗВИТА. Во всем прочем дело обстоит так, что я должна свыкнуться с мыслью, что рожу на свет искусственное дитя… Это вовсе не плохо. Как-то я к этому привыкла.

МИХАЭЛЬ. А с Мартой я потом познакомился в 2000 году. Ей было 28, и у нее к этому времени не было желания иметь детей.

РОЗВИТА. Просто я находила важным, что это нечто естественное — то, что происходит между мужчиной и женщиной, — и что при этом не требуется никакая помощь. А если нужна какая-то помощь, то я такого уже не хочу.

МИХАЭЛЬ. Когда Марта потом все-таки захотела детей и при этом ничего не произошло, мы обследовались, и оказалось, что моя спермограмма настолько плоха, что детей у меня не будет.

РОЗВИТА. С другой стороны, я питаю какую-то особенную слабость к технике. То есть мне очень интересно, что нечто такое можно сделать.

МИХАЭЛЬ. Потом я ей сказал: «Теперь мы знаем нашу ситуацию, и ты должна подумать, хочешь ли ты оставаться бездетной».

РОЗВИТА. А мне нравятся близнецы, и поэтому я думаю так: почему бы, собственно, нет, тогда мы все-таки попробуем. Потому что тут вероятность иметь близнецов намного больше, чем когда рожаешь естественным образом.

МИХАЭЛЬ. После летних каникул она пришла ко мне и сказала, что не хочет оставаться бесплодной или прибегать к медицинской помощи, что хочет расстаться со мной.

РОЗВИТА. В настоящий момент для Джона это почти важнее, чем для меня. То есть он сейчас в той точке, когда он по-настоящему хотел бы детей.

МИХАЭЛЬ. Я ей сказал, что могу ее понять и что достаточно того, что несчастлив один человек.

РОЗВИТА. Эндометриоз в 15 процентах случаев является причиной бездетности.

МИХАЭЛЬ. Бесплодие у мужчин в Центральной Европе очень высоко. Это из-за способа транспортировки воды. Водопроводы из синтетических материалов выделяют вещества…

РОЗВИТА. Эндометриоз — широко распространенная болезнь цивилизации.

МИХАЭЛЬ. Их называют фталаты. Вода, которая течет из крана, ведет к стерильности.

РОЗВИТА. Итак, если и тогда не получится или если я решу все-таки не прибегать к искусственному оплодотворению, то у меня снова и снова будут возникать моменты страха, и я буду думать, а что было бы, если бы он сейчас родил ребенка с другой…

МИХАЭЛЬ. У меня есть все земные блага, но того, что было бы для меня главным, у меня нет. Я использую мою профессию для жизни и зарабатываю деньги, чтобы можно было позволить себе некоторые вещи: у меня большой дом и всегда много гостей. Я позволяю себе общительность и дружбу, однако то, чего мне действительно хотелось бы, — это семья. Марта часто упрекала меня, что я не умею плакать. Я ей сказал, что плачу, но только не тогда, когда она этого ждет. Если я вижу на улице детей с их матерями или отцами, то бывает, что плачу.

XIV. МАЙЯ (47)

Я была убеждена, что беременность и роды не должны помешать моему профессиональному росту. Я участвовала в конкурсе на одну должность, и у меня были хорошие результаты, но потом в роддоме перед рождением Бруно я получила по телефону отказ. Основанием для отказа было то, что у меня скоро родится ребенок и мне придется сосредоточиться на этой роли вместо того, чтобы занимать новое место. Я позвонила в отдел равноправия и прокричала в трубку, я действительно прокричала — чего мне так не хватило во время родов — и сказала им: а представьте себе, у меня ребенок-инвалид, а я не могу продвинуться профессионально, и вот я стою в этой кабине в клинике, и я за себя не отвечаю! Тогда они мне сказали, что у меня, пожалуй, есть только один шанс, если я получу отказ с обоснованием в письменном виде. Я тут же перезвонила и попросила их прислать мне все мои документы с письменным обоснованием. Мне выслали письменный отказ, и там был пункт о несовместимости рабочей и домашней жизни, потому что я стала матерью. И тогда я подала жалобу, и это придало мне сил. Под конец я сидела перед комиссией, которая пришла к так называемому соглашению. Я вышла оттуда с большой денежной компенсацией, но, несмотря на это, все равно чувствовала себя обманутой.

У Бруно дела шли очень плохо. Через три недели меня выписали с очень худеньким ребенком, очень хрупким, и никто не знал, что будет дальше, а мы и подавно не знали. Я хотела непременно что-то сделать — видимо, еще и для того, чтобы успокоить свою нечистую совесть, и я делала с ним краниосакральную терапию и детский массаж и очень много пела. Я думала, что ритм и движение помогут ему, и я целый день носила его на себе в слинге. Через семь месяцев мне стало ясно, что я не могу принести свою жизнь в жертву ребенку-инвалиду, что я снова должна работать. На прежней работе я не могла оставаться при неполной занятости. У нас были ясли, только мы не знали, возьмут ли они ребенка-инвалида, но они его взяли и даже делали с ним упражнения. Через три недели яслей Бруно сделал большой прогресс, и это подействовало на меня очень благотворно, потому что многие были в ужасе от того, что я отдаю Бруно на пять дней в неделю в ясли. Он очень быстро развивался с другими детьми, и это было большим облегчением. Эти детские ясли я считаю чем-то чудодейственным. Благодаря им стало возможным то, чего не добились бы ни физиотерапия, ни краниосакральная терапия, ни мать.

XV. ЛАСЛО (43)

Я всегда очень любил детей, но желания иметь собственных у меня не было. Я думаю, что этот род отречения от отцовства сродни тому, как я отказываюсь от других сторон жизни: в отношениях, в профессии. Мне и так всего хватает. Жизнь и так полна эмоций, поэтому ребенок не является непременным условием для приобретения нового опыта, для счастья.

Не то чтобы я решил это раз и навсегда. Ведь это значило бы, что я не могу допустить ту интенсивность любовных отношений, при которой может возникнуть желание иметь детей.

Когда мне было двадцать с небольшим, я хотел иметь детей. Но то была скорее потребность в нарциссическом зеркальном отражении. Это желание приходило и в отрыве от партнерства. Да, я воспринимаю это как негатив, поскольку появление детей, вероятно, самое очевидное и явное утверждение любовных отношений.

Я любил женщин, с которыми был вместе, но, может быть, я просто не был готов занимать себя этим. Страхи есть только — скажем так, — когда посмотришь вокруг и заметишь, что наличие детей не обязательно укрепляет отношения. На примере других супружеских пар, где появляются дети, я вижу, что часто возникают напряжения, которые так и остаются потом неким налетом. Сердечность куда-то уходит, все превращается в договорные отношения друг с другом, в этакий менеджмент. Может, я слишком романтичен, но когда вся эмоциональность страдает от организационных моментов, я поневоле спрашиваю себя: зачем отказываться от собственных притязаний? Жизнь предлагает необыкновенно много. Ребенок обостряет материальную ситуацию, и пары уже не кажутся мне счастливыми. И это тоже лишает меня отваги.

Ясное дело, есть биологическая сторона, и она приводит женщину в абсурдную ситуацию, если ей хочется завести детей. Так, ей вдруг надо очень быстро забеременеть, и со стороны это похоже на некий бизнес-план, что немного забавно.

Я не знаю, откуда желание иметь детей появляется у мужчин. Может быть, это потребность преодолеть собственную смертность. Ребенок как проекция собственной жизни в отдаленное будущее. Я не хотел бы злоупотреблять отцовством как инструментализацией собственных страхов смерти и бренности. Отцовство само по себе занимает отдельное место. Дети — это отдельный мир, вне мыслей о бренности.

XVI. ТОМАС (35), МАЙЯ (47), КАРИН (37)

ТОМАС. Мы обменивались эсэмэсками. Потом я пришел к ней, и она сделала этот тест на беременность, он оказался положительным — то есть я говорю сейчас о другой женщине, о бывшей, да?.. Итак, тест оказался положительным, и она принялась реветь, а я был счастлив и прихватил с собой бутылку шампанского для такого случая — но она разревелась, а на следующий день собиралась в отпуск с двумя детьми, которые у нее уже были, нет, не от меня, и она ревела, и мы страстно целовались, а потом была ужасная трехмесячная фаза с плохим самочувствием. Мы ходили в организацию планирования семьи, «Про Фамилия». Что уж там они планируют, не знаю. Мы о чем-то там консультировались, а потом я впервые увидел ультразвуковое изображение. Это было в кабинете, где обслуживаются также арабские и турецкие женщины, а это значит, что мужчина сидит отдельно, и у него свой монитор для ультразвуковой картинки, а женщина за занавеской видит другой монитор, чтобы соблюдалась граница стыда, и вот я там сидел, смотрел на эту ультразвуковую картинку, и ребенок шевелился. Невероятно трогательно, и я был безумно счастлив в тот момент. А она за этой занавеской принялась реветь. Врач сказала: «А, так вам еще не ясно, хотите ли вы этого ребенка». Но я его хотел, и потом было так, что они там в «Про Фамилии» все просияли — и гинекологиня, и психологиня, и все говорили: отец хочет ребенка, и чудесно, что ребенок был спасен здесь, в «Про Фамилии», а потом женщина и говорит, что ребенка не хочет она сама. Это было за три дня до крайнего срока. И тут же психологиня поменяла точку зрения, а я закрыл лицо руками и разревелся. И в день аборта она хотела, чтобы я провел ночь у нее. Я это сделал. Половину ночи я проревел, умоляя ее не делать этого. И молился. А на следующее утро получилось так. Она должна была принять пилюлю, которая отторгает ребенка от матки, или не знаю, что уж там, что-то гормональное, ультрабрутальное, и она должна была принять эту пилюлю утром, чтобы уже во второй половине дня — в два или в три часа — можно было его вырезать без того, чтобы убить женщину или причинить ей какие-то серьезные повреждения. И вот она сидела утром в этой постели, и я тоже на желтых простынях, и она взяла стакан воды и хотела, чтобы я дал ей пилюлю. Мне это показалось абсурдным, и потом был такой экзистенциальный момент, когда я должен был решить, сделать выбор между женщиной и ребенком: хотя изгоняет ребенка женщина, ты все-таки за кого — за ребенка или за женщину. Это был самый абсурдный и интенсивный конфликт совести, какой только можно себе представить. Вообще-то я всегда думал, что ведь нельзя родить ребенка без женщины, то есть в конце концов мужчина должен как-то поддержать женщину, даже если она и не хочет ребенка. То есть если имеет место такой раздор между ребенком и женщиной, которого фактически ведь вовсе нет, потому что женщина и ребенок есть единое целое, если требуется ледяное, брутальное, промышленное, холодное вмешательство, чтобы разорвать это единство. Он ведь не выйдет наружу сам по себе, а ты должен ввести гормон, который произведен где-то на фабрике и в маленькой капсуле проделал долгий путь до тебя. И потом ты должен куда-то пойти, в какое-то место, где постоянно происходит это вмешательство с ножом или с чем там еще, и вырезать его, и все в крови, и ты должен быть частью всего этого, да. Ты должен этому содействовать. И она хотела, чтобы я соучаствовал в этом, давая ей пилюлю. И я почувствовал только одно: я не буду. Если ты хочешь это сделать, то делай сама, ладно? То есть без меня. Так не пойдет, это слишком, и это спасло меня тогда от презрения к самому себе. У меня еще были потом огромные трудности. Я еще долго потом отбивался от мысли, не следовало ли мне взять эту пилюлю и вышвырнуть ее в окно.