ГНОМ - Александр Шуваев

С земли все смотрелось вовсе по-другому. Дело в том, что такие бои, что казались участникам локальными и четко ограниченными если не по пространству, то по смыслу, во многих местах происходили один подле другого, а в небе было сущее столпотворение, каша, сотни самолетов с обеих сторон. Клубок истребителей, неистово крутящихся в трех измерениях.

А вообще творилось небывалое. Первый, по сути, случай на этой войне, когда крупная битва не была результатом того, что одна сторона застала другую врасплох. Не было оперативной ошибки ни с той, ни с другой стороны, а вот была ли ошибка стратегическая - это был вопрос, на который могло ответить только само сражение. Поэтому, по крайней мере вначале, это было чуть ли ни первое сражение, когда обе стороны действовали более-менее осознанно, неистово стараясь наладить взаимодействие в трех измерениях.

Давят?

Сил нет, товарищ маршал. Знал, что будет тяжело, но все-таки не настолько. Пора.

Это не нам решать. Но я буду против. Пусть увязнут.

Если кто не знает, - "увязнуть" обозначает для наступающих войск положение, когда они теряют возможность выйти из боя по своей воле и при этом безнаказанно. После этого они не могут быть использованы в других местах. Попытка разорвать захват становится чревата последствиями, порой попросту катастрофическими. Сталинград является классическим примером такого вот стратегического увязания.

Фон Манштейн все-таки являл собой явление исключительное, объединяя в себе выдающегося штабного офицера с незаурядным строевым командиром. Сейчас он следил за непрерывно поступающими, крайне разнообразными, зачастую противоречивыми донесениями, и в голове у него складывалась, в общем, целостная картина.

Результат первого дня боев удовлетворительным считать нельзя. Все шло на грани между "отвратительно" и "катастрофически", но, в общем, в рамках ожидаемого.

Он был излишне оптимистичен, рассчитывая на то, что все решится в десять - двенадцать дней, от силы - в две недели. Неделя, и не больше, - после этого все будет ясно до конца. "Пять дней" - язвительно пискнула внутренняя оппозиция, на миг переорав внутреннего цензора. Очень может быть.

До сих пор, за весь день наступающие войска практически не встречали брони "с той стороны". Это, безусловно, радовало. Особенно рядовых и офицеров до полковника включительно. Но вот некто Дитрих проворчал, что обольщаться не стоит, и лично его, Дитриха, отсутствие русских панцеров смущает. Потому что они могут появиться в самый неподходящий момент. Поколебавшись для порядка, его мнение все-таки стоило, пожалуй, разделить. Безоговорочно.

Потери в танках и артиллерии страшные, чудовищные. Такие, что непонятно даже, - смогут ли они воспользоваться победой, если даже пробьют оборону русских через три-четыре дня боев такой интенсивности? А внутреннюю оппозицию мы грубо заткнем. Если прислушиваться к ее мнению, лучше не воевать.

Авиационщики крутят. Докладывают, конечно, но так, чтобы непонятно было, что следует из их цифр. Не доносят своего отношения. Работают превосходно, умело и самоотверженно, но при этом кажется все-таки, что есть у них еще и какая-то собственная игра, и цель игры. Помимо. Но потери огромные и у них, это не скроешь.

Знал бы он, что и на другой стороне фронтовое командование не все может понять в действиях своих авиаторов.

И, наконец, иррациональное. Противник воюет, в общем, в том же стиле, что и его сторона, только с куда лучше осмысленной целью, простой и понятной: устоять под ударом, а потом, накопив резервы, добить измотанного врага. Имевшие место технические и тактические новинки противной стороны, в общем, вписывались в некую норму. А он подсознательно ожидал от Ватутина, Мерецкова и Конева куда большего числа неожиданных пакостей вроде тех, что проявились минувшей зимой, превратив следующие шесть месяцев в одну непрерывную катастрофу. То, что их не было, парадоксальным образом пугало. Наводило на мысль, что где-то они все-таки просмотрели что-то. С другой стороны, если воевать, находясь отчасти в мистическом настроении еще можно, то планировать операции - нет. Это взаимоисключающие понятия, а потому и мысли эти бесполезны. Нет. Хуже: бессмысленны.

Второе июня, в отличие от вчерашнего дня немцы начали сравнительно поздно, в половине одиннадцатого утра, с характерной человеческой последовательностью ткнувшись сегодня там, где добился успеха вчера. Легче от этого не было.

Вчера, по своей доброй традиции, немцы пытались наносить удар максимальными силами на немногих избранных, максимально узких участках фронта. Гениальная же концепция! И как только раньше никто не догадался?

Беда только в том, что обороняющийся прикладывает все силы к тому, чтобы наоборот, вынудить атакующего распылять силы, "размазывая" их на как можно большем протяжении линии фронта. Так, чтобы ему пришлось воевать с как можно большими силами одновременно. Потому что если даже самую крепкую кислоту хорошенько разбавить, она уже ничего не обожжет, не разъест. Проявляется это стремление во многих и многих формах. В виде авиаударов с баз в ближнем тылу. Обстрелами издали корпусной и армейской артиллерии по заранее пристрелянным позициям. Переброской войск со "спокойных" участков. Наконец, ударами резервов под основание прорывающихся частей. В конечном итоге, заставляя парировать угрозы и отвлекать на это силы.

Как и положено при столкновении полярных мнений, получилось ни то, ни се. Во многих местах пробив первую полосу тактической обороны, наступающие наткнулись на вторую, ничуть не менее мощную. При этом в тылу у подвижных частей, у гренадер, оборудующих новую позицию, остались какие-то недобитые части, какие-то орудия, стреляющие в спину, а напряжение боев таково, что прикончить недобитков постоянно не остается ни сил, ни времени. Послать бы пикировщиков и штурмовиков, но у них у всех имеются более важные задачи.

Новый напор, артиллерийская молотьба по избранным участкам, танки в таком количестве, что рябит в глазах. Обращает на себя внимание громадное количество самоходок, которые издали расстреливают противотанковую артиллерию, выбрав позицию, останавливаются, пропуская танки вперед, поддерживая их точным огнем прямой наводкой с остановок, танки, частично подорвавшись на минах, прорываются на позицию. Уцелевшие защитники жгут их из "дуль", и при этом погибают сами. В местах концентрированных ударов под артобстрелом, бомбами пикировщиков и гусеницами танков в считанные часы погибают целые полки Красной Армии. Дивизии теряют связь между собой, раздвигаемые стальными клиньями, отдельные группы танков прорываются в их тылы, но паники нет. "Дули" хороши именно тем, что исправно действуют в руках кого угодно, - лишь бы дух был крепок. Танки действуют без пехотной поддержки, передний край образца сорок третьего безжалостно счистил ее, и поэтому машины выбиваются по одному из укрытий, не успев натворить особенных бед. И все это время немецкие артиллерийские батареи, демаскировавшие себя огнем, несли страшные потери от действий штурмовиков. Нет, не страшные. Это излишне эмоциональная характеристика. Непоправимые.

Ясное июньское небо постепенно затягивает свинцовая пелена дыма и газов, а поверх всего, отрешенный от всего земного, в недосягаемой высоте плывет "Т - 10". Отрешенный… Как же!

Однорукий капитан вообще-то из флотской авиации, и сухопутных слегка презирает, но где-то там, где знают и неписанную табель о рангах, его назвали в качестве лучшего летнаба. Он жесток, холоден как лед и молчалив. У него каменное сердце. Что бы ни происходило внизу, он выполняет данные ему установки. И в силу дисциплины уважающего себя военного, и по причине того, что эти установки одобряет. Они просты.

Дождаться, когда железные крысы соберутся в достаточно большую стаю, а дальше по обстоятельствам. Заградительный огонь тяжелой артиллерии, когда немец перед передним краем. Штурмовики в том или ином количестве. Залп-другой гвардейских минометов. Стрельба по квадрату той же артиллерии, если танки прорвутся. Но не раньше! Его власть огромна. Это он решает, что танков достаточно. Это он высказывает предложение о наилучшем варианте налета. Он подсказывает, какие силы штурмовиков и бомбардировщиков тут были бы в самый раз. Пара слов в микрофон, - и полчище танков, только что убившее очередной полк, а теперь подзастрявшее на минном поле, получает по заслугам, избиваемое с воздуха и с закрытых позиций артиллерии. Порой остается целое поле горелых, неподвижных машин и столбы дыма, как над горящей в засушливое лето деревней. Власть эта от доверия того сорта, которое можно только заслужить.

- Докладываю. В общем, все то же, только хуже. От шестой почти ничего не осталось еще по итогам первого дня. Противник нащупал стык между 17-й и 52-й, так что им пришлось загнуть фланги. Общее продвижение за два дня до восемнадцати километров. У соседей меньше, шесть-восемь.