Лес великого страха - Мария Гинзбург

– Вилли говорит, что там в кустах Рин стонет, – сказала Светлана.

– Это морок, – сказал Лайруксал.

– Я пойду проверю, – сказал Вилли.

Лайруксал пожал плечами.

– Только побыстрее, – сказал он.

– Ты следопыт? – колеблясь, спросил Рамдан. – Ты сможешь вернуться к дороге?

– У нас каждый – следопыт, от сына короля до сына последнего рудокопа, – произнес Вилли.

– И ты, конечно, партизанил? – осведомилась Светлана. – Хотя бы во время правления Черного Пламени?

– У нас каждый – партизан, от… – усмехнулся сидх.

– Я пойду с вами, – сказала целительница.

Когда с ноги богини упал последний железный браслет, по морщинистому лицу Матери Рябины потекли слезы. Ринке обнял ее.

– Все хорошо, – сказал он. – Все уже кончилось…

Богиня всхлипнула.

– Я подожду вас снаружи, – тактично сказала Карина. – Душно здесь, аж голова кругом идет…

Ведьма направилась к выходу из кузницы. Шар поплыл за ней. Богиня и эльф остались одни в полумраке.

– Нет, – сказала Мать Рябина так, что ее услышал только эльф. – Для тебя, Ринке, все только начинается. Время в наших мирах течет по-разному. Для того чтобы оковы потеряли силу, мало открыть замок на них куском мифрила. Обрету я свободу или нет, зависит от вас. От тебя и от нашей гостьи. Что ты выберешь – жизнь или смерть, лес или предательство, то и будет. Есть из чего выбрать, смотри, не прогадай.

– Я понял, – отвечал Ринке. – Я постараюсь выбрать правильно.

Когда эльф и его богиня вышли из кузницы, Карина ожидала их около повозки. В свете магического шара над ее головой фигурка ведьмы казалась одинокой, потерянной, словно Карина была последним человеком на земле.

– Что ты хочешь за свою помощь? – спросила Мать Рябина.

Ведьма махнула рукой:

– Поехали уже обратно. Не надо мне ничего.

– Как скажешь, – ответила богиня.

Мать Рябина пошла отвязывать пауков, но тут Ринке вмешался в беседу:

– Сними с нее проклятие. Карина не может любить. Сразу после секса она прогоняет любовника, движимая злыми чарами.

Богиня остановилась, скользнула оценивающим взглядом по ауре ведьмы.

– Не слушай его, – сказала мандреченка. – Может, и нет никакого проклятия. Это Света так думает. А я думаю, что просто характер такой дурной…

– Твоя подруга права, – перебила Карину Мать Рябина. – Но снять подобное проклятие мне не по силам.

– Ничего себе, – мрачно сказала ведьма. – Если уж ты не можешь, к кому идти тогда?

Богиня пожала плечами.

– Пока ты в моем лесу, оно не будет действовать, – сказала Мать Рябина. – Ты сможешь любить, и не будешь отталкивать того, с кем сойдешься. Наслаждайся! Но запомни – там, где сила любви и жизни уступает силам расчета и смерти, мои чары не властны!

Голос богини становился все громче. На последних ее словах в ушах у Ринке зазвенело так, что стало больно. Перед глазами эльфа все закружилось. Он вцепился в дверь кузницы, чтобы не упасть, и ощутил под рукой что-то мягкое, шелковистое и холодное.

Эльф рванулся изо всех сил и обнаружил себя сидящим на плаще, а в руке у него оказался пук травы, вырванной с корнем. Эльф увидел рукав своей рубахи, заляпанный болотной грязью – шелковая рубаха с серебряным шитьем исчезла, на нем обнаружилась льняная рубаха, в которой он вчера гулял по Ильмосту. Ринке перевел взгляд. Рядом с ним лежала ведьма. В серых, как паутина, предрассветных сумерках эльф различил силуэты деревьев.

Они снова были в Железном Лесу.

– Ты попросил свою богиню снять чары, чтобы извлечь из этого пользу для себя? – раздался тихий голос Карины.

Ринке заколебался на миг.

– Ответ положительный, – севшим голосом ответил он. – Но не бойся, я…

Ведьма негромко засмеялась.

– Извлекай, – сказала она.

Ринке отбросил траву, повернулся к ведьме и опустился на нее. Как и все эльфы, он умел пользоваться не только руками, но и языком. Ведьма чувствовала его тело, напряженное, как тетива лука, видела ресницы Ринке – короткие, но густые и пушистые, и под ними – чуть фосфоресцирующие в полутьме глаза эльфа, темные, нечеловеческие, зрачок, превратившийся в узкую дрожащую полоску. «Он слишком быстрый», думала Карина. – «Как горный ручей, как зарница, как пущенная лучником стрелааАААА».

Эльф и вправду действовал быстро; но он сумел разогнать до своей скорости и ведьму. Так камень, захваченный бешеным круговоротом урагана, крутится так же быстро, как и попавшая туда былинка…

В этом оргазме было что-то пугающее. Карина перестала ощущать свое тело, потеряла себя в невыносимой, ослепительной пустоте. Ведьму уносило в пылающее, бесконечное наслаждение, откуда, как она чувствовала, возврата нет. Карина в отчаянии дернула последний рычаг, который у нее еще оставался. Сначала она услышала протяжный крик эльфа, и почувствовала свои зубы, а потом что-то горячее и соленое на них.

Затем вернулось зрение. Карина увидела обнаженное плечо Ринке, темный полукруг от своих зубов и кровь, наполняющую ранки, как вода наполняет след, оставленный во влажной земле. Эльф вышел из ведьмы, откинулся на спину, отдыхая.

– Прости, – пробормотала Карина.

– Ничего, – ответил Ринке, отстраненно глядя в светлеющее небо.

– И ты всегда кричишь от «ничего»? – сердито спросила ведьма.

Эльф засмеялся:

– Ответ отрицательный. Это было не то ощущение, которого я ждал, – пояснил Ринке. – Первый раз у того, кто кусает меня, есть клыки. Я закричал от удивления.

Эльф покосился на ведьму. Смущенная Карина молчала. Ринке приподнялся на локте и склонился к ее предплечью. Ведьма внутренне сжалась – она подумала, что эльф хочет укусить ее в отместку, так же сильно, как она его. Но Ринке только чуть прихватил зубами кожу – так веселый щенок сжимает в пасти руку играющего с ним человека.

– Понимаешь разницу? – спросил эльф. – Или тебя уже кусали… те, у кого нет клыков?

– Нет, не кусали, – ответила ведьма.

Вдруг мандреченка села, прислушиваясь к себе. Как и эльф, она так расслабилась, что позабыла о чарах. Но Карина до сих пор не произнесла в адрес любовника ни одного худого слова – а обычно ругательства приходили ей на язык сами, срываясь с ее губ подобно потокам летнего ливня. Частенько бывало и так, что ведьма сама не знала, что сейчас произнесет. Но в этот раз все было иначе. В голове Карины плыла звенящая пустота, а тело наполняла приятная истома.

Ринке вопросительно приподнял бровь. Ведьма улыбнулась, искренне, от души. «Словно кто-то сорвал с ее лица прозрачную, как паутинка, серую вуаль, на которой навечно запечатлена спокойная нахмуренность», подумал эльф.

– Получилось! – воскликнула мандреченка и обняла его. – Получилось!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});