Кремль 2222. Петербург - Дмитрий Силлов

А еще в подвалах Музея, когда разгребали залежи обломков прошлого в поисках годного оружия, нашли синее Поле смерти. Небольшое, величиной с суповую тарелку. Но защитникам Кронверка этого оказалось достаточно, чтобы раз за разом отражать атаки мутантов.

Потому что редчайшее синее Поле обладало лишь одной функцией. Оно дублировало любые предметы в обмен на пожираемые им жизни. Технология была проста. Бросаешь в него, скажем, взрослую крысу весом в полкило. Синяя вспышка – крыса исчезает, лишь запах горелой шерсти, желудочного сока и дерьма ненадолго появляется в воздухе. После этого бросаешь в Поле патрон. За этим следует еще одна ослепительная вспышка – и вокруг Поля разбросаны уже несколько патронов общим весом ровно в полкило. То есть, в переводе на патроны для «калаша», за одного упитанного крысюка можно снарядить полный магазин.

Само собой, скоро в окрестностях Кронверка не осталось ни мышей, ни крыс, ни хоммутов, ни рукокрылов. Поле разъелось, теперь оно было величиной с передвижную цистерну для кваса, и в него запросто помещались… пленные и раненые мутанты. Их защитники Кронверка подбирали после каждого штурма и скармливали Полю, в обмен получая боеприпасы, зачастую имеющиеся в запасниках Музея в единственном экземпляре.

– Эх, нам бы Красное поле сюда и хорошего Мастера полей в придачу, – сетовал Тимофей, рассказывая мне все это. Он довольно быстро забыл про нашу стычку на пристани, даже вроде как зауважал, взяв на себя роль экскурсовода. Он уже примерно час вводил меня в курс дела, показывая, что у них тут и как. И почему-то – особенно после рассказа о том, как люди приносили пленных в жертву Полю смерти, – мне всё больше становилось не по себе. Кстати, странно… Война есть война, и в ней все средства хороши, кроме запрещенных Гаагской конвенцией. Но меня все равно мутило.

И не рассказ Тимофея был тому причиной.

Я стоял у окна, глядя на Петропавловскую крепость, и вновь слышал Голос, еле слышно и совершенно непонятно говорящий только для меня. Тимофей своей болтовней мешал мне расслышать, что же такое хотел донести до меня Голос, звучащий в моей голове. Но отделаться от облаченного в «Ратник» воина не было никакой возможности.

– Пацаны, кстати, уже нашли натовский патрон семь шестьдесят два на пятьдесят один, непросверленный. И уже четверых последних пленных Полю скормили, так что патронов для твоих пулеметов у нас теперь просто завались. Думаю, ты не будешь против, если мы используем их при штурме Крепости. Кстати, под проломленной палубой вашего катера трюм оказался небольшой, а в нем ребята два огнемета нашли. Старые правда, «ЛПО-50», но оба рабочие. Теперь у нас хоть шанс появился с людами справиться, вышибить их с Крепости. Эх, было б у нас большое красное Поле, мы б давно музейные ракеты восстановили и…

Я не слушал. Мне было все равно. Голос неожиданно зазвучал сильнее, заглушая речь Тимофея, и я явственно разобрал знакомое до боли:

«Иди ко мне… Ты обретешь то, о чем мечтал всю свою жизнь… Я ясно вижу твое желание, сталкер… Вернись ко мне…»

Это было сильнее меня. Это было мое прошлое, которое звало меня голосом родного, единственно близкого для меня существа.

Ее голосом.

Я отодвинул Тимофея в сторону и направился к выходу из Музея. Мне было всё равно, что со стены крепости грохочут старинные пушки, выплевывая раскаленные ядра. Мне было всё равно, что защитники Кронверка отстреливаются из всех видов оружия, которое смогли починить, либо найти в запасниках Музея. Вся эта мясорубка меня не касалась. Я шел туда, куда звало меня моё сердце и ее Голос.

«Иди ко мне…»

– Эээ, братан, да ты привязанный…

Второй раз уже я слышал это слово, но мне было неинтересно, что оно значит. Привязанный от слова привязанность? Пусть так. Пусть называют как хотят это чувство, которое только моё, которое никого более не касается, кроме меня и ее…

«Иди ко мне…»

Я вышел из здания, прошел через двор, заставленный мортирами, гаубицами, зенитно-ракетными комплексами и другой военной техникой, созданной людьми для убийства себе подобных. Но мне не было дела до людей, мутантов или кого-то еще. Я просто шел вперед, туда, куда мне было действительно нужно идти.

«Иди ко мне…»

Ее голос все усиливался, а значит, я шел в верном направлении. Впереди была невысокая стена, на которой спиной ко мне стояли люди. Некоторые из них заряжали с дула старинные чугунные пушки, откатив их назад. Кто-то залег за укрытием с длинноствольным охотничьим штуцером, украшенным богатой насечкой, целясь при этом через архаичный оптический прицел в кого-то на стене Крепости. Другой возился с большим осадным арбалетом, ремонтируя «на коленке» сложный механизм натяжения тетивы. Все были заняты делом, и плевать им было на человека в побитом защитном костюме, идущего вперед не разбирая дороги.

Я поднялся на стену по деревянным всходам – и просто спрыгнул вниз, при приземлении уйдя в перекат чисто на автомате. Правда, сделал я это недостаточно ловко. В левой ноге что-то натужно лопнуло, наверное, амортизатор накрылся. Нижний угол стеклянного забрала моего шлема осветился красной надписью: «Состояние брони – 43 % эффективности. Система безопасности костюма настоятельно рекомендует избегать падений с высоты на твердые поверхности».

Я бы тоже мог кое-что порекомендовать более чем наполовину сдувшемуся бронекостюму, но зачем? С электроникой так же глупо спорить, как и с людьми, поэтому надо просто идти к своей цели, никого не слушая. Что я и делал под недоуменные крики людей, оставшихся позади.

А впереди был понтонный мост, наведенный то ли людьми, то ли людами. Вернее, его остатки, так как по настилу нехило прошлись ядрами и пулями обе противоборствующие стороны. Но мост устоял, несмотря на повреждения. Скорее всего, он был возведен людьми в еще мирное время для удобства сообщения между двумя укреплениями, и возведен на совесть. Потом по нему ходили в атаки друг на друга и люди, и люды. Кстати, может, потому настил еще и не был разрушен окончательно – каждая из сторон после поражения надеялась взять реванш, и сделать это проще всего было именно по мосту.

Мне оставалось пройти до него метров десять, когда со стены крепости грохнуло несколько пушек. Одно ядро просвистело рядом с моей головой, второе взрыло землю у ног, а третье – ударило в плечо, мгновенно отсушив руку.

Меня, словно оловянного солдатика, отшвырнуло назад, крутанув при этом в воздухе. Дыхание перебило, в глаза плеснула темно-красная муть. Но я точно знал, что не умер, потому что в моей голове все громче звучал Голос, глуша и боль, и собственные мысли.

«Иди ко мне! Они больше не посмеют стрелять. Те, кто это сделал, уже мертвы. Иди ко мне!»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});