У кладезя бездны. Псы господни - Александр Афанасьев

– Да. Он сдал банки, где отмываются деньги. Наркотики, пути их транзита. Суммы с несколькими нулями каждый год, каждый месяц. Атомная контрабанда. Незаконные трансакции, выведение средств и обмен валют. Банки с самого верха пирамиды. Подпольная добыча драгоценных камней в некоторых районах Африки и схема их переправки через Сомали. Когда он сидел в Могадишо, там было настоящее осиное гнездо.

– Там и сейчас осиное гнездо, Зайдлер. Боевые действия… сильно способствуют всяческим преступлениям и преступным комбинациям.

– Совершенно верно, герр директор. Но такое…

– Нет предела человеческой подлости, Зайдлер. И человеческой изобретательности.

– Да, герр директор.

– Теперь дальше. Сегодня же ночью я возьму эти бумаги и вылечу в Берлин. Но перед этим мы воспользуемся копировальным аппаратом фрау Анжелы и сделаем копии. Завтра я сделаю звонок из Берлина, ты знаешь, что я должен сказать в разговоре. Если же ты узнаешь о том, что я не долетел до Берлина, или пропал там, или погиб при любых обстоятельствах, ты сделаешь следующее. Ты уйдешь с работы, никого не предупреждая, после того как сделаешь то, о чем я сказал. Возьмешь с собой копии документов и все деньги, какие есть на оперативные расходы. Возьмешь из сейфа «оперативный» паспорт[97] и зольдбух[98]. И у тебя, и у меня паспорта из числа потерянных в аэропорту, а не заказанных официально, но все равно будь предельно осторожен. По этому паспорту ты арендуешь машину и доберешься до базы люфтваффе, но не Аддис-Абеба Центр, выбери другую. Оттуда ты по зольдбуху военно-транспортным самолетом вылетишь в Европу. Дальше действуй по обстоятельствам, но ты должен будешь передать копии документов лично Его Величеству, кайзеру. Только ему и никому больше. Как ты это сделаешь – не знаю, но делай. И если есть вопросы – задай сейчас.

– Доктор Ирлмайер… А почему нельзя пробиться на прием к начальнику РСХА? Он ведь принимает по средам.

Рейхскомиссар Абиссинии улыбнулся, и улыбка его никак не вязалась с жесткими, сосредоточенными глазами.

– Ты меня разочаровываешь, Зайдлер. Вспомни-ка, за чьей подписью нам пришел приказ принять этого подозрительного попа и обеспечить его контакт с шварце? Как вообще поп попал в Абиссинию?

– За подписью начальника гестапо генерал-майора полиции Элиха.

– То-то и оно. Нашего непосредственного начальника. Быть может, генерал-майор полиции подмахнул это распоряжение не читая, когда ему поднесли кучу документов на подпись. А может, и нет. Кстати, что со снайпером?

– Ушел. Ведется поиск. Он ранен, далеко не уйдет.

– А поп? Попа тоже не нашли?

– Как сквозь землю провалился, герр директор.

– Что делается для поимки?

– Город перекрыт, розданы ориентировки. Снайпера ищет люфтваффе с воздуха.

– Вот так. Это едва ли не единственное темное пятно в провернутой нами блестящей комбинации. Снайпера я не так боюсь, это исполнитель. А вот поп – опаснее, у попа есть выход на наши верха. На саму систему безопасности рейха, на РСХА – Главное управление имперской безопасности. И где-то там, на самом верху, сидит враг. Я хотел бы ошибаться, но боюсь, что я прав и на этот раз. Поверь, Зайдлер, мне вовсе не хочется каждый раз оказываться правым. Вовсе не хочется…

Ирлмайер одним глотком допил остывший кофе.

– Пошли копировать. Честное слово, я не знаю, как фрау Марта справляется с этим монстром, надеюсь, что ты в этом разберешься. Пошли…

У рейхскриминальдиректора Ирлмайера, рейхскомиссара Абиссинии, было несколько правил, которым он подчинялся всегда. И первое из них – ничего не бросать на полпути, ничего не оставлять просто так, не успокаиваться до тех пор, пока не увидишь мертвое лицо своего врага. Сейчас ради той добычи, которая попала ему в руки, он нарушил это правило, не стал преследовать, добивать до конца сразу двух врагов. Оставил их за спиной. Потом это обойдется ему очень и очень дорого…

Северная Абиссиния

Горы Дэбрэ-Дамо

Несколько дней спустя

Саша…

Его мать звала его так. С ударением на последнюю букву и всегда улыбаясь. Римское имя Александр ей не нравилось, хотя это было его полное имя, воспринятое из русского языка. В итальянском это имя перековеркано на Алессандро. Так звала его бабушка, надменная, сухая синьора, у которой был дом в Таранто. Там он впервые увидел боевые корабли.

Саша…

Словно шелест ветра…

Он умер? Или еще жив?

Паломник открыл глаза – и ослепительно-яркий, сухой свет накатил волной, заставив зажмуриться от боли. Кто-то придержал его…

– Тихо, тихо…

Что-то мягкое прикоснулось к его губам – и он почувствовал вкус подсоленной воды. Под ним все колыхалось, как на телеге…

– Попей, бвана… Нам долго ехать…

Окончательно Паломник пришел в себя только к вечеру…

Они ехали на типично африканском средстве передвижения – носатом грузовике «Мерседес» с тремя осями и мощной рамой, перегруженном до предела. Водители таких вот машин, чтобы подработать, брали попутчиков, сажали их не в кабину, а наверх, прямо на груз. Получалось не так-то плохо – не автобус, но и не верблюжий караван. Полиция отчаялась проверять таких пассажиров и гоняли их только во время усиления…

А усиление сняли…

Паломник вспомнил все – амнезии у него не было. Это заставило его поморщиться.

Вместе с ним ехали человек двадцать. Бедно одетые, в основном мужчины, – женщин совсем немного, ребенок только один, грудной. Люди были совсем не похожи на негров Центральной и Южной Африки, луноликих, с их толстыми губами. Тонкие, почти европейские черты и светлая кожа жителей Нила, более темная кожа и большие глаза местных. И человек, который его спас, – высокий лоб, благородные очертания скул и подбородка. Увидев, что белый пришел в себя, он улыбнулся.

– Я вижу тебя, бвана… – поприветствовал он Паломника традиционным зулусским приветствием.

– И я вижу тебя, Джумба… – ответил Паломник. – Зачем мы здесь?

– Не думаю, что ты предпочел бы остаться в городе, бвана… – покачал головой зулус, – в городе неспокойно…

– Но как…

– В нашем народе говорят, что даже ветер имеет уши, бвана… – предупреждающе сказал зулус, одетый как бедный крестьянин-общинник. – Поговорим, когда сойдем. Это скоро…

Это место на севере Абиссинии было красиво той потрясающей красотой, какая встречается лишь в нескольких местах на земле – например, в Туркестане, район Шарын, национальном парке Пурнулулу в Австралии или в Северной Америке, в Гран-Каньоне. Огромные, старые, уже разрушающиеся горы, выдолбленные ветром, водой и временем широкие, причудливой формы каньоны между ними, зеленые веснушки кустов на уступах холмов и скал. Здесь можно было снимать вестерны про Дикий Запад, здесь можно было остаться жить навсегда, но в Абиссинии – здесь были только скалы и редкие домишки, распластанные на горных склонах и сделанные из обтесанного камня и глиняного раствора…

Они сошли у заправочной станции, неизвестно как оказавшейся в этой глуши, где ничего не было, кроме рекламы фильмов шестидесятых годов и стайки приблудных собак. Зулус протянул Паломнику крепкую суковатую палку.

– Это тебе, бвана. Осталось недолго…

Дул ветер. Грузовик, окутавшись удушающим смогом выхлопа, тронулся дальше в путь. Паломник огляделся – и не увидел ничего, кроме гор да какой-то лениво кружащей в небе птицы. Наверное, гриф, африканский вестник смерти. Далеко забрался…

– Куда мы идем, Джумба?

– В хорошее место, бвана. Там тебе помогут…

Тропинка медленно поднималась в гору. Болталась между упавших сверху валунов и торчащих в небо каменных сталагмитов, как девчонка на вечеринке, выбирающая, с кем бы ее закончить…

Вспомнилось Могадишо. Паломник улыбнулся… боль хоть немного, но отступила.

Во что же все превратилось…

– Чему улыбаешься, бвана? – спросил зулус, проверяя тропинку впереди такой же суковатой палкой. – В моем народе говорят, что только женщина способна радоваться, еще не достигнув конца пути.

– А где он – конец?

Зулус серьезно посмотрел на часы, достав их из кармана. На часах не было ремешков, но это были настоящие часы, признак безусловно состоятельного человека в Африке. И они ходили.

– Еще часа три, бвана. Если идти так, как сейчас…

Через полчаса они сделали привал на показавшемся безопасным месте. Огромный валун защищал их от лишнего взгляда с дороги. Зулус намочил палец слюной, провел над землей – приток воздуха был. Разложив крохотный бездымный костер, он начал заваривать кофе, у него с собой оказались и молотые зерна, и вода…

– Зачем ты меня спас, Джумба? – спросил Паломник, устроившись так, чтобы как можно меньше чувствовать боль от ранений. – Это потому, что я знаю язык людей?

– Нет, не поэтому, бвана… Это потому, что ты мне брат. Я сразу это почувствовал.