Крутые повороты: Из записок адмирала - Николай Кузнецов

В конце 1946 года А.А. Жданов и нарком обороны Булганин вызвали Николая Герасимовича в Кремль и потребовали доложить, как были допущены такие-то недостатки и кто в этом виноват. С Николаем Герасимовичем были Л.М. Галлер, И.В. Рогов, вице-адмирал Исаченков и еще несколько человек, в их числе я.

Николай Герасимович доложил причины, которые вызвали недостатки, и подытожил: «В возникновении недостатков виноват только я». — «А почему вы?» — спросил Жданов. «Я возглавляю ВМФ, и за все недостатки, которые возникают в ВМФ, ответственность несу я». А.А. Жданов возразил Николаю Герасимовичу, не соглашаясь с подобной постановкой вопроса. Вдруг Рогов выступает и говорит, что Николай Герасимович действительно не принял должных мер, чтобы не допустить названных недостатков. Мы были шокированы выступлением Рогова. А.А. Жданов резко поворачивается к Рогову: «А вы кто такой?!» Рогов растерянно отвечает: «Я заместитель по политической части и начальник политотдела ВМФ». — «Так что же, вы не виноваты, вы к этому не причастны? Для чего вы там находитесь?!» Через неделю Рогов был назначен в Прибалтийский военный округ (если мне не изменяет память).

Несколько наших училищных товарищей — Б. Птохов, Ф. Кравченко, И. Зайдулин, Д. Вдовиченко — пристрастились к вину. Они никак не могли справиться со своим недугом. Это были хорошие товарищи и очень способные офицеры, достигшие ответственных должностей. Николай Герасимович ценил их. Он переживал их несчастье и делал все возможное, чтобы помочь им встать на ноги, но ничего не получилось. Они были сняты с занимаемых должностей, а некоторые уволены из ВМФ.

Вспоминаю капитана 1-го ранга Б. Птохова, с которым я еще с училища поддерживал дружеские отношения. Я пытался ему помочь справиться с его болезнью, но ничего не получилось. Он был уволен из ВМФ, заболел туберкулезом, потом перестал пить, но было уже поздно. Я переживал за его жену и сына-подростка, которые тяжело переносили семейную трагедию.

Как-то, улучив свободное время, я поехал навестить своего друга. Встреча была безрадостная. Он рассказал мне, как тяжело переживает происшедшее с ним несчастье, как много переживаний причинил жене и сыну, что уже прекратил пить и чувствует, что жить ему осталось мало, что его мечта вернуться во флот и умереть в его рядах, чтобы как-то искупить свою вину перед сыном, который мечтает стать моряком. «Я хотел обратиться к Николаю Герасимовичу с просьбой восстановить меня во флоте, но не могу решиться — уж больно много я, Зайдулин и другие принесли ему неприятностей», — сказал Птохов и заплакал.

Я приехал к Н.Г. Кузнецову, который как раз находился в это время в Ленинграде, очень расстроенный. Николай Герасимович заметил это и спросил: «Что ты такой хмурый, что случилось?» Я все рассказал Николаю Герасимовичу. Он внимательно выслушал. Набравшись смелости, я сказал: «Николай Герасимович! Я никогда не обращался к вам с личной просьбой; но сейчас прошу вас — восстановите Птохова в кадрах». При разговоре присутствовал его заместитель по кадрам Абанькин, который меня поддержал. Николай Герасимович молчал и смотрел на меня, затем сказал: «Ну, хорошо. Пусть завтра Птохов ко мне явится».

Николай Герасимович принял Птохова, внимательно его выслушал. Не делая никаких упреков и предупреждений, сказал: «Ну добро! Выбирай сам работу по силам» — и подписал приказ о восстановлении Птохова в кадрах, который был уже подготовлен. Птохов проработал два или три года и умер в возрасте около 42 лет. Л.М. Галлер был весьма доволен работой, которую выполнял Птохов.

Адмирал Харламов, который был обязан Николаю Герасимовичу адмиральскими погонами и своим благополучием, был направлен в Генеральный штаб на должность заместителя начальника Генштаба по военно-морским вопросам. Однажды Харламов за своей подписью присылает Николаю Герасимовичу документ, на котором значится: «Первому заместителю Народного Комиссара Обороны и Главнокомандующему ВМФ СССР — распоряжение». Я сам доложил Николаю Герасимовичу документ, возмущенный бестактностью Харламова Николай Герасимович позвонил Харламову и сказал ему как всегда спокойным, но твердым голосом: «Харламов! Я удивлен вашей бестактностью. Я направил вас в Генштаб, я вас оттуда и уберу, если позволите себе еще раз подобное».

Занимая высокое служебное положение — командующего ТОФ, народного комиссара ВМФ, являясь членом ЦК КПСС, депутатом Верховного Совета СССР, Николай Герасимович оставался доступным простым людям и внимательным к ним человеком: был тверд, решителен и правдив; смело высказывал правду в глаза любому. Если того требовали интересы флота, дела, он без колебания допускал такие поступки и принимал такие решения, за которыми неизбежно должны были последовать (и он об этом знал) лично для него неприятные последствия.

Николай Герасимович был сторонником радикального, реального, комплексного переустройства структуры ВМФ, быстрого внедрения в развитие его боевой мощи последних достижений науки и техники, в частности ядерной энергии.

Николай Герасимович не мог терпеть подхалимов, ловкачей, приспособленцев, бездельников и хитрецов. Но он с уважением относился к людям деловым, инициативным и решительным. Терпеливо выслушивал их предложения и рекомендации, даже те, которые выходили за пределы возможного. Дельные, полезные предложения он принимал и содействовал их внедрению.

Николай Герасимович не допускал грубости и унижения человеческого достоинства, оскорблений и угроз даже к тем, кто этого заслуживал. Он наказывал только в том случае, когда иначе поступить было нельзя, причем наказанный всегда уходил убежденным в справедливости наказания.

Николай Герасимович был чуток к человеческому горю. Он решительно выступал в защиту людей, попавших в беду, и немедленно подавал руку помощи. Давал разрешение на привлечение к суровой ответственности провинившихся только тогда, когда убеждался, что другого выхода нет. Иногда он брал вину других на себя: «Я народный комиссар, и во всех недостатках, допущенных в наркомате, виноват прежде всего я». Но он никогда не оставлял безнаказанными истинных виновников, допустивших недостатки.

Николай Герасимович не был злопамятным человеком, он никому не мстил и ни с кем не сводил личных счетов. Стойко, не показывая вида, переносил ои неприятности, обиды и неблагодарность людей, обязанных ему своим положением и благополучием. Он никогда не жаловался на допущенную к нему несправедливость и не мог терпеть сочувствия.

Николай Герасимович бережно хранил в своей памяти образы товарищей по училищу, академии, по службе, и имена людей, когда-либо вызвавших к себе симпатию. Он мне не раз говорил: «Елисей! Как поживают наши училищные товарищи, сколько нас еще осталось в живых? Если кто из них нуждается в помощи, то помоги, если сам не сумеешь, скажи мне».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});