Вечная мерзлота - Юрий Лантан

кое-что вспомнил.

Я глянул на коллегу. Осунувшись и словно постарев лет на десять, он стоял на краю могилы и понуро глядел в ее зев.

— Хеты — это ожившие мертвецы в мифологии ненцев, — продолжил педиатр. — Кровожадные монстры, пожирающие оленей и людей.

— Вы хотите сказать, что на нас напал зомби? — хмыкнул я. Слова Фокина меня удивили: раньше за ним не замечалось веры в сверхъестественное.

— Это случилось в одну из моих первых поездок на Ямал, когда мне было столько же лет, сколько вам, — словно не услышав вопроса, сказал старый врач. — Однажды ночью, когда мы отдыхали в амбулатории, к нам влетели местные. Они были чем-то встревожены и просили срочно поехать на стойбище. Никто из наших не захотел тащиться на ночь глядя к черту на рога. Вызвался я. Ненцы привели меня к чуму шамана, откуда доносился страшный вой и хрипы. Внутри на полу крутился старик: казалось, в него вселились бесы. Он бился головой о доски, разрывал одежду, царапал глаза и лицо. И дико выл. Местные рассказали, что накануне он вошел в транс, а вернулся оттуда в таком состоянии. Он потерял рассудок, и ненцы не знали, как его успокоить. С собой я взял чемоданчик с лекарствами. Нам удалось схватить шамана, и я вколол ему транквилизатор. Через некоторое время он уснул, и мы вышли из чума. Ненцы оставили меня на ночь на стойбище, а на утро, когда мы проснулись и пошли проведать шамана, мы обнаружили его висящим на печной трубе. Он повесился на ремне.

Фокин замолчал. Я тряхнул головой, отгоняя жуткие картины, нарисованные воображением.

— Местные до смерти перепугались, — продолжил педиатр еще тише, словно опасаясь пробудить демонов прошлого. — Шамана надлежало похоронить с особыми почестями, но они не могли: он был самоубийцей. У некоторых племен существует строгие правила на этот счет. Самоубийцу следовало обезглавить и уложить в ящик животом вниз с зажатой между ног головой.

— И они так поступили? — ужаснулся я.

— Я не мог этого позволить, — Фокин вздохнул. — К тому времени на протяжении нескольких десятилетий советская власть активно вмешивалась в уклад ненцев, но племя, в котором я оказался, было одним из самых стойких. Они истово придерживались древних верований. Я пригрозил: если они отрубят голову мертвецу, я сообщу об этом властям, и тогда разбирательств не миновать. Посовещавшись, ненцы предложили компромисс: они не будут обезглавливать труп, но закопают его в вечную мерзлоту — с надеждой, что мертвец никогда оттуда не выберется. Как вы понимаете, Алексей Петрович, такой вариант меня более чем устроил. К вечеру мы с трудом вырыли в грунте могилу — ту самую, возле которой сейчас стоим — и похоронили шамана.

— И вы считаете, что его труп восстал из мертвых и напал на нас в Нюртее? — я старался, чтобы в моих словах не прозвучала издевка: слишком велико было уважением к пожилому коллеге.

Фокин отошел от края могилы и, сощурившись, посмотрел вдаль. Из его рта вырывались облачка пара.

— Пару лет назад на Ямале произошла вспышка сибирской язвы, — сказал педиатр. — Ученые пришли к выводу, что причиной эпидемии стало таяние вечной мерзлоты: в земле обнажились древние захоронения зараженных оленей. Не исключено, что размягчение грунта высвободило шамана.

Я покачал головой. В сказанное верилось с трудом. Фокин, словно почувствовав мой скепсис, подошел ближе.

— Я не сошел с ума, Алексей Петрович, — проговорил он, встретившись со мной взглядом. — После возвращения я изучал книги и монографии этнографов о верованиях коренных народов севера. У ненцев, нганасан, хантов, якутов — у всех существует легенды об оживших мертвецах. Называют их по-разному: хетами, юерами, деретниками. Но суть одна: это похороненные с нарушением ритуалов самоубийцы или преступники, вернувшиеся с того света. Они кровожадны, ненасытны и невероятно сильны. Ничто не способно их остановить: ни удары ножей, ни выстрелы ружей.

— Как же с ними справиться?

— Нужно отрубить хету голову— тогда он сдохнет.

Я хотел сострить на тему не самого оригинального способа умерщвления зомби, но передумал: перед глазами стояли лица мертвых Галины Ивановны, Илко и Гаврилова.

— Зорина заждалась, — сказал я. — Пора возвращаться.

* * *

Грузовик, высвечивая сумрак желтыми фарами, возвышался на краю кладбища. В кабине сгустилась тьма, и Зорину не было видно. Фокин с топором в руке направился к дверце водителя. Я же пошел к пассажирской стороне.

Где-то чавкнуло. Я застыл и прислушался: тихие звуки, похожие на причмокивание, доносились из кузова.

— Света, это ты?

Выставив ружье, я приблизился к заднему борту грузовика. Чавканье прекратилось, и я засомневался: может быть, мне послышалось? Забравшись на подножку, я уцепился за доски и отодвинул стволом тяжелый брезентовый полог.

У края кузова лежала Зорина: я узнал ее по синей куртке и узким джинсам, обтягивающим бедра. Вместо головы по дощатому полу растеклась темная лужа. В нос ударило резким запахом железа. Я вгляделся во мрак: в глубине, сокрытый мраком, сгорбился на корточках хет.

Догадка ударила, как электрический разряд: уезжая в спешке из Нюртея, мы ни разу не остановились, чтобы проверить кузов, и все это время монстр ехал вместе с нами!

Вцепившись когтистыми руками в голову Зориной, хет с причмокиванием высасывал глазное яблоко из орбиты. Заметив меня, мертвец отбросил добычу и вскинулся.

Сверкнуло в глазах, взорвалось в затылке: от удара монстра я упал на землю. Ружье отлетело в сторону.

Хет с рыком вскочил на меня. Одной рукой он впился в шею, а второй, вонзившись когтями за подбородок, тянул вверх голову, пытаясь ее оторвать. От монстра несло гнилью, его длинные волосы щекотали лицо и попадали в глаза. Задыхаясь, я услышал, как захрустели позвонки…

Топор с чваком вонзился в голову хета. Монстр качнулся. Его хватка ослабла, и он повалился на землю. Я жадно вздохнул и отполз подальше, хватаясь за шею: раны жгло болью, кровь струйками стекала на грудь.

Возле повалившегося живого мертвеца возвышался Фокин: перекошенное лицо, вытаращенные глаза, дрожащий подбородок. Он занес топор — и с глухим свистом опустил его на хета. Хрустнуло, и голова монстра отскочила от туловища.

Я выпрямился и подобрал ружье. Держась рукой за шею, чтобы остановить кровотечение, на шатающихся ногах подошел ближе к Фокину и мертвецу. В свете звезд и луны я рассмотрел то, что раньше принимал за шерсть зверя: это была истлевшая малица — национальная одежда из оленьей шкуры.

Отрубленная голова лежала рядом, и длинные седые волосы закрывали лицо. Мне не терпелось узнать главное. Стволом ружья я раздвинул космы.

Лицо старика: ссохшаяся как кора дерева кожа, оскаленный рот и узкие,