Таинственный возлюбленный - Сеймур Джулия

— И какова же внешность графа Сен-Жермена по описаниям господина Казановы?

— Представьте себе, господа, но, как это ни странно, ничего кроме слов вроде «приятной наружности» и «с весьма учтивыми манерами» мне там найти не удалось. Все внимание господина Казановы уходит на описание необычайных способностей графа как замечательного собеседника и человека, искушенного во всех науках. За столом он обычно почти ничего не ел, прямо как вы, граф, — улыбнулась своему почетному гостю герцогиня, несколько задетая его невниманием к изысканным блюдам ее кухни.

— Однако, насколько я помню, по всем рассказам очевидцев — и думаю, то же самое должно быть написано и у Казановы, — Сен-Жермен обычно не закрывал рта. Не так ли, ваше сиятельство?

— Да, да, именно так и пишет Казанова. Граф Сен-Жермен был очень остроумным и словоохотливым собеседником. В частности, в своих записках сеньор Казанова рассказывает о том, что граф Сен-Жермен умел изготовлять драгоценные камни.

— Насколько я слышал, он умел изготовлять не только драгоценные камни, но владел жизненным эликсиром. А это означает, что для него чудо было настоящей реальностью, — все еще не сдавался Ириарте. — Мы же по сравнению с ним живем, как слепцы!

— Да, дорогой Ириарте, несмотря на все наши глубочайшие познания, мы еще ужасно невежественны, никто не знает толком даже того, что творится у нас внутри. Вслепую живем и умираем вслепую, — неожиданно философски вздохнул герцог.

— И даже наш глубокоуважаемый, прославившийся своей ученостью на всю Европу доктор Пераль, пользующий королеву и герцогиню Альбу, далеко не так всемогущ, как представляется, — вставила герцогиня. — Но и с вашей слепой верой в чудеса, дорогой мой Ириарте, мы тоже далеко не уедем. Подумать только, что делает с верой простой народ, если даже уважаемая герцогиня Медина-Коэли лечила своего сына истолченным в порошок пальцем святого Игнасия, давая ему половину в супе и половину в клистире. Извините, господа, за такую вульгарную подробность.

— А я слышал, монашки в монастырях играют священными изображениями, словно куклами, — вдруг со смехом подхватил Пепе Ильо. — Они одевают Иисусика в разные одежды, потом раздевают, купают, укладывают спать… — Но тут всегда сидящий с ним рядом актер Маркес незаметно дернул тореро за рукав, и бесстрашный истребитель быков замолчал.

— А между тем всякого, кто посмеет усомниться в вере или в силе подобных целительных средств, жестоко и неумолимо преследует инквизиция, — грустно заметил Ириарте, но, вдруг немного повеселев, заявил: — А хотите, я прочитаю вам один медицинский рецепт, составленный моим батюшкой, да упокой Господи его душу.

Герцогиня уже заранее начала смеяться.

— Да-да, расскажите, дорогой Ириарте, господину графу этот рецепт несомненно понравится.

И Ириарте с легкой улыбкой продекламировал:

Для твоего, голубчик, исцеленья От хворости, не знаю сам, какой, Не знаю как, свари себе настой. Бог весть, какие тут нужны коренья, А может быть, полынь иль череда? Не знаю, доля их нужна какая. По скольку раз, не знаю, принимая, Излечишься, не ведаю когда[14].

— Ну, что скажете, граф? — все еще продолжала смеяться герцогиня. — Не правда ли, весьма метко подмечены возможности наших ученых мужей от медицины?

— Да. Поделка весьма прелестна. Ваш батюшка был достойным человеком, господин поэт.

— Спасибо, граф. Извините, а доктор Пераль и в самом деле известен на всю Европу, как у нас здесь утверждают?

— Да, я действительно слышал о нем. В Европе он считается чистейшей воды вольнодумцем, учеником Ламетри, Гольбаха и Гельвеция. Насколько мне известно, доктор Пераль глубоко убежден в том, что чувства и мысли — такие же продукты тела, как моча и пот. Также, по его мнению, нет никакой разницы между ощущениями быка, покрывающего корову, и самого утонченного мужчины, любящего женщину. Его считают гедонистом и называют «свинкой из Эпикурова стада». Благодаря своей большой учености он неплохо практикует. Однако, например, Парацельса он понял вполне превратно, и это сильно ограничивает его возможности.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Однако у нас, в Испании, он — врач номер один. Сама королева доверяет свое драгоценное здоровье только ему, — заметил бывший министр Уркихо.

— И герцогиня Альба, конечно, не удержалась и не пожалела денег, чтобы также пользоваться его услугами. Представляете, любезный граф, наша неугомонная герцогиня пытается перещеголять королеву буквально во всем. Она добилась того, что их пользуют один и тот же парикмахер и один и тот же костюмер. Причем платья, доставляемые из Парижа, обычно оказываются у герцогини Альбы на пару дней раньше, чем у Ее Величества. Представляю чувства нашей королевы, когда она получает очередное модное и столь долгожданное платье, и вдруг видит, что точно в таком же уже пару дней щеголяет повсюду ее самая ярая соперница. — Герцогиня Осунская даже рассмеялась. — Ах, господин граф, а вы слышали о последней шутке, которую отчудила наша своевольная красавица?

— Нет, ваше сиятельство, сделайте одолжение, — с учтивым наклоном головы ответил граф де Милано.

— Она, гуляя по улице одна в своем обычном черном платье, которое так любит, и, встретив какого-то бедного студента, представилась ему простой служанкой и попросила сводить ее в кафе. Там она назаказывала кучу самых дорогих блюд, навеселилась вдоволь, а когда перед уходом выяснилось, что студенту нечем расплатиться, посоветовала ему оставить в залог трактирщику штаны и убежала.

Эта история была уже хорошо знакома присутствующим, поскольку герцогиня Альба всегда сама охотно рассказывала о своих проделках, поэтому гости молча продолжали есть, и только один граф вынужден был что-то ответить.

— Судя по таким историям, ваша герцогиня Альба совсем еще ребенок, — с легкой улыбкой сказал он.

— Да, граф, и такой же жестокий, как все дети, — подхватила герцогиня.

После этого наступила небольшая пауза. По нависшей над столом тишине граф вдруг почувствовал, что всем хотелось бы все-таки побольше узнать о том, кого они с таким нетерпением ожидали. Ведь, должно быть, им говорили о графе, как о человеке исключительной учености, представляющем надежду не только для возрождения Испании, но и всей Европы. Недаром этот молодой поэт Ириарте даже заподозрил, что он — либо Калиостро, либо даже сам Сен-Жермен. И вот обед уже клонится к завершению, а таинственный гость так и не проявил никаких особенных дарований. Однако человек в архиепископских одеяниях отнюдь не располагал к откровенности. Тем не менее граф решил подхватить одну из нитей затевавшегося за столом разговора и вновь обратился к поэту Ириарте:

— Что же касается вашей веры в бессмертие и чудеса, я хотел бы заметить следующее. Главная беда человеческая заключается даже не в незнании. Заметьте, господа, в Священном Писании истина открыта для всех. Однако, прекрасно зная, как поступать не надо, человек все равно поступает во вред себе. Мы даже не потрудимся особо для того, чтобы прожить свои положенные сто лет, что уж там говорить о бессмертии, требующем гораздо больше целеустремленности, не правда ли, господа?

— Так вы считаете, граф, что никакого особого рецепта бессмертия на самом деле не существует? И все эти рассказы об эликсирах и волшебных порошках — простая выдумка? — едва ли не обиделся Ириарте.

— И да, и нет, — уклончиво ответил граф. — Но вот вам хотя бы один рецепт — почаще мойте руки перед едой и спасете свой организм от множества недугов.

— Ну, что вы, граф, — вдруг рассмеялась герцогиня. — Я вижу, вы еще очень плохо знаете страну, в которую попали. За слишком частое мытье рук здесь вы быстренько угодите прямо в подвалы святой инквизиции.