Семнадцатилетние - Герман Матвеев

— Да что ты прикидываешься глупенькой! — вскипела Тамара. — Она извиняется за то, что пощечину тебе залепила. В этом весь вопрос. Ты извиняешь ее или нет? Отвечай!

— Я не могу принять извинения, если она считает себя правой! — упрямо сказала Валя.

— Ну и оставайся с пощечиной! — резко отчеканила Тамара. — Дело твое!

— Правильно! — вмешалась Светлана. — Бели она не прощает, то мы прощаем. Аня нашла в себе мужество признать ошибку, сделала хорошо, по-комсомольски. Правда, девочки?

В ответ на это в классе поднялся шум, но Женя сразу же его погасила.

— Идет! Идет! Тихо! — крикнула, она, торопясь на свое место.

Анна Васильевна, как всегда, стремительно вошла в класс и, махнув рукой, что означало «садитесь, девочки», опустилась на стул. Так же поспешно она раскрыла журнал, но вдруг что-то вспомнила и, откинувшись на спинку стула, уставилась на учениц.

Девушки выжидающе смотрели на преподавательницу истории. Сейчас она скажет: «Закройте учебники», или «Достаньте тетради», или, наконец, начнет водить пальцем в журнале по списку сверху вниз и обратно.

«Что, дрожите?» — спросит она при этом.

«Ой! дрожим…» — сознается Нина Шарина.

Когда палец Анны Васильевны гуляет по фамилиям, Надя Ерофеева своим пальцем крепко жмет на сучок в парте, или держится за ручку портфеля, или просто за платье рядом сидящей подруги. К сожалению, этот прием плохо помогал, и Анна Васильевна вызывала ее как раз тогда, когда она особенно крепко держалась за что-нибудь.

Несмотря на такие «страхи», школьницы любили Анну Васильевну за ее доброжелательность, справедливость и умение вести свой предмет увлекательно и живо. На уроках истории разве только Таня Аксенова могла дремать. Но Таня тем и отличалась, что могла спать когда угодно и где угодно.

— Вас, кажется, можно поздравить?

— С чем?

— С новым классным руководителем и преподавателем литературы.

— Особенной радости мы пока еще не испытали! — сказала Клара Холопова.

— Должна сказать, что Константина Семеновича я знаю давно. Если вы сумеете завоевать его доверие, то не пожалеете… Да… А теперь — закройте учебники.

У Кати Ивановой бывали минуты, когда она с трудом удерживала смех, и в самые серьезные, неподходящие моменты глаза ее весело блестели.

«Смешинку проглотила?» — спрашивал обычно отец, заметив, что глаза дочери искрятся, а рот без всякого видимого повода расплывается в улыбке.

Так и сейчас. Пробегая взглядом по партам, Катя делала над собой героические усилия, чтобы не прыснуть. Вот сидит Таня и, не мигая, пристально смотрит на учительницу. Разве это не смешно? Она же знает что Таня спит с открытыми глазами. Нина Косинская слушает отвечающую вытянув губы и с таким видом, точно для нее решается вопрос жизни или смерти. У Лиды Вершининой мечтательное, потустороннее выражение лица. Тамара откинулась на спинку парты и нагнула голову, словно приготовилась бодаться. У Светланы Ивановой коса лежит на задней парте. Если бы с ними учились мальчишки, то обязательно привязали бы ее косу к парте…

— Крылова! Пожалуйте к доске! — голос учительницы на какой-то момент возвращает Катю к действительности.

Крылова встряхивает головой, привычным жестом одергивает платье и нехотя подходит к доске.

«А вдруг она сейчас вместо ответа — запоет?» — неожиданно думает Катя и отчетливо представляет себе эту картину. Крылова поворачивается к учительнице, откашливается, прикладывает левую руку к груди, закатывает кверху глаза и сильным голосом начинает: «Чайка смело пролетела над се-до-ой волной…» Воображение Кати рисует вытаращенные от удивления глаза Анны Васильевны… И, закрыв рот рукой, она нагибается к парте, чтобы не расхохотаться.

Прошло десять-пятнадцать минут, «смешинка» исчезла, и все стало обычным и мало интересным.

У Кати был серьезный недостаток, о котором она прекрасно знала и с которым по мере своих «слабеньких сил» боролась. Она была ленива. Катя могла прекрасно учиться, но училась средне. Не хватало воли избавиться от лени. Любила она делать только то, что нравилось, остальное давалось «со скрипом», как выразился ее отец.

Катя не имела закадычной подруги, но очень любила Аню Алексееву, Женю Смирнову, Светлану Иванову и Нину Шарину. Белову, Логинову, Крылову она недолюбливала, с остальными находилась в приятельских отношениях. Комсоргом класса она была второй год.

Ссора Алексеевой и Беловой мало беспокоила Катю, тем более, что Аня извинилась перед Беловой, и, значит, вопрос исчерпан. Катя была уверена, что никто не посмеет «вынести сор из избы». Ведь сколько в последние годы было различных происшествий с девочками известных всему классу, о которых даже не подозревала Зинаида Дмитриевна, не говоря уже о других учителях Девочки умели хранить тайны…

Анна Васильевна дала задание и начала объяснять. Говорила она четко, громко, как-то особенно подчеркивая и выделяя отдельные фразы, но Катя никак не могла сосредоточиться. Анна Васильевна говорила о столыпинской реформе после поражения первой русской революции, и в голове Кати почему-то застряла цифра — семьдесят миллионов десятин. Катя пыталась представить себе эту площадь: «сколько Ленинградов можно построить на семидесяти миллионах десятин земли?» Она сидела, подперев подбородок ладонью согнутой руки, и, глубоко задумавшись, неподвижно смотрела в угол.

— Иванова Екатерина! Ты куда улетела? — неожиданно спросила Анна Васильевна.

— Я никуда не улетела, — ответила девушка, поднимаясь.

— А я вижу, что ты где-то под облаками витаешь. Садись и слушай. Завтра спрошу.

СВЕТЛАНА

Весь остаток школьного дня Светлана Иванова провела в каком-то подавленном состоянии. На нее угнетающе подействовала ссора девочек. Никогда еще в их дружном классе не было ничего подобного. Она без колебания одобрила поступок Ани и возмутилась выходкой Вали, но все последующее оставило в ее душе тяжелый осадок.

Несмотря на такие события, домой Светлана вернулась в хорошем настроении. Во-первых, она получила пятерку по тригонометрии. Во-вторых, сегодня должен прийти Игорь — старший брат. В-третьих, может быть, потому, что последние дни установилась, наконец, сухая погода, подул северный ветер и как-то особенно ясно почувствовалось приближение зимы; как настоящая северянка, Светлана не боялась холодов и любила зиму. Никогда и нигде она так не веселилась и не дурачилась, как на катке. Это был единственный вид спорта, которым она увлекалась.

Жила она с матерью и младшим братом в первом этаже большого дома. Дверь ей открыл Петя, который уже вернулся из школы и делал уроки.

— Ты обедал, Петушок? — спросила Светлана.

— Откуда я знаю, что брать! — хмуро ответил он. — Ну хорошо, сейчас я тебе разогрею…

Последние два года здоровье матери сильно пошатнулось, и Светлана взяла на себя все хозяйственные заботы: «отоваривание» продовольственных карточек, стирка, мытье полов, штопка и даже мелкое шитье — все это легло на ее плечи. Светлана не унывала. Она легко втянулась в работу и не представляла себе другой жизни. С матерью Светлана жила как с подругой, любила ее и жалела до слез, Она отлично понимала, что эта хрупкая женщина ценой своего здоровья сумела поднять их на ноги. Но теперь уже недалек тот день, когда Игорь окончит Высшее военно-морское училище и освободит мать от непосильного труда. За ним Светлана, а там и Петя станут самостоятельными и окружат ее заботой и любовью.

Переодевшись, Светлана принялась за работу. Поставив разогревать, обед, она вернулась в комнату и; увидела Петю, который держал в руках свое пальто.

— Света, пришей пуговицы!

Две пуговицы были вырваны «с мясом».

— Где это ты оборвал?

— Женька, понимаешь, уцепился, — а нитки гнилые…

— Эх ты! — с укором сказала сестра принимаясь за починку.

Когда мать вернулась с работы, пальто висело на месте, а брат с сестрой сидели за столом, уписывая за обе щеки гороховый суп с хлебом. Она присоединилась к детям и, пообедав, легла отдыхать. Петя ушел к приятелю.

Прибрав на столе и вымыв посуду, Светлана взглянула на ходики. Шесть часов. Пора садиться за уроки.

— Что нового, Света? — спросила Екатерина? Андреевна.

— Пятерка по тригонометрии. Устраивает?

— Если больше не ставят, тогда устраивает, — пошутила Екатерина Андреевна.

— Да, чуть не забыла! Новый учитель пришел. У нас такая история сегодня была, такая история…

Светлана села на кровать, рассказала о первой встрече с Константином Семеновичем, о том, как Белова и Холопова попытались его «разыграть», и чем это все кончилось.

— Господи! Какие вы еще девчонки! — вздохнула мать. — Ветер в голове.

Светлана просидела за книгами немногим больше часа, как в окно постучали.