Неподвижная луна - Роберт Беллем

— Провалиться мне на месте, если это не красавчик Дэн. Привет, сыщик. Куда это ты так вырядился?

— Привет, — угрюмо ответил я, яростно швырнул очки в плевательницу, бросил на пол фуражку и топнул по ней ногой. Стало чуть легче.

— Мне нужны кое-какие сведения.

— Я могла бы попытаться их раздобыть.

— Чудесно. Мне нужны парни, которые ненавидели Пола Мандерхейма.

Она вытащила из стола толстый телефонный справочник Голливуда.

— Можешь наугад открыть на любой странице. Тут одни ненавистники Мандерхейма. Годится?

— Нет, мне нужен особый парень.

— А точнее?

— Он, вероятно, связан с кинематографом, хотя это только предположение. Это здоровый лысый громила, но его зовут не Джош Дельброк.

— Забавно.

— Что забавно?

— В «Параметро» был такой окорок. Только Мандерхейм на прошлой неделе его уволил. Причем уволил с таким треском, что теперь беднягу никто не берет. Ему пришлось зарегистрироваться у нас, он согласен на любую работу, даже на массовки.

— Не томи. Все эти тайны очень действуют мне на нервы. Пока со мной не началась истерика, назови, пожалуйста, его имя.

Она порылась в картотеке.

— Алексей Соронов, русский. — Она записала на клочке бумажки адрес и протянула его мне. — Когда позвонишь? Или ты подался в монахи?

— Крошка, — ответил я, — я тебя обожаю. В ближайшем будущем я разобью около твоего дома палатку. — И я бросился вон из здания студии, к желтому такси.

Таксист распахнул дверцу.

— Что-нибудь ещё случилось? — поинтересовался он. — За вами гонятся, или что похуже? Эй, где моя фуражка? Куда вы её дели?

Я сунул в его всегда готовую принимать подачки лапу пятерку.

— На, купи себе новую. Поехали. Нам предстоит похищение.

— Похищение? — Он переключил передачу и с восторгом посмотрел на меня. Мы чуть не сбили зазевавшегося прохожего. — Вот повезло! Как в картине с Хамфри Богартом, да? Похищение! Ну и ну.

— Лучше следи за дорогой, — посоветовал я.

— Конечно, но я не каждый день совершаю похищение.

— Да уж, — проворчал я. — Мы должны похитить двоих людей. По-моему, я вот-вот схвачу за шиворот убийцу.

6

БОЛЬШАЯ УЛИКА

Карсон-стрит была обсажена деревьями, которые давали много тени. Это был скромный район, застроенный во время бума сразу после первой мировой войны. Здесь стояли крытые черепицей бунгало с широкими навесами, огороженными проволокой лужайками и уютными верандами. Завернув за угол, мой возница остановил свою колесницу.

— Здесь?

— Да. Не мешай мне. Я разрабатываю план операции.

— Ого, — протянул он. — Значит, дело серьезное?

— Ты чертовски любопытен. Парень, за которым я охочусь, похож на моего клиента Джоша Дельброка. Это здоровенный русский, и он вполне может оказаться громилой.

— Кто, Дельброк?

— Нет, русский, — я покачал головой. — Думаю, это он грохнул Пола Мандерхейма, и именно его видела Сандра Шэйн убегающим с поля брани. Наверное, в темноте она приняла его за Дельброка.

— Ну, и?

— Мы должны его схватить и где-нибудь подержать, пока я не привезу для опознания Сандру Шэйн. Вероятно, она признается, что видела на лестнице не Дельброка, а его.

— Раз плюнуть. С иностранцами не бывает хлопот.

— Мне бы твою уверенность, — угрюмо буркнул я. Откуда-то внезапно донесся громкий баритон, сопровождаемый звуками пианино. Голос был такой мощный, что по спине у меня забегали мурашки. Он пел по-русски. Чистая, как горный водопад, мелодия плыла по улице, эхом отражаясь от тротуаров.

— «Ничего!» — заглушая пианино, гремел баритон. Затем на несколько секунд наступила тишина, и вновь заревел голос.

Вдруг французское окно в коттедже напротив разлетелось вдребезги, как будто в доме взорвалась бомба. Баритон был похож на грохот динамитной шашки. «Ничего», и из окна вылетело небольшое пианино, какие обычно стоят в барах. Оно упало на лужайку перед домом и развалилось на куски. В воздухе, словно зубы пропустившего сильный удар боксера, замелькали клавиши из слоновой кости. Металлические струны взвыли, как живые. В окне появился громадный человек и с обиженным видом остановился над обломками.

— Расстроился, — с сильным акцентом уже по-английски пробормотал он. Затем пнул ногой красную обшивку инструмента и пробил в ней большую дыру. Нужен настройка.

Таксист с ужасом уставился на меня.

— Мы должны его похитить?

Он быстро вытащил из джинс все деньги, которые я ему дал в течение последних тридцати минут.

— Вот, — задыхаясь, он швырнул доллары. — Я только что вспомнил, что у меня важное дело в Ван-Найс.

— Бросаешь меня? — Я с улыбкой собрал деньги.

Он задумчиво следил за тем, как я прячу их в бумажник. В его голове шел десятираундовый бой между жадности с осторожностью. Осторожность в конце концов взяла верх.

— Вот она, твоя верность, — насмешливо сказал я.

— Ладно, я — предатель. Пока.

Когда я вылез из такси, он нажал на «газ» и умчался, как бешеный. Я почувствовал себя одиноко, как приговоренный к повешению на пути к виселице. У меня было предчувствие, что Алексей Соронов скоро разбросает мои кишки по лужайке так же, как клавиши пианино.

Ну и ничего. Я расследую важное дело, дело об убийстве. Я перешел через улицу и приблизился к русскому.

— Здравствуйте, — робко поздоровался я. Его голова была почти такой же лысой, как и у Джоша Дельброка, а физиономия — даже шире.

— Ха, — озадаченно произнес он. От его голоса, казалось, задрожал тротуар. — Вы меня знаете?

— Конечно. Вы — Соронов, киноактер.

— Вы видел меня в картина?

— Много раз.

— Хотите автограф?

— Я — один из самых преданных ваших поклонников, — ответил я.

Он положил свою лапищу мне на плечо. Она весила тонну и едва не переломила мне ключицу.

— Пойдем в дом. Поклонник? Мы выпьем водка. Мы напьемся вдрызг.

Он взял меня и внес в дом, как мальчишка несет коробку кукурузных хлопьев. Я вовсе не хотел идти в гости, но что я мог сделать — у меня не было выбора.

7

НЕОЖИДАННЫЙ ПОВОРОТ ДЕЛА

На плите стоял горшок с каким-то варевом, раковина была завалена немытой со времен Перл-Харбор посудой.

На столе стояла одна пустая и две полные бутылки водки. Алексей Соронов схватил бутылку и, не потрудившись вытащить пробку, просто отбил горлышко. Он рассеянно смахнул на пол осколки стекла и достал бокал, который наполнил до краев.

— Вот, — сказал он.

— Это мне?

— Пей! Ты будет хорошо.

Я сказал, что мне и так неплохо, но мой хозяин не был похож на человека, чьим гостеприимством можно было пренебречь, не рискуя при этом попасть в больницу. Я выпил и тут же задохнулся, чувствуя, как огненная вода жидким пламенем растекается по желудку. У меня сразу же заслезились глаза.

— Хороший пошло?

— Как раскаленная докрасна наждачная бумага, — тихо ответил я. — Вы вчера ночью много этого выпили?

— Я пью её каждый ночь.

— Чтобы утопить печаль? — поинтересовался я. Он ответил с достоинством:

— Пупсик, водка столько нет, чтобы утопить печаль русский человек. Русские очень печальный народ. Мы болен меланхолера.

— Особенно вы, — намекнул я. — Особенно после того, как вас выгнали из «Параметро»?

С несчастным видом русский опять приложился к бутылке.

— Я это не понимай, — с детской простотой ответил он. — Большой тайна? Этот Мандерхейм, он… Эй, откуда ты знаешь?

— Слухи.

— А, это другой дело.

— Почему Мандерхейм вышвырнул вас?

Его лицо приобрело глубокомысленное выражение.

— Спрашивай свой слухи.

— Нет, — запротестовал я. — Лучше, если я об этом услышу от вас. Мне нравится ваш голос, — с надеждой добавил я.

— Ха, у меня есть хороший актерский голос. Но мистер Мандерхейм не думать так.

— Почему?

— Потому что я однажды сделал ошибка. Я вошел в его кинопроекционная. Там была темнота. Он крутил новый ролик старый немой фильм, только озвученный.

Я почувствовал, что у меня кружится голова, и не только от водки.

— Ну-ка, ещё раз, — взмолился я. — Я ничего не понял.

— Очень простой, — русский передернул плечами. — Понимаешь, я забрался эта кинопроекционная. Она никого нет, кроме сам Мандерхейм. Он сам крутил кино.

— Хорошо, пока ясно. Мандерхейм захотел в одиночестве посмотреть кино. Какой фильм?

— Сначала на экран было: «Пол Мандерхейм представляет». Затем появился: «Диалог и комментарии Джошуа Дельброка. Первый серия». Затем пустые кадры и «Мэри Бикфилд в фильм „Возлюбленная шторма“».

— Что вы мелете? — я потерял терпение. — Это же было ещё в средние века, когда кино только появилось.

— Да? Я смотрел. Потом актеры начали показать разный смешной фокус, от который можно было надорвать животик. Актеры ничего не говорил, а звуковая дорожка шел параллельно. И потом Мандерхейм вдруг увидел я.