Новые туфли хочется всегда. Побег третий, псевдозаграничный. «Уйти, чтобы…» - Лина Дорош

Если я задачу понял правильно, то чтение маминого дневника должно меня сильно изменить. Перемениться во мне должно что-то. А как я пойму: переменилось или нет? И если переменилось, то что именно? И насколько сильно? Логика и высшее образование подсказывают, что я нарушаю процедуру эксперимента. Необходимо произвести замеры на старте, потом на финише. И в сопоставлении полученных данных я смогу оценить эффективность всего содеянного со мной.

Что мы имеем на старте? Какие факты важны? Начнем с анкетных данных. Мне скоро исполнится двадцать три. Я работаю с шести лет по дому. Моя трудовая деятельность началась после, казалось бы, рядового события. В силу большой занятости родителей несколько часов в день я проводил с няней Настей, на которой отрабатывал командный голос. И вот однажды, в самый обычный день, ставший со временем для меня очень памятным, мы пошли с няней Настей гулять. Мы шли по улице. Я увидел женщину с тюльпанами. Она их продавала. Мне пришла в голову счастливая мысль. Я сказал Насте:

– Настя, я сейчас, – и направился к цветочнице.

Цветочница внимательно на меня посмотрела. Сначала она улыбалась, а потом я заговорил:

– Здравствуйте. Вы знаете, мне необходимо купить маме цветы.

Цветочница не нашлась, что ответить. Она хлопала глазами и ловила ртом воздух. Мне нужны были тюльпаны, поэтому я продолжил:

– Сколько стоит один букет тюльпанов? Скажите, пожалуйста.

– Сто рублей.

Я не знал, дорого это или дешево, но я знал, что соглашаться с ценой сразу нельзя. Я вспомнил, как мама торговалась на рынке, и сказал в подражание ей:

– Это очень дорого!

Цветочница опять лишилась дара речи.

– Это очень дорого! – повторил я.

– А за сколько ты хочешь купить букет?

– За сорок рублей. Больше у меня нет.

Цветочница умиленно посмотрела на меня и сказала:

– Ну, хорошо, раз для мамы – бери за сорок.

– Спасибо, — сказал я ей и, повернувшись к Насте, прокричал: — Настя! Дай мне сорок рублей.

Мама получила цветы. Она была очень рада. Настя рассказала родителям историю покупки. Все мило посмеялись. На словах: «Настя, дай мне сорок рублей!» — родители переглянулись. А через несколько дней мне захотелось игрушку. Это была навороченная машина. Я посчитал нужным сообщить о возникшем непреодолимом желании заполучить эту машину родителям. Мама показала глазами на папу. Отец мне сказал:

– Хорошо. Давай подумаем, что я могу для тебя сделать. Новый год прошел, до дня твоего рождения далеко. На подарки у меня сейчас денег нет. Но ты можешь сам заработать себе на эту машину. Ты будешь убирать свою комнату и каждую неделю получать зарплату. Через 3 месяца ты сможешь купишь машину, которую хочешь.

– Я хочу сейчас!

– Это невозможно. У меня нет сейчас денег на дорогую машину.

– А если ее уже не будет через три месяца?

– Купишь другую.

– Я хочу эту!

– Тогда иди и купи.

– У меня нет денег!

– Нет денег – заработай, а не ной. Могу предложить тебе еще дежурство у посудомоечной машины. Каждый день. Тогда ты купишь машину через 5 недель. Но ты должен без напоминания убирать со стола посуду и загружать ее в машину.

Я попросил полчаса, чтобы обдумать предложение отца. Мне очень хотелось заполучить эту машину, и как можно скорее. Я согласился. Охота за грязной посудой началась. Я охотился за ней, как индеец за скальпами. Мама пребывала в недоумении, но молчала. Каждую неделю я получал зарплату и складывал деньги в жестяную банку из-под чая. Отец оставался довольным моей работой. Через пять недель мы пошли с ним в магазин. Моя машина стояла на том же самом месте, где я ее впервые увидел. Я взял ее в руки и пошел к кассе. Отец ничего мне не говорил. Деньги лежали в моем кошельке. Машину я держал в руках. Она была почти моя. До кассы я не дошел. Остановился, вспомнил свою охоту за грязными тарелками и кружками, борьбу с ленью за порядок в моей комнате. Я держал машину в руках и пытался понять, стоит ли она моих трудов. Отец подошел ко мне и сказал:

– Хорошая машина.

Я купил эту машину. И у меня остались какие-то маленькие деньги, на которые я опять выторговал цветы для мамы. После покупки машины охоту на грязные тарелки я не прекратил. Насте по-прежнему давали какие-то деньги на мои нужды, но я у нее денег больше не просил.

С семи лет я начал работать на даче. С четырнадцати – у отца на фирме во время каникул, а с шестнадцати – работал уже часто, если совсем честно — постоянно.

Я был студентом. Сразу после школы поступил на физфак университета. Отец настоял на данном выборе, поскольку считал, что нет другого способа упорядочить мое мышление. Системное мышление отец считал самым главным в жизни. Но с третьего курса с благословения родителей я стал постигать основы менеджмента и экономической теории. А экономическую практику я познавал в свободное от учебы время – работал каждый день. Сначала грузил и разгружал, потом ночами писал аналитические отчеты. Мои отчеты оценили очень быстро. Я сказал спасибо отцу и физфаку за привитый моему мышлению системный характер. Потом мой мозг научился и другие свои качества переводить в полезные для бизнеса продукты.

Я опоздал на вручение обоих дипломов. На первую церемонию я не успел, потому что в то же утро получал свидетельство о регистрации своей компании. На вторую — потому что задержался в банке. Тогда решался вопрос о предоставлении моей фирме очень важного кредита. Сейчас моей фирме почти год.

У меня уже вторая по счету машина. Первую на три четверти финансировал отец, моего труда в ней было лишь на четверть. Во второй машине отец участия не принимал, только кивнул, что не возражает против продажи первой.

Что еще важно? Про квартиру? Купили родители, когда закончил школу. Но на оплату, обстановку и ремонт я зарабатывал сам. Про девушек? Я успешен. Во всем. Умен, хорош собой, легок в общении. При первой встрече. А потом девушка обнаруживает мою занятость, увлеченность делом и друзьями, а не только ей. Она меня любит и поэтому принимает меня таким, какой я есть, и смиренно делит меня с тем миром, который у меня есть. Наша любовь длится вечно. Иногда до полугода.

Да, меня любят девушки. И я научился выяснять с ними отношения. В тот момент, когда девушка начинает со мной разговаривать серьезно, я начинаю ковырять вилкой в зубах. Конечно, если вилка находится у меня в руках. Чаще всего именно так и происходит, потому что девушки имеют тягу заводить серьезные беседы в приближении десерта. Она начинает серьезный разговор, я начинаю ковырять вилкой в зубах, она замолкает. Дальше мы едим десерт молча. Если разговор затевается в машине – я отпускаю руль. Она замолкает, завороженная моим искусством вождения автомобиля. Только на маму подобные трюки не действовали. Как-то я решил испытать свой приемчик на ней и начал ковырять вилкой в зубах, когда мама завела разговор неуместный (как мне тогда показалось). Мама, не прекращая своей речи, протянула мне ножик. Очень острый. Я понял, что ковырять в зубах, когда с тобой разговаривают, неприлично.

Веским основанием, чтобы забыть о любом разговоре, для мамы было одно. Это обезоруживало её всегда. Когда я начинал обеими ладонями тереть глаза, мама забывала обо всем и сосредоточивалась на моих глазах. Это движение было инстинктивным. Я никогда не использовал его специально. Невозможно ни с того ни с сего начать тереть глаза двумя ладонями сразу. Для этого должен быть серьезный повод. Мама откуда-то об этом знала.

Что еще важно? У меня никогда не было уменьшительного имени. Меня зовут Лука.

Прошел час. Наталья в очередной раз пошла себе за вином. Мне не пилось. Мыслей в голове никаких. Очень боюсь этого состояния, когда нет мыслей. В такие моменты обязательно что-нибудь случается. Непредсказуемое и непредотвратимое. Случается со мной. Проще говоря – я во что-то вляпываюсь. Пытаясь синтезировать хоть какую-то мысль, ну, хотя бы по поводу нарядов вибрирующего бомонда, чувствую спиной, что Наташка вернулась, и спрашиваю подругу:

– Ты мне бокал не захватила?

– Одну минуту, – говорит мужской голос.

Тут я медленно оглянулась. Очень приличный со спины костюм неспешно направился к бокалам. У меня мелькнула мысль, что мне всё показалось, но приличный со спины костюм взял два бокала и направился ко мне. Не могу объяснить почему, но я всё ещё видела костюм, лица мужчины я не видела.