Приключения очаровательного негодяя. Альмен и стрекозы - Мартин Сутер

Оказалось, что садовник Карлос был не просто садовником, а специалистом по орхидеям, он ухаживал за ними, размножал их и заботился о том, чтобы ко времени своего цветения они попадали в виллу, а после цветения — снова в оранжерею.

Когда Карлос впервые увидел оранжерею виллы Шварцаккер, он сказал в своей официальной манере:

— Дон Джон, это предложение, не более того.

Так вилла Шварцаккер стала во времена Альмена знаменита своими орхидеями.

Но затем ему пришлось прекратить свое коллекционирование, как и отказаться от виллы. Тем не менее Альмен получил выгоду от восстановления оранжереи. В первую очередь от установления современного газового отопления. Благодаря которому просторное, плохо изолированное помещение стало уютным и зимой. Шведская печь, перед которой сейчас сидел Альмен, была роскошью. А роскошь — одна из больших слабостей Альмена.

Сделкой по дому садовника он гордился. Когда ему пришлось продавать, в конце концов, и виллу Шварцаккер — так он ее назвал в честь того пахотного участка, что когда-то заложил фундамент его состояния, полученного в наследство, — в голову ему пришла мысль сделать заинтересованному покупателю скидку, чтобы тот согласился сохранить за ним пожизненное право проживания здесь. На это согласились несколько потенциальных покупателей, но скидку он сделал фирме по доверительному управлению, потому что ему нравилась мысль, что ночами и в выходные он будет здесь один. И еще потому, что глава фирмы был согласен передать ему большую часть книжных стеллажей из библиотеки. Тот был рад освобождению дополнительных стен для своих сменных выставок, которые его фирма устраивала для имеющихся и потенциальных клиентов в рамках событийного маркетинга.

Альмен почти дочитал книжку в мягкой обложке. То был новый детектив подобревшего с возрастом великого Элмора Леонарда. История, которая состояла почти из одних диалогов и не содержала сцен насилия, характерных для его ранних произведений.

Альмен был страстным читателем. Он стал им сразу, как только начал читать. Он быстро заметил, что чтение — это самый простой, действенный и самый красивый способ отвязаться от своего окружения. Его отец, которого он никогда не видел с книгой в руках, проявлял большое уважение к этой страсти своего сына. Он всегда принимал чтение в качестве извинения за многие неисполненные обязанности своего отпрыска. И мать Альмена, постоянно хворая и рано умершая кроткая женщина, о которой у сына сохранились лишь смутные воспоминания, принимала все извинения, какие принимал ее муж.

И поныне Альмен читал все, что подворачивалось ему под руку. Мировую классику, новинки, биографии, путеводители, рекламные проспекты, инструкции по применению. Он был постоянным клиентом многих букинистических магазинов, и уже не раз случалось, что он останавливал такси у помойки и забирал оттуда пару-тройку книг.

Альмен всегда дочитывал книгу, которую начал, до конца, даже если она была плохая. Он делал это не из уважения к автору, а из любопытства. Он верил, что в каждой книге есть тайна, даже если это ответ на вопрос, зачем она была написана. Он должен был разгадать эту тайну. Строго говоря, у Альмена было пристрастие не к чтению, у него было пристрастие к тайнам.

Это свойство сделало его не только постоянным читателем. Ему он был обязан также своей любовью к сплетням. Правда, это была пассивная любовь. Он охотно слушал сплетни, но ему бы никогда не пришло в голову распространять их самому. Альмен был парадоксальным вариантом тактичной тетки-сплетницы.

Из нескольких маленьких, закрепленных на книжном стеллаже динамиков звучала Богема Пуччини в записи с Марией Каллас и Ди Стефано. Хайтек-система Hi-Fi стояла у Альмена в списке предметов первой необходимости, который он в последнее время все чаще вынужден был сокращать. Он не думал, что судебные исполнители в случае описания имущества будут милостиво считаться с этим списком, но твердо положил себе не доводить дело до банкротства.

Стеллажи стояли вдоль стеклянных стен не сплошняком, в нескольких местах Альмен оставил между секциями интервалы шириной метра в два-три, чтобы и сбоку проникало немного света, а вид в красивый сад не был перекрыт полностью. Эти промежутки можно было задернуть шторами, что он сейчас и сделал. Вторая половина дня казалась еще более неприветливой, поднялся ветер, срывал с платанов листья и хлестал в стеклянный фасад потоками дождя. Если погода не улучшится, надо будет завтра попросить Карлоса растопить шведскую печь.

В редком порыве самостоятельности он пошел на кухню и собственноручно приготовил себе чашку чая.

9

Абонемент на оперные премьеры тоже входил в альменский список предметов жизненной необходимости. Только человека, который больше не может себе это позволить, действительно можно считать потерпевшим крушение.

Еще при жизни отца Альмен уже обладал двумя желанными местами в середине партера, в пятом ряду. Отец тогда безропотно инвестировал в это ежегодно свыше четырех тысяч франков, поскольку они проходили по статье расходов на образование сына. Однажды он даже сопровождал сына на премьеру «Волшебной флейты», но вскоре после увертюры ему пришлось покинуть свое место из-за жестокого приступа кашля.

С тех пор два эти места удвоили свою стоимость, но по-прежнему были записаны на имя Йоханна Фридриха ф. Альмена. Правда, с начала этого сезона он переуступил одно из двух мест. Человек из обширного круга его знакомых, Серж Лаубер, инвестиционный банкир, передал ему на руки шесть тысяч франков наличными. Это было предложение, от которого Альмену в его ситуации было трудно отказаться, ведь оно финансировало ему половину его собственного абонемента. Которую он, кстати, задолжал опере с начала сезона, хотя ему никто об этом не напоминал. С такими многолетними абонентами и щедрыми бывшими спонсорами полагалось проявлять терпение.

Вечером этого сырого осеннего дня должна была состояться премьера «Мадам Баттерфляй» Пуччини. Альмен уже предвкушал удовольствие оперного вечера, который он, как всегда, собирался начать аперитивом в «Гольден-баре» и завершить поздним ужином с небольшим меню на Променаде.

На нем был осенний темный костюм от его английского портного, давно оставленного в забвении, и темно-синий, почти без рисунка, галстук под кашемировое пальто дымчато-синего цвета — от его римского портного, также давно заброшенного.

Господин Арнольд в знак приветствия взял у него зонт и открыл дверцу своего «Кадиллака-флитвуд» 1978 года. Альмен был постоянным клиентом господина Арнольда. У того было два такси — «Мерседес-дизель» и этот поблескивающий хромом черный американский лимузин, который он выводил из гаража для таких любителей, как Альмен. А еще он работал для таких клиентов по счету, который выписывался раз в месяц. То, что Альмен в последнее время расплачивался очень уж неаккуратно, он приписывал административным причинам. Человек, ведущий такой образ жизни, не может иметь денежных проблем.