Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Красота-то какая! — сказала бабушкина подруга, обернувшись к окну, и обе старухи надолго замолчали.
— Нынче осень ранняя, — отозвалась Варвара Ивановна через некоторое время прежним своим скучным голосом, — а дров у нас — ни чурочки. Полюшка говорит, на складе есть, да сырыя.
Бабушка тяжело вздохнула и вдруг обернулась к Вальке:
— Был бы ты мужик заботливый — вона сколько дров валяется! Не мы, так другие подберут. — И узкая бабушкина рука выплыла на свет, указала в окно и опять ушла в полутьму.
Валька вскочил, не подумав еще, про какие дрова говорит бабушка, и побежал во двор.
— Помогай бог! — кинула бабка вслед.
Во дворе было холодно и очень светло. Валька огляделся. Стал соображать: бабушкина рука указывала в сторону строящегося дома. Валька пошел туда и сразу очутился среди холмов из обрезков и щепок. Покрутился, подумал, поднял длинную, легкую, как перо, щепку. Она пахла смолой и прилипала к пальцам. Валька швырнул щепку и, вытирая руки о штаны, побежал в дом.
— Варвара Ивановна! — крикнул Валька, войдя. — Я не принес: там только чужие дрова!..
— Посылать тебя, дурака, — оборвала бабушка.
Так плохо кончился единственный хороший вечер в этом доме.
* * *Вскоре начались дожди. Они шли по ночам. Дни от этого стали настороженно молчаливыми. В лесу было тускло и тихо. Мокрые ели стояли так смирно, словно боялись шелохнуться, чтобы не стало еще мокрей.
Бедные деревья! Даже видно, как тяжело им стоять. Хорошо еще, что ветра нет. А он ведь часто бывает. Кто же налепил на черные стволы опавшие листья? Кто разнес по всему лесу лекарственные запахи? У Вальки они вызывали смутную тоску, и он убегал домой, заранее зная, что дома сразу же захочет назад — в лес.
Во дворах было пусто. Люди попрятались от непогоды, которую в городе почти никто не замечает. Валька слонялся один, и ему казалось, что в целом мире были только эти медленно идущие дожди.
Он тосковал по Москве. Тосковал по жизни, в которой все время что-то происходит: приносят телеграммы по ночам, целый день в коридоре звонит телефон, чья-то Маруся улетает на Дальний Восток; на кухне шепотом говорят о человеке, который бросается детьми. По воскресеньям приходит дворник с тревожными вестями о том, что на Маросейке шерсть дают; из-за этого начинается общий переполох, все бегают, и друг у друга занимают деньги. Даже Вальку посылают за ними на шестой этаж к «обеспеченному» старичку.
Хотелось толкаться и спешить. Хотелось, чтобы кругом говорили о делах.
Но больше всего тянуло Вальку к улицам. Хотелось даже того, чего раньше очень не любил. Не любил он бывать на улице, когда все возвращаются с работы и народу так много, что просто темно идти, и ничего не видишь, кроме портфелей да продуктовых сумок. Если повезет и встретится собака, то целиком ее тоже никак не увидеть — или нос мелькнет, или хвост.
Лучше всего на улицах ранним утром. Волнующе пахнет политый асфальт. Просторно. Никто не тычет мокрым луком в лицо. Никто не торчит над тобой. Видно, какие красивые дома, видно все на витринах, а главное, машины видны! Летящие сломя голову короткие «эмки» и длинные «линкольны», автобусы, троллейбусы и снова легковые машины. Какое это наслаждение — стоять у края тротуара и ждать, пока все они пройдут!
Мама нервничает и крепче сжимает Валькину руку. Им надо поскорее перейти улицу, а машинам нет конца — хорошо! Особенно если какая-нибудь возьмет да прошмыгнет близко, Вальку подхватывает вихрем. Но вдруг машины начинают бежать с таким видом, как будто впереди, на перекрестке, что-то случилось и надо скорей посмотреть — в чем дело?
Вот они, обгоняя друг друга, столпились и встали все, потупя фары. Потом разом двинулись с места и опять бегут к другому светофору, наперегонки, кто скорей, — здорово!
И все-таки сейчас в Москву он бы не поехал.
* * *Днем Валька еще кое-как находил себе занятие, а вечера просиживал у Ксюши или у Кирюшкиных, но чаще у Ксюши.
Кирюшкины жили в стороне, и без пальто к ним не побежишь. Кроме того, в этой большой семье хоть и бывали рады Вальке, но там каждый занят своим. Даже тетя Лиза не всегда могла уделить ему внимание.
К сапожниковой жене он шел и с жалобой и с вопросом. Ксюша терпеливо выслушивала, умела пожалеть тепло и просто.
Часто сама она жаловалась Вальке:
— Ты сирота, ты меня поймешь… — Валька очень не любил, когда она так говорила, но терпеливо слушал. — …А пока дома жила, — продолжала Ксюша, — баловали меня, очень даже баловали. Братец к весне маркизету купит. И отец… — тут она вздыхала, — …отец, правда, только книжки дарил. Принесет новую книжку и скажет: «Аксюнь, поезжай учиться…» Вот и поехала в Москву-столицу, выучилась… мужику подштанники стирать. Сама дура. Другая на моем месте училась бы, а я… маюсь с грешником с этим, на том и кончилась вся моя наука.
Наяночка, с холодами ночевавшая в комнате, лежала у Ксюшиных ног, без конца жевала и очень внимательно слушала, что говорят. Ее можно было гладить сколько хочешь, и она не отворачивала мордочки.
Валька поглаживал Наяночку, грустно смотрел на Ксюшины стоптанные туфли и всякий раз думал, что эти вот самые туфли ходили по Москве. Может быть, не раз прошли по улице Мархлевского. Может, проходили даже мимо Валькиного дома.
Как-то Валька спросил ее, где она была, но Ксюша не знала, зачем он об этом спрашивает, и, отмахнувшись, сказала:
— Ты лучше спроси, где меня только не было!
* * *Глубокой осенью у Ксюши случилось несчастье.
Валька вбежал на крик. Ксюша лежала поперек кровати лицом вниз и стонала:
— Ю-ухим!.. Ю-ухим, братец ты мой!
Немного успокоившись, она рассказала, что ее младший брат Ефим во время шторма попал в аварию. Ефим остался жив, но ослеп — ему побило затылок.
Валька хотел расспросить поподробнее, но боялся, что Ксюша хуже заплачет.
Через некоторое время пришло второе письмо. Отец писал, что есть надежда вылечить Ефима. Как отлежится, отправят его в Москву, в больницу, тем более Ксюша там близко.
Скоро Ефима привезли. Ксюша неделями пропадала в Москве. Приезжала домой раз от раза все больше похудевшая. Первая операция Ефиму не помогла. Не помогла и вторая.
У Ксюши с Гришкой начались скандалы. Гришка не хотел, чтобы Ефим жил у них. А Ксюша плакала и говорила: «Нельзя везти его назад — утопится он в Волге. Сам говорит: «Не стану жить без глаз».
У Вальки холодела спина от таких слов. Как это без глаз? Что у него, дыры там, что ли?..
В конце концов Гришка махнул рукой и сказал:
— Делай как знаешь, пес с тобой, только потом не попрекай, что нужда и все такое… Она и будет нужда, когда с тобой больше лаешься, чем дело делаешь!
Валька не видал, как привезли Ефима, но с этого дня перестал ходить к Ксюше. Он боялся слепого.
Первый раз он увидел Ефима в спину. Ксюша вывела его погулять. Они шли очень медленно. Одной рукой он опирался на палку, другую положил Ксюше на плечо. Рядом с братом она была очень маленькая. Валька спрятался за бочку с дождевой водой и стал ждать, когдa они пойдут назад. И вот он увидел смуглого парня с очень злым лицом. «Ксюша, наверно, сумасшедшая», — подумал Валька и побежал в дом.
— Варвара Ивановна, скажите, пожалуйста, почему Ксюша говорит, что ее брат без глаз? У него же совсем целые глаза и он смотрит!
— Ох, и не говори! Что пользы с этих глаз, когда в них свету нет?
— Как?
— А так — бел свет ему теперь одна ночка темная.
— Неубедительно, — раздражаясь, сказал Валька. Он ничего не понял.
— А иди ты с богом, — огрызнулась бабка и передразнила — «Ни-у-би-дительно»! А что тебе убедительно? Горе это, к чему тут слова подбирать?
— А тогда зачем он не закрывает глаза? — приставал Валька.
— Все одно ему — что закрыты, что открыты.
— Ну, а солнце он хотя бы видит?
— В том-то и горе — не видит он солнышка. Хуже червяка в погребе его жизнь теперь, — снова запричитала бабка. Потом нахмурилась и топнула. — А ты чего привязался, как идол, славь те господи, зрячий!
Валька побежал во двор, закрыл глаза, поднял лицо к небу. Сквозь веки просвечивало солнце — горячее и красное.
«Очень странно», — подумал Валька.
* * *Выплакавшись, Ксюша стала спокойнее, чем была раньше. Гораздо реже ругалась с Гришкой. Сердце ее теперь целиком было занято горем.
— Зашел бы, — сказала она как-то Вальке, — поговорил бы с человеком.
Валька тут же пошел с ней. Ксюша открыла дверь, шагнула в комнату. Валька медлил на пороге.
— Кто тут? — тревожно спросил слепой и повернул лицо к двери.
— Мальчик соседский, — ответила Ксюша, — я говорила тебе. Заходи! — И она ногой придвинула Вальке табуретку поближе к брату. — Садись.
Пока Валька шел к табуретке, он весь вспотел, потому что прямо на него смотрели большие, очень блестящие голубые глаза. Вальке стыдно было смотреть в эти глаза, и нельзя было отвернуться — он может обидеться ведь…
- Тревога - Ричи Достян - Современная проза
- Генеральская дочка - Дмитрий Стахов - Современная проза
- Неделя зимы - Мейв Бинчи - Современная проза
- Нас горю не состарить - Михаил Веллер - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Вампиры. A Love Story - Кристофер Мур - Современная проза
- Куда деваться - Дмитрий Глуховский - Современная проза
- Под солнцем Сатаны - Жорж Бернанос - Современная проза
- Одна, но пламенная страсть - Эмиль Брагинский - Современная проза
- Лето, бабушка и я - Тинатин Мжаванадзе - Современная проза