На ветру (СИ) - Загробин Аркадий

Ждать долго не пришлось — я услышал топот по камням.

— Хейкки! — повторил я, чтобы мальчик мог сориентироваться.

Топот продлился, на этот раз по проминающейся траве, и взъерошенный Хейкки в телогрейке, которая была велика ему на несколько размеров, оказался со мной в кольце, лишенном тумана.

— Я Астар, — протянул я руку, предупредив очевидный вопрос мальчика. Тот пожал руку как-то неуверенно, словно от прикосновения я должен был взорваться, и отнюдь не лепестками.

— Я видел космический корабль, вон он! — воскликнул Хейкки, показывая на черное облако.

Я сел, решив, что если портить брюки, то целиком, и похлопал по траве рядом с собою:

— Присядь. Я тебе расскажу кое-что.

Хейкки без лишних вопросов и промедлений уселся рядом. Я обвел пальцем “космический корабль”:

— Это всего лишь облако в форме линзы, называется — лентикулярное. Сегодня очень влажно, близится атмосферный фронт, и воздух движется горизонтальными потоками…

— Поразительно! — воскликнул Хейкки.

— Да, природа способна на поразительное, — согласился я и уже отдернул замокший край пальто, когда Хейкки затараторил:

— А вы с Магеллановых облаков или из Туманности Андромеды? А двигатели у вас как работают? А людей вы похищаете? А что вы с ними делаете? Это страшно? А долгие перелеты — страшно? Или для вас это как в Турку съездить? А…

— Погоди-погоди, — остановил я парнишку, глаза которого сияли доподлинным восхищением. — Я не пришелец! Их не существует, а если и существуют, то они не идут на контакт. Ты слышал, что я говорил про лентикулярное облако?

— Надо же вам как-то оправдаться! — заявил Хейкки.

— Да черт возьми, почему ты вообще решил, что я инопланетянин?! — всплеснул я руками. Хейкки лишь указал пальцем куда-то за мое плечо; я огляделся, однако не увидал ничего, кроме лоснящегося тумана.

— А? — промычал я.

Хейкки снисходительно улыбнулся, словно знал что-то, о чем не ведал я.

— Вы светитесь. Должно быть, воздействие земной атмосферы.

Я посмотрел на свои руки и, кажется, увидел — пространство, их окружающее, подернулось тем же искажением, которое вызывала в глобальном плане каждая исправленная неточность в воспоминании. Значит, воспоминание-сон Ханнеле после моего удара мечом закончилось для нее ослепительным светом?.. Не самый жестокий финал.

Значит, я на правильном пути?

— А вы что, понимаете финский? — прервал мои мысли вопрос Хейккинена.

— В рамках подготовки к полету мы выучили все земные языки, — принялся я импровизировать. — А также изучили земную метеорологию. То, что ты видишь над сопкой — и впрямь просто облако. Отвлекающий маневр, позволивший нам совершить посадку незамеченными. Приземлившись, мы смогли включить генераторы невидимости, поэтому сколько ни ищи, а наш корабль ты не найдешь.

Ресницы Хейкки опустились, а сам он понурился.

— Человечество пока не готово к встрече, — добавил я инопланетного пафоса.

Некоторое время мы сидели молча; Хейкки сцеплял-расцеплял пальцы, и я едва держался, чтобы не делать того же самого.

— А вы были на Луне? — спросил он наконец.

Я убедился, что он поверил моим словам о лентикулярном облаке, так что моя миссия в этом воспоминании была завершена, но оставлять вопрос парнишки без ответа, даже если он забудет о встрече со мной, было бы по меньшей мере несправедливым. А Ханнеле ты такой возможности не дал, подначил меня ядовитый голос в голове.

— У нас база на обратной стороне Луны — нужно ведь было доставить корабли-разведчики куда-то поближе! Мы прорастили земные семена и озеленили базу, чтобы привыкнуть к кислороду. И вашей еде, поскольку наши запасы питательного бульона не бесконечны.

Хейкки слушал завороженно, и в тот момент, когда он собирался задать еще один вопрос — когда я понял, что это может затянуться надолго, и театральную постановку фантастического жанра пора заканчивать, — я обернулся, выхватил меч и рубанул им по небу, точнехонько по линзовидному облаку, зависшему над высочайшей точкой Финляндии.

Я знал, что Хейкки в данный момент видит, как загадочное облако, которое он посчитал летающей тарелкой, извергает из себя потоки света, точно вулкан — магму. Искаженное, оно словно бы взорвалось изнутри, сколлапсировало, как гигантская звезда, неспособная более удерживать то количество водорода и гелия, из которого состоит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Тем же вечером я столкнулся нос к носу со стариком соседом Хейкки Хейккиненом, и тот окинул меня подозрительным взглядом, сощурив пивной глаз:

— Где-то я тебя уже видел, Туоминен… Каждый раз думаю, но вспомнить не могу. А ведь представь, я долгое время думал, что инопланетяне носят такие пальто… хе-хе-хе.

И если узнав, что свечусь, я понял, что следую по правильному пути, то теперь я знал; нет, не то, что путь действительно правильный — что дороги назад для меня больше не существует. Оставаться в памяти хозяев воспоминаний равносильно было выкрикнуть свои подлинные имя и фамилию на Рыночной площади, будучи шпионом Советов. Поздно лечить болезнь, если вино, смола и сауна не помогли.

Впрочем, я и так бы не отступился.

Часть 3: Две реки

Воспоминание четвертое: Отсчет

События четвертого воспоминания произошли совсем недавно, в прошлом августе, и даже вдохновили меня написать песню о безмолвном горожанине. В воспоминании фигурировали башни — вернее, два высококвартирных дома или даже корпуса, соединенных по земле. Из основного я узнал только то, что находятся они в районе Тёёлё, куда можно добраться от вокзала на трамвае.

Трамвай трясло. Я вышел и пошел вверх по улице — и по земле тоже вверх. Должно быть, с крыши этих башен видно весь Хельсинки.

Найти их было нетрудно. Я насчитал тринадцать этажей во втором здании. Это совпадало с числом из воспоминания, и я направился ко входу.

“Общежитие университета Хельсинки”, было написано на двери. Ага, понятно. План сейчас пододвинем.

— Здравствуйте, — мило улыбнулся я, что было не так уж просто сделать под уничижительным взором охранницы.

— Вам чего? — произнесла она столь же убийственным тоном; я мог поспорить, что пролетавшая мимо муха сдохла и упала ей за воротник грязно-серого свитера, не стиранного, похоже, еще со времен Маннергейма.

— Меня зовут Астар Туоминен, я профессор… лингвистики, — кажется, паникующий разум специально подобрал предмет, в котором я не разбираюсь.

— Пропуск?

Я расправил плечи, стараясь выглядеть поубедительнее, и произнес:

— Меня только-только перевели в ваш университет и пропуск пока не выдали.

— А зачем вам в студенческое общежитие, профессор? — спросила королева консьержного дела, надавив на последнее слово. Разумеется, ведь все университетские профессора седы и бородаты.

— Поговорить со студентом, конечно же, — добавил я в голос раздражения, а дальше оно само разрослось. — Так вы меня пропустите или мне звонить в деканат?

Охранница мгновенно стала шелковой; должно быть, недавно уже получила нагоняй. Теперь получит еще один за то, что пропустила в здание общежития невесть кого.

— Проходите, профессор Туоминен.

Внутрь прошел не профессор, но бывший ленивый студент факультета бизнеса и экономики университета Оулу, дважды побывавший на грани отчисления.

Коридор был пуст — июль все-таки. Стены просили ремонта, как ботинки — каши. Я миновал череду дверей и вышел к лестнице. Двадцать шесть пролетов ждали меня. Иди к нам, профессор Туоминен! Как у тебя с физподготовкой?

Вдруг я услышал хихиканье и обернулся; две девичьи физиономии, выглядывавшие из-за угла, мгновенно смолкли и исчезли — я забыл, просто-напросто забыл, что многие студенты, особенно иностранные, имеют достаточно денег и нежелания возвращаться под крыло родителей, что остаются в общежитии даже на лето. Сейчас эти дурочки созовут поглазеть на нового профессора — кра-си-во-го — все старшие курсы, подумал я раздраженно и взбежал на второй этаж. Я продолжил восхождение, но скрыться офисному работнику с больной спиной от быстроногой молодежи трудно, и этаже на пятом или шестом, подвыбившись из сил, я нос к носу столкнулся с группой студентов лет девятнадцати.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})