Мой верный рыцарь - Кристина Додд

– Достаточное ли это свидетельство серьезности моих намерений?

Если она ничего про него не знает, зачем сообщать ей подробности? Леди была прекрасно одета, обращалась с ним как с ничтожным червем, у нее были телохранители, не сводившие с нее глаз. Да, она богата, так что ж дурного в том, чтобы постричь немного ее теплую шерстку? А ведь деньги так нужны ему!

Внезапно он отдернул руку.

– Я не тот, кто вам нужен. – Он направился к двери, в которую в этот момент с горячим горшком в руках входила Сибил.

– Эй! – завопила она. – А ну вернитесь! Миледи, мне нужны мои деньги.

– Заплати ей, Ганнвейт, – распорядилась леди, и один из ее телохранителей полез за кошельком, тогда как другой, протянув руку, загородил Дэвиду выход.

Дэвид остановился, посмотрел сначала на руку, а потом на здоровенного парня.

– Отодвинься, а то я тебя сам отодвину.

Воин не шевельнулся. Дэвид угрожающе на него воззрился. Парень, не отводя глаз, выпятил подбородок. Дэвид опустил руку на рукоятку ножа. Парень обнажил свой. Дэвид отступил, чтобы было где размахнуться.

– Пропусти его, – велела леди.

Без вздоха сожаления или облегчения, неторопливо Айво опустил увесистую руку и, отступив, освободил проход.

Дэвид глазам не верил. Неотесанный мужлан подчинился не лезвию ножа, а женскому приказу. Его заставило повиноваться не уважение к легендарному наемнику, а одно только слово его госпожи.

Близко подойдя к нему, Дэвид померился с ним ростом. Айво был выше, шире в плечах, моложе, физически он во всех отношениях превосходил его.

– Жалкий трус, – зло сказал Дэвид. Айво передернуло от хлынувшего ему в лицо винного перегара, и он презрительно усмехнулся.

– Шут, – ответил он и, опустив голову, отступил к стене.

У Дэвида живот подвело от злости. Драка пошла бы ему на пользу. Ему было необходимо излить на кого-то свою досаду. Но он ступил за порог с твердым намерением уйти и позабыть весь этот фарс.

Солнечный свет ослепил его, и он пошатнулся. Черт, до чего ярко светит. И жара, жара, как и последние два года. Проклятая жара, выгнавшая его из дома. Неужели она никогда не кончится?

Солнечные лучи через глаза жгли его мозг, и даже веки служили от них слабой защитой. Судорожно прижав к лицу руки, он прислонился к стене, бормоча:

– Проклятое пиво!

– Это не пиво виновато, а ваша невоздержанность. – Отчетливо прозвучавший голос заскрежетал по его нервам, словно точило по толедской стали.

Набравшись храбрости, он открыл глаза и тут же заслонил их от солнца руками.

– Вы кто?

– Я – Элисон, графиня Сент-Джордж.

Если в полумраке кабачка она казалась такой светлой, то сейчас она прямо излучала сияние. Белое платье, белоснежная кожа и – что это? – неужели россыпи веснушек по крыльям носа? Он прищурился. И правда, веснушки – вопреки, наверно, всем ее стараниям. Ему нравилось думать, что нашлось что-то, не подчинявшееся ее воле.

Упорная, как его собственная дочь, и такая же бесстрашная, леди Элисон спросила:

– Разве вы не сэр Дэвид Рэдклифф?

– Я же сказал, что это я, и я не солгал. Я сказал вам, что уже больше не королевский телохранитель, и это тоже правда. – Пристыженный, он отвернулся, не желая видеть презрения на ее лице. – Ведь вы желаете нанять королевского телохранителя, миледи, а не меня.

– Вы и правда потеряли это звание? – Удивление сделало ее низкий, глубокого тембра голос более похожим на обычный женский. – Когда это случилось?

– Сегодня утром. – Его замутило при одном воспоминании. – На турнире. Легендарный Дэвид Рэдклифф потерпел поражение.

Она так долго молчала, что он поднял на нее глаза.

Наконец леди произнесла:

– Прискорбно, что это случилось тогда, когда вы мне понадобились. Но мне нужна легенда, а не бывший герой. Мне нужны вы.

– Да помогут мне все святые, леди, неужели вы не понимаете? – с болью выговорил он. – Я уже не тот, кем я был раньше. Бывало, еще совсем недавно каждый новоиспеченный рыцарь в Ланкастере вызывал меня на поединок, чтобы похвастаться, что он сражался со знаменитым наемником. Я победил их всех, всех до единого, безбородых юнцов, у которых больше спеси, чем мозгов. Но когда я столкнулся с опытным рыцарем, я проиграл.

– Предыдущие поединки истощили ваши силы, – она нашла ему оправдание.

Дэвид не обратил на это внимания.

– Я потерпел позорное, унизительное поражение.

Леди Элисон взяла его руку и положила монеты ему на ладонь, сомкнув вокруг них его пальцы:

– Это ваше жалованье за первый месяц. Кабатчице тоже уплачено. Если вы все-таки решитесь принять мое предложение, я остановилась в «Поющем петухе». Будьте там на рассвете.

– Миледи, – возразил один из ее телохранителей, Ганнвейт. – Не рассчитывайте, что этот проходимец придет, когда вы дали ему такие деньги.

Дэвид устремил на него гневный взгляд и вдруг почувствовал, что зрение его прояснилось. Посмотрев на небо, он увидел, что собираются тучи, благословенные тучи, которые положат конец засухе.

Леди Элисон тоже их увидела и потребовала у Айво свои туфли на деревянных подошвах. Переваливаясь на ходу, как дрессированный медведь, Айво поднес их ей и опустился на колено, чтобы надеть их на ее кожаные туфли.

– Он – легендарный сэр Дэвид Рэдклифф, – уверенно сказала она Ганнвейту. – Он не обманет моих ожиданий.

А если обманет? Тогда это злополучное путешествие и неприятный разговор, все – напрасно, подумала она.

* * *

С застывшим лицом Элисон стояла в большом зале ланкастерского замка, где Генрих III, с тех пор как прибыл туда, каждое утро собирал свой двор. Она терпеливо ждала случая вручить ему свое прошение, все время стараясь не обращать внимания на Осберна, герцога Фрэмлингфордского, кузена короля и своего самого опасного врага. Это ей удавалось с трудом. Осберн следил за ней с самодовольной улыбкой. Со стороны их можно было принять за любовников. Осберн всячески старался именно так и представить их отношения. Его власть и влияние были столь велики, что даже величавая надменность леди Элисон не могла помешать распространению таких слухов.

В конце концов, она была Элисон, вдовствующая графиня Сент-Джордж из замка Джордж Кросс, сама по себе достаточно влиятельная и могущественная. Неважно, что жена Осберна была ее лучшей подругой и что по поводу ее таинственного исчезновения все еще ходили сплетни. Поведение Осберна, в сочетании с его эффектной наружностью, наводило на размышления относительно затянувшегося вдовства Элисон. Все это вызывало у нее страстное желание вернуться под защиту родных стен.

Теперь это было возможно, потому что Дэвид, конечно, выполнит свой долг. Иначе и быть не может, ведь он был живой легендой. Даже облик его говорил об этом. Его мускулистая стройная фигура свидетельствовала о большой силе. Жизнь вплела серебряные нити в его темные волосы. Густые брови над много повидавшими глазами придавали его лицу суровость. Но жестокости, свойственной большинству наемников, в нем не было – об этом говорили его губы. Они усмехались, кривились, поджимались от жадности. Каждую мысль, приходившую ему в голову, он выражал губами, не говоря при этом ни слова.