Ангелотворец - Харкуэй Ник

Он смотрит на Джо спокойно и без тени неловкости. В его серых добрых глазах нет ни намека на неприязнь или недовольство. Это глаза человека, готового протянуть руку помощи и выразить сердечные соболезнования. Мистер Титвистл понимает, что разногласия случаются, и люди умные и решительные всегда найдут способ их преодолеть. Если Джо в самом деле поскользнется, мистер Титвистл немедля придет ему на помощь. Мистер Титвистл не видит никаких причин для взаимной неприязни между теми, кто волею судеб оказался по разные стороны воображаемой теннисной сетки. Ведь в первую очередь он – приятный человек.

Джо с тревогой замечает, как в нем начинают пробуждаться старые, забытые за ненадобностью, непрошеные инстинкты. Тревога! Тревога! Подать сигнал к погружению, продуть балласт! Идти тихо, идти глубоко! Интересно… Он опускает глаза на руку, по-прежнему сжимающую его ладонь, и не обнаруживает часов. Джентльмены его года выпуска редко выходят из дома без часов; часы могут многое рассказать о характере. Другое дело, если человек не хочет раскрывать эти сведения… Взгляд Джо взлетает к карману жилета мистера Титвистла и там находит искомое: часы на простой цепочке. Никаких украшений, талисманов, масонских значков, клубных эмблем… Ни нашивок, ни воинских знаков различия. Экспонат полностью лишен особых примет. Джо вновь переводит взгляд на запястье гостя. Запонки. Простейшие гвоздики. Галстук тоже непримечательный. Человек-шифр, тщательно скрывающий свое истинное «я».

Джо переводит взгляд на лицо мистера Титвистла. Всматривается в его ясные, ласковые глаза и приходит к одному-единственному выводу: ровно с таким же благостным, отеческим выражением лица мистер Титвистл, добродушный любитель хереса и почетный старейшина города Бат, будет душить вас фортепианной струной.

Помешкав, Джо все же дозволяет своему второму «я», сыну Ночного Рынка, ненадолго остаться.

Мистер Каммербанд, покончив с формальностями, садится и кладет на колени блокнот. С этого ракурса он выглядит даже причудливей, чем когда несся галопом по Койль-стрит. Его голова имеет форму практически идеальной груши, причем мозг, очевидно, помещается в более узкой верхней части. Щеки обширные и аппетитные – будь мистер Каммербанд оленем или палтусом, они вызывали бы обильное слюноотделение у любителей жирной пищи. От него сильно пахнет одеколоном. Аромат тонкий и пронзительный, такие обычно рекламируют подтянутые юноши, которые эффектно покоряют морскую волну на доске для серфинга, а потом в компании фигуристых черноглазых красавиц отправляются кутить в тропические казино. Продаются подобные парфюмы во флаконах в виде хрустального ананаса. Аромат ему не по возрасту и не способен скрыть запашок eau de Cummerbund, вырабатываемый его телом.

– Вопрос деликатный, говорите? – спрашивает Джо.

– Боюсь, что да, – кивает мистер Титвистл.

– И касается он?..

– Имущества вашего покойного деда.

– Деда?

Слово безобидное, да и Дэниел Спорк, в отличие от Мэтью, не был ни смутьяном, ни отпетым жуликом, – однако Джо моментально настораживается.

– Именно. Господина Дэниела, если не ошибаюсь.

– Что вас интересует?

– О, понимаете ли… Меня попросили приобрести дневники и письма вашего дедушки, с которыми вы готовы расстаться. А также любые его изделия или инструменты, если таковые у вас имеются. Любые антикварные и диковинные вещицы.

– Понял.

Ничего он не понял, но, кажется, потихоньку начинает понимать.

– Я уполномочен в кратчайшие сроки провести сделку и подготовить коллекцию. Новые выставки, как правило, открываются в январе, и на подготовку требуется время, поэтому нам следует поторопиться. Вы бывали в нашем музее?

– Нет, впервые о нем слышу.

– Вы не один, как ни прискорбно. Поверьте, наши кураторы знают свое дело. Они потрясающе оформляют экспозиции. Представляют экспонаты в наивыгоднейшем свете. Обязательно приходите.

– Заманчивое предложение.

– Разумеется, я смогу точнее сориентировать вас по цене, когда увижу то, что покупаю. Бюджет у меня приличный. Американские деньги, не британские. А значит – дополнительные нули, как вы понимаете.

– Не могли бы вы уточнить, какие именно предметы вас интересуют? От деда мне достался карманный набор простейших инструментов. Есть еще тиски для гравировки, которые он разработал сам. С наиболее любопытными вещицами мой отец распорядился по своему усмотрению, причем еще при жизни деда.

Да уж. Дэниел Спорк, человек сдержанный и хрупкий, орал так, что стены содрогались: обзывал сына подколодной змеей, шутом гороховым, прохиндеем. Червем, не имеющим никакого понятия о достоинстве, чести, духовности и нравственных скрепах. Злом во плоти. А мать Джо рыдала, держа Мэтью за руку, и цеплялась за старика. Не говорите так, Дэниел, прошу! Умоляю! Он не со зла!

Дэниел Спорк превратился в столп пламени. Его доверие к сыну было подорвано. Мир стал враждебней и холодней – и Мэтью, плоть от плоти его, лживый и подлый дурак, которому не было прощения, оказался слабым звеном в цепи невыразимо важных событий. Дэниел отворачивался, содрогался и трясся всем телом, отбиваясь от их рук. А потом ушел к себе – перебирать то малое, что чудом уцелело после устроенной сыном «срочной распродажи», смотреть, что осталось, а что можно безболезненно вернуть. Лишь проведя полдня за перелистыванием книг и складыванием всякой мелочевки на письменный стол (губы его были плотно поджаты – ниточка боли, – Часы Смерти на столе зловеще отсчитывали черные минуты жизни), он окинул взглядом оставшееся хозяйство и начал успокаиваться. Дневник был на месте. Блокноты с набросками достались коллеге и другу – их, несомненно, можно вернуть. Ящик для инструментов сгинул (волшебная штуковина со множеством рычажков и зубчатых колесиков, которая раскладывалась в миниатюрный верстак), но на сами инструменты никто не позарился.

Выстроив в ряд все уцелевшее, Дэниел вдруг забегал, засуетился, принялся судорожно листать журналы, открывать коробки – и наконец с радостным криком воздел к потолку коллекцию джазовых пластинок – старых патефонных, на 78 оборотов в минуту, – в изготовленном по специальному заказу футляре. «Фрэнки… – пробормотал он, после чего грубо крикнул сыну: —Позови мать!»

Лишь вид Джо – жалкого, маленького, ростом ему по колено, скрючившегося от страха посреди этого бушующего хаоса, – пробил пелену ярости, застившую ему глаза, однако не утешил его, а только спустил с цепи его горе, что было стократ хуже.

– Нет, – сказал мистер Титвистл, – никаких предпочтений у меня нет. В приоритете, конечно, любые необычные предметы. Неординарные. Затейливые. Пусть и не имеющие практической ценности.

Однако руки выдают его с головой. Он держит их ладонями вверх в знак искренности намерений, при этом неосознанно намечает в воздухе очертания некоего предмета. Кажется, на днях Джо видел нечто подобное… Об этой диковинке уважаемые представители шотландских музеев теоретически могут быть осведомлены. Но как они умудрились связать Джо с этим предметом? Подобные знания не должны входить в их кругозор. И если уж на то пошло, чего ради музей станет наугад посылать в Лондон двух своих сотрудников с пустыми глазами и в непримечательных галстуках? Неужто в Эдинбурге до сих пор не изобрели телефон?

Мистер Каммербанд все это время молчал: очень внимательно слушал и наблюдал, то и дело записывая что-то в блокнот нечитаемой скорописью. Верхние страницы блокнота сморщились, потому что у него влажные руки и потому что при письме он сильно нажимает на дешевую шариковую ручку из супермаркета (тонкий пластиковый корпус уже дал трещину). Время от времени мистер Каммербанд сует кончик ручки в рот и жует. Когда он ее вытаскивает, к тропическому парфюму примешивается запах из его рта: притягательно-отвратная смесь жухлой мяты, гнилых зубов и больных почек.

– Родни, – цедит он сквозь зубы.

Мистер Титвистл косится на мистера Каммербанда, затем вслед за его взглядом опускает глаза на собственные руки. Джо наблюдает за разворачивающимися событиями и сознает – на долю секунды позже, чем следовало, – что будет дальше. Мистер Титвистл и мистер Каммербанд отрывают взгляд от незримых очертаний в воздухе и виновато смотрят на Джо: догадался ли? Тот виновато смотрит на них. Между тремя присутствующими в комнате устанавливается полное понимание. О да. Теперь сыграем в открытую? Внутри у Джо вновь приходят в движение заржавленные механизмы отцовского мира, вытаскивая из пыльных укромных уголков его разума то, о чем он давным-давно не вспоминал: инстинкт, побуждающий лгать, успокаивать и вводить в заблуждение одновременно.