Перекресток одиночества-4: Часть вторая - Руслан Алексеевич Михайлов

моей дверью стукнула дверь, но оборачиваться я не стал. И так ясно, что мои спутники из родного Убежища не могли пропустить главный гвоздь обещанной программы — и я вполне разделял их любопытство. Поэтому попусту крутить головой я не собирался, вместо это шагнув к столику и вовремя сграбастав бинокль — жадную руку Милены опередил буквально на секунду. Не обращая внимания на ее разочарованное цыканье, я задумчиво глянул на темень за стеклом и вопросительно уставился на Чиффа. Тот, понимающе усмехнувшись, щелкнул еще одним тамбуром и далеко внизу зажегся яркий оазис света. На него я бинокль и навел, одновременно вспоминая все рассказанное луковианцами во время той памятной беседы в Центре. В результате глазами я уставился на хаотичное нагромождение бело-серых высоких объектов, тесно сгрудившихся под холмом, а в моих ушах зазвучал ровный и немного опечаленный голос старого луковианского дипломата и дельца. Впрочем, плох тот дипломат, что не является дельцом.

— Сераки — тогда произнес окутанный сигаретным дымом старик — Проклятые сераки убили всех…

Их я сейчас и видел — впервые в жизни вживую. До этого эти красивые и жутко опасные природные объекты встречались мне только на видео о покорении гор. Еще я много читал о них, но печатное слово хоть и будоражит фантазию, все же не в состоянии передать всю ту исходящую от этих внешне безобидных ледяных образований угрозу. За эти дни я узнал о них еще больше и сейчас старался увязать всю информацию в голове, медленно обозревая лежащий там внизу кошмар.

Ледяные клыки, ледяные колонны, столпы смерти, погибель альпинистов — у сераков много названий. Чаще всего они встречаются у передней кромки горного ледника. Представляют собой нагромождение ледяных шатких колонн и огромных порой глыб. Между этими образованиями имеются узкие сумрачные проходы. Некоторые из этих ходов более чем широки и выглядят прогулочными дорожками, в другие едва протиснешься, в некоторые не просунешь и руку. Величественные поля сераков выглядят красиво и монументально. Человек неопытный даже и не осознает опасности, глядя на них. Но на самом деле это воплощение непредсказуемости и ужаса. Сераки вполне можно и нужно сравнивать с русской рулеткой. В рулетке тебе необходимо вставить единственный патрон в револьверный барабан, потом крутнуть, поднести ствол к виску и нажать спуск — так ты глупо испытаешь свою удачу. В случае с сераками достаточно просто войти в этот лабиринт и попытаться пройти его насквозь. Может быть тебе повезет. А может быть нет и от тебя останется лишь растертое красное длинное пятно и размозжённые кости…

Сераки неустойчивы. И они склонны обрушиваться. Причем случается это мгновенно и зачастую беззвучно.

Раз! И многотонная ледяная колонна с основанием метров в пять вдруг буднично заваливается на идущую мимо нее группу альпинистов. Они могут даже не успеть заметить опасности, а затем свет просто навсегда погаснет в их глазах.

Каждый год сераки там на Земле убивают кучу народа. Да не так уж много, если смотреть на число погибших, но ведь и в ледники лезет не так много народа. Так что это настоящие убийцы всего живого. Они настоящее предостережение всем тем наглым упрямцам, что вздумали покорить снежную вершину — эй, ты! Видишь? Мы стоим у тебя на пути — и хотим убить тебя! Не лезь! Но люди отчаянны. Люди лезут. Кто-то проходит, а кто-то погибает…

И как раз сейчас я и видел одно из таких безмолвных, но при этом очень громких предостережений — там внизу под холмом. Я видел длинный и будто изломанный ледяной «язык», выходящий прямо из крутого белого склона. Склон этот принадлежал не холму, о нет. Поведя биноклем, я осмотрел склон сначала в одном направлении, а затем в другом — насколько хватило освещения. Высоченная, примерно тридцатиметровая стена поднималась и будто бы нависала над нами, выглядя как моментально заледеневшая стена цунами. Хотя истинной высоты этой невероятной преграды я различить не мог — мешала сплошная снежная круговерть, несущаяся вдоль склона с бешенной скоростью. Ветер настолько сильный, что на высоте в сорок с чем-то метров легко отрывает человека от скалы и швыряет в пустоту — это я узнал от луковианцев, что уже пытались дважды покорить стену, оба раза потеряв по человеку. По их словам, чем выше лезешь, тем сначала отвесней становится стена, а затем и вовсе появляется негативный уклон, что делает дальнейший подъем невозможным — даже без учета бешеной стужи. Холод там наверху адский — поэтому даже подготовленный молодой альпинист долго не продержится. Стену не перевалить. Но можно пройти ее насквозь — ведь то изломанное остроконечное поле из множества ледяных пиков в буквальном смысле слова вылазит из окутанный стылым туманом едва заметной дыры в основании склона.

Можно… теоретически.

На практике этого доказать не удалось — все попытавшиеся пройти через это поле смерти смельчаки погибли или пропали. Чаще всего моменты их гибели фиксировались свидетелями — наблюдавшими в том числе и прямо отсюда, стоя с биноклем у стекла.

Передав бинокль Филимону — Милена уже успела выпросить у кого-то экземпляр для себя — я задумчиво приложил ладонь к холодному стеклу и повернулся к Чиффу. Он правильно прочитал эмоцию в моих глазах — я смотрел на него с состраданием — и медленно кивнул:

— Да… я знал каждого из них. Мы беседовали. Вместе кушали. Смеялись. Храбрились. А затем я отправлял их вниз, а сам брался дрожащей рукой за этот бинокль и наблюдал, боясь сделать излишне глубокий вдох, словно это могло бы спровоцировать обрушение проклятых сераков.

— Невыносимая тяжесть ответственность — вздохнул я — Проклятье выжившего.

— Я будто палач — прошелестел Чифф — Порой я безумно жалею об открытии этого места. Не перевали я тогда на остатках чистого упрямства через гребень… сколько людей все еще жило бы? Я ощущаю острую вину…

— Не стоит — улыбнулся я и в ответ на удивленный и даже обиженный взгляд пояснил — Туда толкаете людей не вы. Их толкают лидеры вашего убежища. В то время как ваша личная задача состоит лишь в том, чтобы честно предупредить обо всех опасностях и как можно лучше подготовить следующих кандидатов к опасному пути. Так что я вас не виню. А за меня так точно можете не переживать — даже если я решусь и погибну в попытке, то это мое собственное решение и ничье больше.

Прежде чем он успел обдумать мои слова и как-то возразить, я уже перешел к более важному делу: