Император Всероссийский Александр III Александрович - Кирилл Соловьев

Похороны императора Александра II.

Лорис-Меликов, не оставлявший мысли о реформе Государственного совета, о превращении его в представительное учреждение, опасался «тлетворного влияния» Победоносцева. Победоносцев же остерегался «фокусника» Лориса. Он не видел достаточной воли у молодого императора, чтобы устоять под давлением министра внутренних дел. Ему царя было «жаль, как бедного, больного, ошеломленного ребенка». Победоносцев убеждался, что никто не решался вступить в борьбу с казавшимися ему опасными конституционными замыслами. «Власть изветрилась, измочалилась; все стали не мужчины, “а сердцем хладные скопцы”».

Коронационные торжества в Москве в 1883 г.

6 марта 1881 г. он отправил письмо Александру III. Победоносцев молил: «Или теперь спасать Россию и себя, или никогда. Если будут Вам петь прежние песни сирены о том, что надо успокоиться, надо продолжать в либеральном направлении, надобно уступить так называемому общественному мнению, – о, ради Бога, не верьте, Ваше Величество, не слушайте. Это будет гибель, гибель России и Ваша: это ясно для меня, как день». Сам колеблющийся и вечно сомневающийся Победоносцев призывал к решительности: «Новую политику надобно заявить немедленно и решительно. Надобно покончить разом, именно теперь, все разговоры о свободе печати, о своеволии сходок, о представительном собрании. Все это ложь пустых и дряблых людей, и ее надобно отбросить ради правды народной и блага народного».

Манифест о восшествии Александра III на престол.

В тот же день, 6 марта, царь прочел текст доклада и Лорис-Меликова. Министр внутренних дел просил Александра III созвать Совет министров для обсуждения проекта государственной реформы. Император согласился. Спустя сутки была назначена дата совещания – 8 марта.

Наступало время траурных церемоний. 7 марта тело покойного императора должны были перенести в Петропавловскую крепость. Все было наводнено полицией и войсками. Согласно впечатлениям государственного секретаря Е. А. Перетца, церемония была проведена крайне небрежно. «Стройности в шествии не было, многие из чиновников разговаривали и шли не попарно, как бы следовало, а кучками, даже курили. Несшие ордена обращались с ними иногда бесцеремонно, держа, например, подушку под мышкой». Так кончалась целая эпоха. Оставалось лишь поставить точку, которой могло стать принятие «конституции» М. Т. Лорис-Меликова.

Как и было обещано, 8 марта в два часа пятнадцать минут началось заседание Совета министров. Уже без четверти два министры собрались в Малахитовом зале Зимнего дворца. Явился император. Он попросил всех пройти в соседнюю комнату. Там он пожал руку каждому. Александр III не без смущения начал: «Господа, я собрал вас сегодня, несмотря на переживаемое нами крайне тягостное время, для обсуждения одного вопроса, в высшей степени важного». Да, проект Лорис-Меликова уже получил одобрение покойного императора. Сомнения вызывали лишь частности. Однако вопрос еще не был предрешен, так что присутствующие могли откровенно высказаться о проекте. Начало обсуждению положил сам Лорис-Меликов, который должен был зачитать свою записку, составленную еще до 1 марта, а следовательно, во многом устаревшую. Он выглядел во многом нелепо, когда декларировал успехи, достигнутые прежней примирительной политикой правительства.

Как и полагалось, основным оппонентом Лорис-Меликова выступил К. П. Победоносцев. Он был белым как полотно. Для него в этот момент и царем, и Россией решался гамлетовский вопрос: быть или не быть. Что же делать, если ответ будет дан отрицательный. Принять этот проект – значит провозгласить конец России, убеждал он присутствующих. «При соображении проекта, предлагаемого на утверждение Ваше, сжимается сердце. В этом проекте слышится фальшь, скажу более: он дышит фальшью…» Конечно же, по мнению Победоносцева, инициаторы этого проекта лукавили, они хотели конституции. Может быть, они рассчитывают лишь сделать первый шаг к ней. «А что такое конституция? Ответ на этот вопрос дает нам Западная Европа. Конституции, там существующие, суть орудие всякой неправды, орудие всяких интриг». Кого будут представлять народные избранники, кроме себя? Никого. С этим утверждением вполне согласился император. Он вновь вспомнил, как в Дании министры жаловались ему на депутатов, которые не могли считаться выразителями народного мнения.

Победоносцев, получив Высочайшую поддержку, продолжал. Он недоумевал, зачем России нужна очередная «говорильня». Как раз из-за пустословия не были разрешены важнейшие проблемы, стоявшие в предыдущее царствование. «К чему привела великая святая мысль освобождения крестьян? К тому, что дана им свобода, но не устроено над ними надлежащей власти, без которой не может обойтись масса темных людей. Мало того, открыты повсюду кабаки; бедный народ, предоставленный самому себе и оставшийся без всякого о нем попечения, стал пить и лениться к работе, а потому стал несчастной жертвой целовальников, кулаков, жидов и всяких ростовщиков». Создали «говорильню» – земские учреждения и городское самоуправление. Эти новые органы, естественно, не вели должной работы, а лишь «разглагольствовали» о самых важных государственных вопросах. «Говорильня» воцарилась и в суде, который стал оправдывать самые тяжкие преступления. Свободу получила печать, «самая ужасная говорильня». В итоге действовавшая власть оказалась дискредитированной. «И когда, государь, предлагают нам учредить по иноземному образцу новую верховную говорильню…» Всего через неделю после злодеяния, когда еще не погребено тело погибшего императора! «Все мы, от первого до последнего, должны каяться в том, что так легко смотрели на совершавшееся вокруг нас; все мы виновны в том, что, несмотря на повторяющиеся покушения на жизнь общего нашего благодетеля, мы, в бездеятельности и апатии нашей, не сумели охранить праведника. На нас всех лежит клеймо несмываемого позора, павшего на русскую землю. Все мы должны каяться!» «Сущая правда, все мы виновны. Я первый обвиняю себя», – согласился царь. Не нужна говорильня, нужно дело, подытожил свою мысль К. П. Победоносцев.

Военный министр Д. А. Милютин так оценил сказанное: эта речь – прямое осуждение не только предыдущего царствования, но и всей европейской цивилизации. Очевидно, выступление произвело сильное впечатление на присутствующих.

Тогда, 8 марта, решение принято не было. Без четверти пять участники совещания разъезжались по домам. Александр III задержал лишь Лорис-Меликова, с которым хотел специально переговорить. Как следовало оценивать это заседание? Великий князь Константин Николаевич был настроен оптимистично. М. Т. Лорис-Меликов – наоборот. Слишком уж избалован министр внутренних дел успехами, констатировал Е. А. Перетц.

Коронация Александра III. Художник Г. Беккер.

В Петропавловском соборе пока еще оставался непогребенным Александр II. Назначенные дежурными у тела покойного императора порой вовсе не являлись. Особенно часто это происходило по ночам. «А при жизни его эти не являющиеся теперь считали бы для себя величайшим счастьем побыть вблизи его хотя бы десятую часть времени, назначенного для дежурства; многие из них готовы были бы скакать для этого на край света». Примерно в те же дни жена К. П. Победоносцева была на месте убийства Александра II. Домой она вернулась в слезах. Там беспрестанно служились панихиды. Плачущий народ не покидал набережной Екатерининского канала.

В городе не прекращались аресты. Государю стоило волноваться за свою жизнь, ожидая своего возможного убийцу из-за каждого угла. 11 марта К. П. Победоносцев, опасаясь за жизнь Александра III, давал такие рекомендации императору. Собираясь ко сну, царь должен был закрывать за собой все двери, причем не только в спальне, но и во всех прилегающих комнатах, вплоть до входной. Особо доверенный человек должен был специально следить за замками, чтобы внутренние задвижки у створчатых дверей были на месте. Каждый вечер надо было проверять, целы ли проводники замков. Ведь их можно подрезать. Наконец, каждый вечер надо заглядывать под стулья и под кровать: все ли там в порядке? Победоносцев настоятельно советовал, чтобы кто-нибудь из адъютантов императора ночевал вблизи от царя. Гатчина, где император жил с конца марта, стала напоминать тюрьму. Парк был оцеплен несколькими рядами часовых. Всюду были конные разъезды, секретные агенты. Никто не пропускался во дворец без особого билета с фотографией на обороте. Сам же император жил в уединении. Принимал посетителей лишь в среду и пятницу.

И в Петербурге вокруг дворцов прорывались рвы. Запрещалось ходить в непосредственной близости от царских резиденций. В окружении Александра III задавались вопросом, можно ли дальше жить в столице. Ответ часто давался отрицательный. Московские же славянофилы настойчиво призывали императора: «Пора домой», то есть в первопрестольную. По словам П. А. Валуева, «нигде настоящего правительства не видно и ни в чем направляющая и объединяющая правительственная идея не обнаруживается. Быстро катится шар по наклонной плоскости и натрескивается».