Рейтинговые книги
Читем онлайн Тревога - Ричи Достян

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 33

— Странно. А я почему-то решил, что ты ленинградец.

Слава быстро оглядел Гришу и Володю, потом хмыкнул:

— А я сразу догадался, что они здешние.

— Почему?

— Потому что босиком шлепают.

— Подумаешь, — сказал Володя.

Гришу, одетого в модную, бобочку с большим воротником, это тоже задело. Он сказал:

— Ты отсталый человек. Босиком ходить полезно.

Слава тут же снял тапочки — и пожалел: в песке все время что-то попадалось. Он тихо ойкал, но терпел.

С этого дня Слава почувствовал себя хорошо. А когда количество едоков мороженого и вольноболтающихся по улицам Соснового Бора увеличилось за счет Вики, которая тоже стала ходить на вокзал, да еще прибавился этот чей-то брат по имени Ленька, который увязался за ними сам, Слава окончательно ожил. И это естественно: с тех пор как помнит себя, ощущение жизни для него сливалось с толпой вечно орущих и вечно бегущих однолеток. Совершенно не понимал он поэтому, что такое дружба с одним человеком. Он привык быть с целым двором, школой, с целым лагерем. А когда почему-либо оставался один, то сразу начинало мерещиться, что болит ухо или живот, потому что в одиночестве он оставался, только когда заболевал.

По той же причине Слава не переносил тишины. От тишины у него ныло под ложечкой, и единственным спасением в таких случаях бывала еда. В этом отношении он УРОДИЛСЯ в мать. Она тоже как захандрит, так сразу хватается за картошку. Нажарит большую семейную сковороду, умнет ее в темпе, потом задумчиво поикает и, глядишь, отошла, улыбается.

С появлением Гриши и Володи Слава даже перестал злиться, что не поехал в лагерь. Потому что прожить целый летний день без замечаний и без соревнований — тоже немало!

Дружки ходили на вокзал каждый день, и у Славы началось буйное увлечение Гришкой. Ну, парень — целое кино, а не парень! Слава до того въелся в дачную жизнь, что даже про дите стал думать с благодарностью. Выходит — неплохо, что оно родилось, что мамке теперь ни до чего и он может часами не появляться дома. Такой воли у Славы еще никогда не было.

Только от воли этой, как, впрочем, от всего хорошего, Слава быстро наглел — такой уж у него характер. Конечно, начали они с мамкой цапаться.

Подсобил ему в этом Гриша, у которого и в словах и между слов выпирало не просто фасонистое пренебрежение к родителям, а по-злому насмешливая неприязнь. И было это до того очевидно, что невольно наводило на мысль: значит, есть за что, раз он себе такое позволяет.

Подумать только: двухколесный велосипед у него есть! Самоката — аж два, хотя оба ни к чему в здешнем песке. Мячей всяких — гора: и футбольные, и волейбольные, и пинговые, и понговые... А барахла носильного! Неделя еще не прошла, как познакомились, а он уже в трех разных куртках щеголял: с трикотажным воротом, с погончиками на плечах, с капюшоном, и, конечно, «молни» на них полно. И это только по вечерам, а днем, когда жарко, бобочек этих шелковых до черта у него, а позавчера явился в самой новой моде. Издали — рубаха как рубаха, показалось, даже веселая, а подошел — зеленые кувшины на ней вдоль и поперек, а между кувшинами черные пауки; надевается поверх штанов, на пуговицах спереди; теперь вместо пиджаков взрослые дядьки такие носят. Так вот, пожалуйста, у Гриши тоже есть.

Интересно, думал Слава, отчего он нас к себе домой не позовет, не похвастает, у него, наверно, еще и не то есть! И почему все-таки он так нехорошо сказал «Ааааа», когда Володя напомнил, что пора домой идти, что дома будут беспокоиться? Отец с матерью ему сколько всего покупают, а он и на вещи акает: мол, ерунда, чихать хотел…

Мысли эти приводили Славу в состояние тревожной, беспредметной зависти, одно только тешило самолюбие— слишком много этот Гришка врет. Брат с сестрой тоже, кажется, заметили и, по мнению Славы, относились к нему... НЕ ОЧЕНЬ ЧТОБЫ ОЧЕНЬ!

Однако когда Слава пробовал сравнивать Гришу с Костей, то все Славкино нутро было на стороне Гриши, хотя он и понимал, что Костя лучше их обоих. Но Гришка, ох этот Гришка! На год ведь только старше, а насколько сильней и вообще!

Слава по памяти придирчиво разглядывал его, пробовал сравнивать с собой — куда там… даже веснушки и те у Гришки лучше, не то что у меня — какая-то муть грязно-желтого цвета. У Гриши веснушки цвета глаз — карие, и это, оказывается, даже красиво.

Первое, что сделал Слава, чтобы сравняться с ним, — начал точно так же тянуть «а», когда речь заходила о доме, и тут же заметил, как брат с сестрой переглянугись и отвели от него глаза. Вот еще, обозлился Слава, ему можно, а мне, выходит, нельзя.

Когда Слава еще немного присмотрелся к Грише, стало ясно, что тот ни к кому из них, в том числе и к Славе, никак не относится. Путает имена и не всегда даже видит того, с кем говорит. Ему важно не это, ему важно самому говорить, важно, чтобы там, где он, никого не было ни слышно, ни видно.

Вдруг Слава подумал: какого черта Гришка тут живет, без него в Сосновом Бору было бы лучше. А Вовка чего за ним как хвост ходит? Но Слава не Володя и спокойно мириться с тем, чтобы в компании не он был центре, а кто-то другой, не мог. Поэтому быстренько переметнулся опять к Косте с Викой. Эти были из другого мира, который Славе чужд, и он толком даже не знает: лучше ли этот мир ихнего с Гришкой или нет и стоит ли завидовать им? Зато с ними Слава чувствовал ебя спокойно.

Теперь, когда они оставались втроем, Слава неизменно говорил о Грише:

— Ну и врет этот Гришка!

Брату и сестре это, видно, надоело, и Вика, более резкая, чем Костя, сказала:

— Почему непременно врет? А почему не сочиняет? А вдруг у него богатая фантазия...

— «Фанта-а-а-зия», — перепел Слава с Викиного голоса, — когда ни одному слову верить нельзя.

— Почему?

— Ха, где он такого кретина откопал, ну, как его? Того, который кота в авоське бил?

— Это не кретин, это был гадина...

— Ха, а почем ты знаешь, что он был? Может, Гришка сам все это выдумал.

— Не думаю, — сказал Костя.

— Значит, и ты веришь, что Гришка видел, как этот... да, вспомнил, лысый Дубина ловил кота за то, что тот спер дикую утку, которую будто бы Дубина на охоте убил, а потом будто бы Дубина долго вожжался с котом, пока в авоську его не впихнул?

— Думаю, что да, — мрачно сказал Костя.

— А зачем, — уж на всю улицу орал Слава (он всегда переходил на крик, когда хотел убедить), — зачем ему было вожжаться с авоськой, когда он и так мог треснуть, раз уж поймал. Я спрашиваю: зачем?

Вика дернула Славу за рукав:

— В том-то и подлость, неужели ты сам не можешь понять — в авоське бить безопасно, не поцарапает...

Больше Слава уже ничего не услыхал — он боялся лопнуть со смеху. Он представил себе болтающегося на весу кота, лысого Дубину, красного от злости, и пять старушек, которые, по словам Гришки, вопили громче самого кота.

Вика остановилась и так посмотрела на Славу, что он осекся.

— Я не думала, что ты такой злой.

— Я? — обалдело спросил Слава. — Я, что ли, по-твоему, его бил?

Вика пошла и уже на ходу сказала:

— Не вижу в этом ничего смешного.

— Но ведь это же вранье, — обрадовался Слава возможности принизить Гришку.

— Теперь это уже не имеет значения, — очень грустно ответила она.

У Славы от ее голоса сжалось сердце, он с поразительной ясностью вдруг понял все и до отчаяния хотел, чтобы Вика думала о нем, как раньше, как минуту назад. В надежде на это нарочно громко заорал:

— Ты хочешь сказать, что я тоже такой зверь, да?!

Вика промолчала. Он не дождался от нее «нет, конечно». А когда понял, что не дождется, незнакомая тоска нашла на него. И еще удивляло, что это новое, непонятное нытье во всем теле не проходит.

Ничего больше он ей не сказал, но обозлился.

Не в первый раз обращал Слава гнев свой против источника неприятных ощущений. Так недавно он ненавидел портфель Сережи Введенского, а еще больше — самого Сережку. Сейчас он сказал себе: «Ну и пусть думает, что хочет, очень нужно!..» Но облегчения не было. До самого конца этот день Слава прожил в плохом настроении. Оно не проходило даже тогда, когда смеялся. Не смеяться совсем он еще не умел.

Наутро странно было даже вспоминать про вчерашнее.

Слава смело крикнул соседнему крылечку:

— Привет!

Смело глянул Вике в лицо. Она, как всегда, подняла руку, ответила:

— Салют! — и улыбнулась.

Улыбка у Вики начиналась где-то над верхней губой, в морщинках по бокам очень красивого носа, и уже потом расходилась по всему лицу.

Было только девять. 

Сейчас Костя начнет таскать ведра с водой, мусор вынесет. Вика побежит за молоком. А сам Слава — в магазин, потом за водой, потом опять в магазин еще раза два, потому что мамка обязательно что-нибудь самое важное забудет. На это все и на завтрак уйдет часа полтора. Потом они уже втроем начнут убивать время до полудня, до часа, когда можно идти на вокзал.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 33
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Тревога - Ричи Достян бесплатно.

Оставить комментарий