Мама. 48 откровенных историй, рассказанных взрослыми о своих мамах - Автор, пиши еще!

в ладонь и положу прямо в сердце.

Я благодарна маме за жизнь. За нежность и доброту, которые согревают теплом в любую погоду, независимо от количества прожитых лет.

7

Янина Кулёва

Привет, мам!

Знаю, что ты ждала писем от меня с моих 14 до почти 18. Об этом писала ты, об этом писала мне тётя Наташа, да и тётя Маша всегда мне говорила, чтобы я чаще отправляла тебе письма. А я? А я писала из-под палки, когда становилось стыдно, у меня же было столько важных дел. И вот теперь ты живёшь в соседнем доме, а я пишу это письмо.

Сейчас, когда я уже сама мама, понимаю, прям содрогаюсь, осознавая, что ты чувствовала, когда жила месяцами без вестей о своё ребенке, не просто ребенке, а дочери-подростке, которая выбрала переезд в город из сибирского посёлка и осталась жить у твоей сестры.

Ты поддержала тот мой выбор, и вообще всегда поддерживаешь. Даже не так! Ты не споришь со мной, не переубеждаешь, даже когда видишь, что я совершаю ошибку. Не осуждаешь, не рвешь на себе волосы… А мне между прочим, иногда хочется, чтобы ты высказалась.

Ты мне не говоришь, как сильно любишь, как глубоко переживаешь, не хвалишь так, как мне хотелось бы, но твои поступки всегда больше слов.

Это сейчас я весело рассказываю, что не вылетела из универа только потому, что у моей мамы случился сердечный приступ в кабинете у завкафедрой, когда вы с тёткой приехали просить разрешения на очередную мою пересдачу.

А тогда, я испугалась до одури. Ольга не оставляла меня одну, боялась, что я что-нибудь с собой сделаю. Понятно было, что виновата, что шуточки кончились. У меня был один вечер, чтобы признаться тебе в том, что мой второй курс может не начаться, что я сама уже не справляюсь. В тот вечер мы с Аркашей шли к его брату, чтобы позвонить тебе и попросить о помощи. А утром вы с тётей Машей уже стояли на моём пороге… Спасибо.

А помнишь, как меня обокрали цыганки? Ты ещё жила в Раздолинске, работала изо всех сил, а зарплату видела только в расчетках. И тут я с очередным признанием: мол, все деньги, которые нужно было заплатить за квартиру, отдала цыганкам. Где уж ты добыла деньги, не знаю, но отправила мне перевод. И не ругалась… Спасибо.

Мам, я ведь тоже не часто говорю про свои чувства к тебе, нежности в наших отношениях немного. Но я хочу рассказать тебе кое-что, чтобы ты понимала, что я чувствую.

Ты привила мне любовь к путешествиям и особенно к поезду. Наши с тобой поездки – часть моей жизни, они словно сундук с драгоценностями, хранимый в самом укромном месте.

Так вот, когда мы с тобой ездили на поезде, и ты выходила на станции на перрон, то на меня нападал вселенский ужас, что ты не успеешь зайти в вагон, а поезд пойдет. Я даже не могла подумать, что буду делать в этом случае. Была только одна большая страшная мысль, что ты останешься там. И этот страх жил со мной до тех пор, пока мы не перестали ездить вместе на поезде.

Теперь он выражается по-другому. Если я звоню тебе, а ты не берешь трубку, то я впадаю в панику. Словно кипяток льётся на меня, в руках появляется дрожь, а сердце стучит в ушах.

Мам, я бы о многом ещё написала. Мне есть, что сказать и в чём признаться, но пусть об этом будут следующие письма.

Знаешь, жаль, что в мои 14 не было интернета и всяких писательских марафонов, я бы тогда писала тебе чаще и вдохновеннее.

Спасибо за все, мам. Я тебя люблю.

Пока. Янка.

8

Нина Митина

Мама… Как много в этом слове… Любви и боли. Радости и страданий.

– Мама, мне больно, – и слезы струятся из глаз. Я размазываю их грязными кулачками. Всхлипываю от боли и держусь за содранную коленку.

– Мама, мне страшно! Посиди со мной. – И я хватаюсь за ее руку. Цепко и крепко держу, чтобы она не ушла.

– Мама, как ты могла! – слезы обиды жгут глаза. Желание сделать больно рвется наружу.

– Мама, я никогда тебя не прощу! – слова, как бритвы, кромсают душу.

– Мама, я люблю тебя, – тихо шепчет сердце.

– Мама, прости меня! – как редко звучат эти слова…

Как-то так сложилось – ребенок бежит к маме, когда больно, страшно, плохо. Он знает – мама подует, утешит, и все пройдет.

Потом ребенок вырастает. Становится взрослым дядькой или взрослой теткой.

И вдруг оказывается – это мама виновата во всех неудачах.

Пошел не в тот институт – мама виновата. Она сказала – так правильно. Я же не мог ее огорчить.

Вышла замуж за нелюбимого – мама виновата. Ну, потому что выскочила за первого встречного ей назло. А теперь вот приходится терпеть.

Не складываются отношения с детьми – мама виновата. А кто ж еще-то? Это же она не научила меня любить. И я вот поэтому сухарь такой и не умею детей приголубить, обнять, о любви сказать…

И сидит этот взрослый дядька или взрослая тетка, и обвиняет свою маму во всех неудачах. Во всех косяках. С таким упоением это делает. С такой злостью.

– Она… да она… Она всю жизнь мне сломала!!! Если бы не она…

– Да, блин! Если бы не она – не сидел бы ты здесь и не канючил сейчас. Если бы не она – тебя бы просто не было. Совсем. Если бы она хотела тебе сломать и испортить жизнь – не рожала бы тебя.

Вот интересно все-таки, как так получилось, что мама – и величайшее добро, и самое большое зло в жизни человека? А?

Как у меня с мамой? – спросите вы.

По-разному.

До какого-то момента со мной не было проблем. Ну, или я о них не знаю.

Я всегда хорошо училась. Болела редко. Не перечила. Не спорила. Была послушной, но при этом умудрялась делать по-своему.

В общем, я не доставляла больших хлопот.

А потом – все. Это безмятежное время для мамы закончилось. И началось время переживаний и страхов. Вернусь ли я домой живая или нет? Увидит она меня еще или нет?

Это был период моих игр с жизнью и смертью, игр на выживание.

Думаю, именно тогда мама начала седеть.

Поддерживала ли она меня? И да, и нет.

Когда мои действия выходили за рамки социально-допустимых норм – нет. Потому что ей было страшно от этого.

А в остальном – да. Хотя…

Чаще всего я ставила маму перед фактом принятого решения.

– Мам, я ухожу из института.

– Мама, я поехала в Сыктывкар. Меня обратно не жди. Планирую остаться там жить.

– Мам, я беременна. Аборт делать не буду.

– Мам, я выхожу замуж.

– Мама, мы остаемся