Серебро на стрелах твоих (СИ) - Снежинский Иван

— Если ты думаешь, что я хоть что-нибудь понял из твоей тирады, то ты очень ошибаешься, — пробубнил я, устраиваясь в уютном кресле, — зовут-то тебя как, странный ты тип?

— Никита я, зови Ник, — подложил он еще одну подушку под спину.

— Точно Санта! — не удержался я от ехидного замечания.

— Ты сам очень странный, — качнул головой Ник, — ты в курсе этого, пацан?

— Кем работаешь, Санта? — спросил я, проигнорировав его слова.

Мне было прекрасно известно, насколько я странный.

Но при этом почему-то было легко рядом с ним, не потому, а вопреки. Наверное, причина была в том, что я помнил изумленную морду Максика, которого мой Санта скрутил на раз. Я всегда это буду вспоминать, стоит мне увидеть Ника.

— Сотрудник частного детективного агенства я, — Ник улыбнулся и стал приятнее намного, — документы показать тебе? Или на слово поверишь?

— Документы сейчас не подделывает только не умеющий писать, — отмел я его предложение и спросил самое главное. — Куда ты девал мою Алёнку, сыщик?

Я боялся, что он начнет мне зубы заговаривать: делать непонимающую мордаху, спрашивать, кто такая Алёнка, но он молчал, сверля меня тем взглядом, который в народе называют «нехорошим».

— Ты найдешь её там, куда, по моим скромным предположениям тебя отправят уже завтра, после чтения завещания, — Ник слез с кровати и пристроился к столу, — давай-ка поедим, Ваня. На голодный желудок даже короткий рассказ мне не осилить.

В ответ у меня красноречиво заурчало в животе.

Хотя есть я совершенно не хотел, но чашка чего-то густого, сладкого темного, почти черного, очень меня подбодрила. По словам Ника, это был шоколад, в непривычной для меня форме. Я заел напиток яблоком и уставился на жующего Ника, прикидывая, почему он такой стройный, при том, что поесть настолько не дурак. Такого пятиэтажного бутерброда, который Ник соорудил из масла, хлеба, ветчины, сыра и разных паштетов я в жизни не видел.

— А куда меня отправят? И зачем? — не удержался я.

— Отец твой, умер, всего месяц назад. Он оставил условие: все трое сыновей должны быть на чтении завещания. Пока не найдут младшего, то есть тебя, не видать наследничкам ни одной самой завалящей монетки. Армия детективов, нанятая твоими родственничками, отправилась искать тебя по всему свету. А нашел я, — Ник забросил последний кусочек монстра-бутерброда в рот. — Вот и всё.

— Ты сказал, что наследство большое, — начал осторожно я, откладывая в сторону недоеденное яблоко, — но меня отец ни разу не видел. Почему бы ему не поискать меня гораздо раньше, когда я мечтал с ним познакомиться?

— Искали тебя. Всё время. Облазали всю Империю славян. Были даже за пределами. Но не нашли. Потому что спрятала тебя твоя мамаша под самым носом семьи. Длинная история. Думаю, отец оставил тебе письмо. Относительно всех этих традиций, связанных с завещаниями, твой папенька был очень консервативным типом, а вот воспитали тебе так, брошенного, отвергнутого семьей, благодаря твоей матери, которая выкрала младшего сына из дома. Самое удивительное, что она вернулась в семью и молчала о том, куда девала ребенка. И только, умирая, заявила, что хотела, чтобы ты стал человеком, а не бездушным солдатом, как старшие сыновья, — пояснил Ник, неторопливо делая себе еще один на этот раз шестиэтажный бутерброд, щедро поливая его сверху кетчупом, казавшимся мне кровью.

Узнать о смерти обоих родителей было неприятно, больно даже. Да, я понял, что отца больше нет, но втайне надеялся, что мама, моя родная мама, жива.

Зря я загадал то желание. Интересно, если бы оно не промелькнуло в моих мыслях случайно, я бы всё равно получил его исполнение? Ведь на уровне подсознания я всегда мечтал познакомиться со своей семьей.

— То есть, матушка меня выкрала, подкинула в среднестатистический дом ребенка в маленьком районном городишке, после чего меня искали, но не нашли? — уточнил я, отбирая бутерброд у Ника. — Объясни уж всё подробнее, получишь еду обратно. Можно я попробую этого монстра?

— Так оно всё и было, а, может, и не так, — Ник отобрал свой бутерброд обратно, так и не дав мне откусить хоть чуточку, — но нам важно, что есть сейчас. Наверняка, ты упомянут в завещании, но братья тебя уже ненавидят за это, они вечно дрались между собой за первое место в семье, а теперь объединятся против тебя. Дружить против кого-то всегда интереснее, чем просто так, — он глубокомысленно оглядел бутерброд и откусил почти половину. — Не тревожься ты, царевич, ложись спать. Завтра всё прояснится, — запихнул он оставшуюся часть бутерброда в рот.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Почему царевич-то?! — выпалил я, глотая остатки своего яблока.

— Так ты ж Иван, вот царевич само и произнеслось, — улыбнулся мой личный Санта, — да, ты не тушуйся, парень, прорвемся, к тому же твой папенька был князем, а ты княжич, выходит, до чтения завещания еще. А потом видно будет, чем всё обернется. И кто чего получит. Иди, поспи. Завтра тебе надо выглядеть посвежее и получше. Конечно, братьев тебе не переплюнуть, ну, хотя быть казаться не хуже их тебе по силам.

— Не, не пойду я никуда, — я выложил семечки яблока на ладонь, — можно я здесь, в кресле заночую? Одному мне слишком неуютно будет.

— Ложись, — Ник протянул мне мягкое легкое покрывало, нажал какие-то рычаги на кресле.

И оно превратилось в узкий диванчик.

Но я не мог уснуть, мне не нравилась история, рассказанная мне моим личным Сантой. Уж очень неправдоподобной она выглядела.

Забылся я только к утру, когда окна нахорошо посветлели. Мне снилось, что я убегал от разъяренного Максима, обещавшего спустить с меня шкуру.

Проснулся я вялым, измотанным и огорченным. Хотя Максим во сне меня так и не поймал.

— Вымойся, как следует, но не валяйся в ванне долго, — посоветовал после чашки кофе и пары апельсинов Ник, — я заказал тебе кое-какие тряпки, через полчаса принесут на примерку.

Я вяло кивнул и потащился в ванную, огромную и такую роскошно вызолоченную и мраморную, что как я ни пялился по сторонам, всего рассмотреть не смог.

Ледяная вода привела меня в чувство.

Когда я вышел, завернувшись трижды в полотенце размером с простыню, на кровати и креслах уже лежали вороха одежды.

— Выбирай, что нравится, я пойду ополоснусь, — бросил мне Ник, махнув руой в сторону горы тряпок.

Я нашел черные джинсы и черную майку, куртку решил оставить свою. Мысль о костюме и гластуке вызвала у меня икоту, хотя я понимал, что, наверное, официальное мероприятие требует подходящей одежды, но не в силах был начинать прогибаться уже сейчас один на один с собой. Я побродил по комнатам, привыкая к новеньким джинсам и наглаженной майке без всякого принта. В зеркалах отражался тощий парень с вызовом в глазах.

— Оделся? Нам к полудню надо до места добраться, — Ник оглядел меня, кивнул на часы, — пожалуй, пора.

— Только одиннадцать, — ткнул я в часы на стене.

— Ехать нам за город, давай поспеши, — только и сказал он, натягивая свою привычную одежку.

И очки не забыл, хотя день был пасмурный.

Мы ехали по городу, я смотрел в окно, горожане улыбались, болтали, шли по своим делам, ехали на велосипедах и роликовых коньках по тротуарам, толпились на остановках, а я им завидовал, никому из них сегодня не предстоит ничего неприятного, по крайней мере, настолько гадкого, как мне.

Часы показывали без пятнадцати полдень, когда мы въехали за высокий забор и остановились на пункте охраны.

— С приездом, — заулыбались Нику четверо парней и продолжали вразнобой, — все съехались, только вас и ждут. Нотариус уже давно появился.

— Ясно, — буркнул Ник, бросив мне, — хотя бы рюкзак в автомобиле оставь.

Но я упрямо помотал головой и зацепил свое единственное имущество лямкой за левое плечо. Парни-охранники рассматривали меня украдкой и странно переглядывались.

Ник вздохнул, комментировать мое непослушание не стал, пересел в смешную электрическую белую машинку и повез нас в глубь поместья.

Иначе назвать это всё язык не поворачивался.