Горе господина Гро - Макс Фрай

– Прекрасно тебя понимаю, – кивнул он. – Еще вчера ночью отправил очередную открытку. Так что будут тебе гости, Триша. Все будет.

Обещание его прозвучало довольно мрачно. Непонятно, то ли гости ожидаются неприятные, то ли истории у них скучные. Но этого не может быть, Триша точно знает.

– У тебя такой вид, словно ты намерен принести себя в жертву ради наших развлечений, – сочувственно говорит Меламори. – Что, видеть никого не хочешь?

– Знаешь, сам не пойму. Да нет, не то чтобы не хочу, скорее мне все равно, хотя, теоретически, я же должен подпрыгивать от нетерпения и восторга. Но не подпрыгиваю почему-то. Вероятно, в моем исполнении спокойствие выходит похожим на скверное настроение. Но это не оно, честное слово.

– Тогда ладно, – соглашается Меламори. Но глядит на него недоверчиво.

– Да, отсутствие энтузиазма тебе совсем не к лицу, – улыбается Франк. – Девочки уже ждут конца света, зуб даю. Так что ты, будь любезен, все-таки подпрыгни от нетерпения и восторга, хотя бы пару раз. Чтобы разрядить обстановку. А то со стороны твое спокойствие сильно смахивает на усталость и равнодушие. С чего бы? Ты дома, жизнь, можно сказать, только начинается, все будет как пожелаешь, – самое время для восторженных прыжков. Нет?

– Теоретически – да, самое время, – говорит Макс. – А на деле пока не выходит. Ты прав, здесь, сейчас я дома, и все будет, как я пожелаю, а я, конечно же, ничего не желаю, потому что у меня и так есть абсолютно все, что нужно для счастья. Спасибо, заверните, я возьму с собой.

– Сейчас ты скажешь, что этого мало, – смеется Франк.

– Нет. Я скажу, что этого много, даже слишком, потому что меня – мало. Ну то есть гораздо меньше, чем требуется, чтобы вместить этот Город, всех вас и еще пару-тройку отсутствующих в придачу. Если я позволю себе любить еще что-то или кого-то, неважно, меня разорвет в клочья, будете потом с Тришей рукодельничать долгими дождливыми вечерами, сшивать меня как лоскутное одеяло.

– Ничего, – говорит Франк. – Надо будет – сошьем. Лучше прежнего.

– Кто бы сомневался. Ладно, не бери в голову, я скоро вырасту, и все в меня поместится. Причем учти, вторая чашка кофе поместится в меня прямо сейчас. И не хочу, конечно, пугать тебя заранее, но предвижу, что третья – тоже.

– Что в тебе по-настоящему прекрасно, – говорит Меламори, – так это умение несколькими словами разрядить напряженную обстановку, которую перед этим сам же и создал, причем на пустом месте. Который год тебя знаю, а до сих пор на это покупаюсь. Невозможно устоять.

В сумерках Триша отправилась на рынок за серыми яблоками. Давно собиралась испечь с ними пирог, удивить гостей, но купить серые яблоки можно только вечером: от солнечного света они мгновенно теряют аромат, становятся рыхлыми, приторно-сладкими и быстро, буквально за пару часов, сгнивают окончательно. Поэтому когда в садах на окраине среди прочих деревьев появляются огромные черные чехлы, это значит, что созрел новый урожай серых яблок и у входа на рынок поставили специальный ночной прилавок для торговцев, – самое время мешать тесто для пирога и отправляться за лучшей в мире начинкой. Хорошо, что фонари и лампы этим яблокам не страшны, а то пришлось бы покупать их в каком-нибудь темном подвале и пирог потом печь на ощупь. А так – просто дополнительное удовольствие, почти приключение. Все нормальные люди ходят на рынок с утра пораньше, а тут вдруг – на ночь глядя. Чудеса.

Все это она по дороге объясняла Меламори, которая вызвалась составить ей компанию, сказала, не нагулялась за день. По идее, ноги должны бы уже гудеть, но не гудят, что хочешь с ними делай. И по-прежнему ужасно интересно, куда сворачивает вон та улица, и вот эта, и еще та – да сколько же их тут?! Невозможно остановиться.

Поэтому на рынок они пошли вдвоем, а обратно решили возвращаться кружной дорогой, даже заблудились немножко, ровно настолько, чтобы зайти в кафе, перевести дух, съесть по порции орехового мороженого и сообразить, наконец, что нужный мост – вот же он, в двух шагах. Хорошо хоть корзину с яблоками под столом не забыли на радостях.

А когда они вернулись, в “Кофейной гуще” уже сидел новый гость, худощавый господин средних лет, с узким как бритва лицом, по-птичьи пронзительным взором и крупным, породистым носом. Он довольно сердито втолковывал что-то Максу и Франку, те же слушали его с нескрываемым удовольствием, причем Франк уставил стол едой, не дожидаясь, пока все соберутся, – ну и дела!

Триша думала, Меламори сейчас обрадуется и побежит обниматься с хмурым незнакомцем, ну или хотя бы просто поздоровается, но та замерла на пороге и с удивлением разглядывала гостя.

– Ты бы нас все-таки познакомил, Макс, – наконец сказала она.

Тот поглядел на нее с нескрываемым изумлением; потом рассмеялся и схватился за голову – одновременно.

– Слушай, ну конечно, ты же его не узнала! Якак-то не сообразил, что ты никогда не уезжала из Ехо в компании сэра Кофы. За пределами столицы он всегда выглядит именно так;[1] я думал, что узнал об этом последним, а ты, выходит, до сих пор не в курсе. Надо же.

– Так это вы, Кофа? – вздохнула Меламори. – Простите, вас совершенно невозможно узнать – впрочем, как всегда. Но здесь-то зачем менять внешность?

– Ты так и не поняла, – укоризненно сказал гость. – До сего дня я полагал тебя более-менее сообразительной. Здесь я в кои-то веки таков, каким родился. Знакомый тебе облик – просто маскарад, как и все остальное, с той лишь разницей, что от него не так-то просто надолго избавиться. Собственно, отъезд из столицы – единственный известный мне способ. Все-таки мой покойный отец был очень хорошим колдуном, хоть и употребил немалую часть жизни на то, чтобы избавиться от собственного могущества. Ну что ты так на меня уставилась? Конечно это Хумха меня заколдовал, кто же еще. Сперва пробовал перевоспитать, но не преуспел. И решил: если уж единственный сын совершенно не соответствует его представлениям об идеальном наследнике, это дело можно поправить, для чего же еще существует магия. Я сам, разумеется, остался таким, как был, переменились лишь внешность и манеры, но, по крайней мере, смотреть на меня отцу стало несколько приятнее. Ты удивлена? Напрасно, родительская любовь еще и не до такого людей доводит. Твой собственный папочка, будь уверена, поступил бы с тобой точно так же, если бы сумел. Но куда ему до Хумхи.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});